ОСОБЕННОСТИ КОМПЛЕКТОВАНИЯ И СОЦИАЛЬНОГО СОСТАВА РЕГУЛЯРНЫХ ЧАСТЕЙ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ ЮГА РОССИИ /РУССКОЙ АРМИИ/ В АПРЕЛЕ - ОКТЯБРЕ 1920 ГОДА.

Новый Главком ВСЮР генерал - лейтенант Петр Николаевич Врангель считал необходимым проведение серьезных изменений в структуре белой армии. В системе комплектования и организации воинских частей был окончательно утвержден приоритет “регулярства” над “добровольчеством”[1]. В апреле 1920 года ген. П.Н. Врангель объявил, что отныне не должно быть наименований “добровольческий”, и все части становятся единой Русской армией. Приказ № 3049 от 28 апреля 1920 года гласил: “Армия перестраивается на новых началах. Основания комплектования Армии изменены - части войск комплектуются не добровольцами, а лицами призванными на военную службу по мобилизации. Новая организационная схема ничего общего со старой добровольческой не имеет. Необходимо теперь же отказаться и от старых, неприложимых к новым, организационных соединений. Добровольцы и Добровольческий корпус должны иметь наименования - армейские по номерам, а казачьи по соответствующему войску...”[2].

Формальное переименование Вооруженных Сил Юга России в Русскую армию произошло после подписанного 27 июля соглашения с казачьими атаманами[3]. Сам акт переименования связывался с возвращением к традициям Российской Императорской Армии. В приказе Главкома № 3580 от 26 августа отмечалась эта преемственность и особо выделялась роль российского офицерства: “Величие Российского Государства покоилось на могучих Армии и Флоте. В переживаемое нами лихолетье небольшие числом, но крепкие духом возрождающиеся Русская Армия и Флот грудью своей отстаивают от красного интернационала последний клочок необъятной когда-то нашей Родины. Верю, что настанет время, и Русская Армия, сильная духом своих офицеров и солдат, возрастая, как снежный ком, покатится по родной земле, освобождая ее от изуверов, не знающих Бога и Отечества. Будущая Россия будет создана армией и флотом, одухотворенными одной мыслью: “Родина - это все”. Вдохнуть в армию эту мысль могут прежде всего офицеры - душа армии”[4].

Началом преобразований в армии стало расформирование многочисленных воинских частей, кадры которых складывались на юге России на протяжении всего 1919 и начала 1920 годов. Так, приказом № 2975 от 6 апреля был ликвидирован ряд воинских частей, интернированных в Польше после окончания т.н. “Бредовского похода” (окончательно расформированы 21 июля)[5]. Боеспособные части Крымского корпуса генерал - майора Я.А. Слащова и Добровольческого корпуса генерал - лейтенанта А.П. Кутепова в апреле - мае пополнились за счет ликвидации частей и соединений ВСЮР, а также учреждений военного ведомства[6]. Существенные переформирования произошли и в кавалерии, где упразднялись так и не сложившиеся в отдельные воинские части ячейки старых полков. В соответствии с приказом № 3050 от 29 апреля 1920 года личный состав расформированных воинских частей должен был целиком переходить в полки Крымского и Добровольческого корпусов в качестве отдельных батальонов, рот, взводов, дивизионов и др., сохраняя при этом прежние форму и наименования[7]. Так подразделения 1-го партизанского генерала Алексеева полка вошли в состав 52-го пехотного Виленского имени генерала Алексеева полка, эскадрон 3-го драгунского Новороссийского полка - в 1-й конный полк и т.д.[8] В приказе подчеркивалась недопустимость перевода офицеров из части в часть без согласия на это командира и использования офицеров на должностях не соответствующих их квалификации[9].

Проводимые переформирования должны были укрепить структуру Белой армии, сделать ее более управляемой. Исчезали многочисленные полки и отряды, “возрождавшиеся” в тылу полки Императорской Армии.[10] К осени 1920 года Русская Армия была построена уже по четкой структуре: 2 армии, 3 армейских корпуса, каждый из которых включал в себя пехотные, кавалерийские части, артиллерию[11]. Кадры регулярной кавалерии сводились в отдельный кавалерийский корпус. Добровольческая “самодеятельность” в создании новых воинских частей уступила место принципам “правильного” формирования. Новые части образовывались теперь, как правило, только в составе действовавшего на фронте более крупного подразделения и не отводились специально в тыл (например создание Сводно – гренадерского полка в составе 1-го Алексеевского пехотного полка[12], Кавказского стрелкового полка в составе 1-го Марковского пехотного полка[13]).

Однако “традиции” формирования отдельных воинских частей в тылу, под видом “возрождения старых полков” были довольно живучи, несмотря на строгие запреты со стороны штаба Главкома. Так, приказом № 3369 от 27 июня 1920 года отмечалось, что, не взирая на требования “расформировать все излишествующие учреждения и обозы, обратив личный состав на укомплектование боевых частей…, Гвардейский Кавалерийский полк, имея на фронте 81 офицера, 1 214 солдат, продолжает в тылу при запасном эскадроне и различных командах держать 79 офицеров и 1 047 солдат, из которых более 60% могли бы усилить боевой состав полка на фронте”[14]. “Раздувание штатов” считалось недопустимым в условиях острой нехватки людских пополнений на фронте. В распоряжении Главкома от 20 апреля 1920 года указывалось, что “многие из подлежащих расформированию воинских частей и учреждений до сего времени не выполняют приказы и продолжают жить на старые отпущенные деньги… При ограниченном числе бойцов в строю при частях существуют огромные обозы. Приказываю в десятидневный срок сдать сведения обо всех частях и учреждениях на территории Крыма, подлежащих ликвидации”.

Была упорядочена и система запасных частей. Ряд соединений имели несколько запасных батальонов, тогда как некоторые части пополнялись “напрямую”, без посредства запасных частей. Из армейских запасных бригад пополнения на фронт приходили зачастую несвоевременно. На смену произвольному пополнению действующих на фронте воинских частей, пришла система, при которой запасные части имелись только на уровне армии, дивизии и полка. Так, запасные батальоны Марковской пехотной, Дроздовской стрелковой дивизий послужили основой для формирования четвертых полков данных дивизий[15].

Из армейских запасных батальонов (сведенных в 1-ю армейскую запасную бригаду) пополнения постоянно направлялись на фронт, в части имевшие наиболее крупные потери. Это позволяло избежать массового дезертирства в течении всего лета 1920 года, так как такие пополнения, как правило, не составляли большинства в рядовом составе этих полков, что имело место в 1919 году, и достаточное число офицеров и старослужащих гарантировало определенную устойчивость воинских частей, контроль за поведением запасных[16]. Из специальных запасных частей можно отметить формирование Запасного Бронетанкового дивизиона (Приказ Главкома Русской армии № 158 от 29 августа 1920 года).

Переформирования и расформирования частей и соединений ВСЮР вызывались также и острой нехваткой новых добровольцев в Таврии. Хотя попытки получить пополнения добровольцами предпринимались и в 1920 году. Особенно часто прибегали к этому (через объявления в газетах) 1-й Дроздовский стрелковый полк, полки 6-й пехотной и вновь формируемой 12-й пехотной дивизии[17]. Но эти призывы не давали ожидаемого эффекта. Крупные добровольческие пополнения Таврия давала уже в 1918 и в 1919 годах. Практика же пере- и расформирований продолжалась на протяжении всего 1920 года. В июле – сентябре, прибывшие из Польши пополнения “бредовцев” были незамедлительно направлены в действующие на фронте полки (кадры 42-го пехотного Якутского, 14-го пехотного Олонецкого и 80-го Кабардинского полков вошли в состав Марковской пехотной дивизии; кадры Симферопольского офицерского полка - в состав 49-го пехотного Брестского и 52-го пехотного Виленского полков[18], а также пошли на формирование и пополнение создаваемых воинских частей (Кавказского стрелкового, 83-го пехотного Самурского, 25-го пехотного Смоленского полков). При этом, некоторые части все же сохранили свою “самостоятельность” (42-й Донской стрелковый полк, подразделения Гвардейских полков, вошедшие в состав Сводно – Гвардейского отряда)[19].

Пополнения на фронт изыскивались везде, где было возможно. В соответствии с приказом генерал – лейтенанта Н.Н. Стогова (коменданта г. Севастополя) по войскам армейского тылового района и Керченского полуострова всем солдатам “некатегористам” (то есть инвалидам, раненым, увечным), служащим в каких-либо гражданских учреждениях, обществах, кооперативах, предписывалось немедленно явиться к городским и сельским комендантам для переосвидетельствования и отправки на фронт. Отмечалось, что “никакие охранные свидетельства или отсрочки ни за чьими подписями недействительны”. Не явившиеся до 20 июля считались дезертирами[20]. Этим же приказом отменялось распоряжение Главкома ВСЮР от 3 декабря 1919 года об охране железных дорог и все военнослужащие, участвовавшие в охране, направлялись на фронт[21]. Распоряжением генерал – лейтенанта А.С. Лукомского, представителя Главкома в Константинополе, предусматривалась отправка в Крым военнослужащих, находящихся в данное время за границей на следующих основаниях: все желающие ехать штаб и обер – офицеры в возрасте до 43 и 50 лет соответственно, перевозились в Крым, а не желающие отправляться на фронт теряли право на военную выслугу и переводились на положение гражданских беженцев, с потерей пособий и льгот, предоставляемых военным[22].

Распоряжением ялтинского уездного воинского начальника (5 июля 1920 года) все инженеры, лица со специальным техническим образованием, студенты последних курсов высших учебных заведений подлежали отправке в 7-й армейский запасной батальон, расположенный в Симферополе, где из них следовало сформировать особую бригаду специалистов[23].

Приказом Главкома ВСЮР № 3492 от 1 августа 1920 года устанавливалось новое переосвидетельствование белобилетников. Освобождались от явки лишь четырежды переосвидетельствованные, признанные совершенно негодными к военной службе. Этим же приказом существенно сокращался список болезней, освобождавших от военной службы[24].

Но даже такие жесткие меры против белобилетников и льготников не давали необходимых результатов. При процветавших в Крыму 1920 года взяточничестве, спекуляции добиться освобождения от службы за соответствующую “мзду” чиновникам и врачам было легким делом для крымской буржуазии. Да и эффективность “увечных воинов” на фронте была небольшая, особенно против бойцов РККА, приобретших большой военный опыт к осени 1920 года.

В целях более интенсивной постановки в строй всех “тыловиков” военное руководство предпринимало меры по проверке воинских удостоверений. В приказе коменданта главной квартиры № 42 от 16 апреля 1920 года отмечалось, что в результате произведенной проверки воинских документов, только в Севастополе за несколько дней было задержано более 100 офицеров и солдат с просроченными военными билетами и не приписанных к воинским частям[25]. Не обошлось и без характерной для гражданской войны “импровизации”. Так, в первые дни после эвакуации в Крым некоторые начальники воинских частей производили самочинные мобилизации мужского населения призывного возраста, таковой была, например, “мобилизация” в Севастополе командиром 1-го стрелкового генерала Дроздовского полка генерал – майором А.В. Туркулом всех “беспризорных господ офицеров”[26].

Командованию удавалось получать пополнение и за счет сокращения штатов военных чиновников. Распоряжением Главкома от 27 июля 1920 года все они, “годные к строевой службе и находящиеся на хозяйственных должностях в штабах и тыловых учреждениях”, направлялись в 7-й армейский запасной батальон (Симферополь) или 5-й армейский запасной батальон (Керчь) для прохождения строевой подготовки и отправки на фронт”[27].

В целом весь “крымский период” Белой борьбы на юге России характеризовался истощением людских резервов и необходимостью крупных пополнений для фронта. Поэтому генералом П.Н. Врангелем и предпринимались меры по тотальной мобилизации всего подлежащего призыву мужского населения, ужесточению ответственности за уклонение от призыва и дезертирство. 19 мая Главком, формально не объявляя новой мобилизации, приказом № 3137 установил 2 июня сроком явки на сборные пункты призванных, но не явившихся по прежним мобилизациям, лиц в возрасте от 20 до 34 лет[28]. Приказом Главкома ВСЮР № 3468 от 27 июля 1920 года в 5 уездах Крыма подтверждалась мобилизация возрастов и категорий прошлогоднего (1919 года) призыва, а возраст военнообязанных нижних чинов был поднят до 35 лет[29]. Этим же приказом в регулярные части призывались новобранцы (призыв 1921 и 1922 годов – самый молодой за весь период Белого движения на Юге России)[30].

Приказом Главкома № 3515 от 9 августа 1920 года вводилась мобилизация и во вновь занятой белыми Северной Таврии. Для пополнения убыли в строевых частях надлежало призвать В Днепровском уезде военнообязанных призыва 1920 и 1914 годов (1899 – 1893 годов рождения соответственно), а в Бердянском и Мелитопольском уездах – 1914, 1915 годов призыва (1893, 1894 годов рождения, соответственно). Лица в возрасте 36 – 37 лет (призыва 1904, 1905 годов – 1883, 1884 годов рождения, соответственно) направлялись в тыловые части и Государственную стражу[31]. Таким образом группы призыва запасных и новобранцев в регулярные части в 1920 году устанавливались от 1904 до 1922 годов (от 1901 до 1883 годов рождения).

От призыва освобождались единственные кормильцы семьи (льгота 1-го разряда), а также члены земельных советов (органов, осуществлявших земельную реформу Правительства Юга России), учащиеся старших классов средних учебных заведений, родившиеся с 1 января по 1 июля 1902 года. Желающие служить в кавалерии обязаны были явиться на сборный пункт с собственной лошадью. Суровые наказания ожидали тех, кто отказывался подчиниться призыву. За неявку в установленный срок предусматривалась конфискация имущества уклонившихся в пользу семей военнослужащих Русской армии и военно–полевой суд.

Приказ Главкома № 3548 от 4 сентября 1920 года устанавливал следующие меры в отношении дезертиров: “Замечается уклонение со стороны призываемых к исполнению воинской повинности от своего долга перед Родиной. Для прекращения сего и во исполнение моих приказов от 27 июля и 9 августа приказываю: взамен уклоняющихся от призыва брать на службу членов той же семьи мужского пола в возрасте от 17 до 43 лет, а за отсутствием таковых в семье приказываю брать недостающих от общества (от сельской общины – то есть, по принципу “круговой поруки” – прим. В.Ц.), в котором имеет место недостаток возрастов еще не призванных”[32]. 23 сентября был издан приказ о лишении дезертиров и уклоняющихся права на владение и наделение земельными участками в собственность в ходе реализации земельной реформы Правительства Юга России 25 мая 1920 года[33].

Надежность мобилизованных в Таврии в 1920 году была невысока[34]. Жестокими мерами удавалось уменьшить дезертирство, однако боевые качества воинских частей, составленных из мобилизованных, были таковы, что в серьезных боях имели место неоднократные факты сдачи в плен при отступлении белых из Северной Таврии в конце октября, (например, в 6-й и 7-й пехотных дивизиях 3-го армейского корпуса, сильно разбавленных осенью 1920 года мобилизованными тавричанами. Много дезертиров было из полков 13-й и 34-й пехотных дивизий 2-го армейского корпуса. Не помогла успеху мобилизаций и проводимая в Таврии аграрная реформа, призванная заинтересовать крестьян в защите “собственной земли”[35].

Мобилизации 1920 года, хотя и проводимые “по правилам мирного времени” (через систему призывных комиссий, с учетом всех категорий военнообязанных и льготников), принесли гораздо меньший эффект чем мобилизации 1918 – 1919 годов. Призывники, готовые сознательно подчиниться мобилизационным распоряжениям, уже давно находились на фронте, а призываемые контингенты (особенно, запасные) тяготились военной службой, стремясь вернуться к своему хозяйству. В октябре, во время боев у Каховки и в Заднепровской операции разведывательные сводки РККА неоднократно отмечали перебежчиков из состава 6-й, 7-й, 13-й и 34-й пехотных дивизий, а о запасном батальоне 6-й пехотной дивизии говорилось даже как о “большевистски настроенном”[36].

Из контингентов мобилизованных высокой надежностью отличались, как и в 1918, 1919 годах, немцы – колонисты. Еще в 1918 году многие из них добровольно, в рядах отдельных отрядов самообороны, сражались с большевиками и местными повстанцами – махновцами, а затем вошли в состав подразделений 5-го кавалерийского корпуса и 4-й и 5-й пехотных дивизий[37]. Генерал П.Н. Врангель пользовался среди них особой популярностью. Стремление колонистов к организации самостоятельных воинских частей проявилось и в 1920 году в Таврии, где был создан полк немцев – колонистов[38] (колонисты Мелитопольского уезда, в частности, постановили самостоятельно провести в колониях мобилизацию мужского населения от 18 до 43 лет)[39]. Из них даже предполагалось сформировать отдельную бригаду. В Крыму (Приказом Главкома ВСЮР № 3285 от 7 июня 1920 года) было образовано специальное Управление формирований из немцев – колонистов[40].

Крымские татары, за исключением добровольцев в рядах Крымского конного полка, большого желания к службе не проявляли, дезертируя со сборных пунктов и из запасных частей, пополняя ряды крымских “зеленых”[41].

Отношение к мобилизациям по районам Таврии также было неодинаковым. В октябре 1920 года, в момент наибольшего продвижения фронта Русской армии на север, ряд волостей отмечались в фронтовых сводках как выполнившие мобилизацию на 60-70%% (наивысшие показатели мобилизаций для гражданской войны)[42]. Так, например, в Ореховской волости Мелитопольского уезда Таврической губернии крестьяне сами выдавали дезертиров[43], в Бердянском уезде подавляющее большинство призываемых явилось на службу[44]. А в освобожденном от красных в сентябре 1920 года Александровском уезде Екатеринославской губернии фиксировалось выполнение мобилизации на 75% (несмотря на то, что около года этот уезд считался одним из самых неблагополучных, фигурировал в сводках как “махновский”)[45]. Крестьяне Пологской волости данного уезда просили воинского начальника не давать никаких отсрочек призываемым[46]. Подобное отношение к мобилизации было типично для наиболее пострадавших от большевиков уездов и волостей Северной Таврии и Екатеринославской губернии.

Хуже было положение в крымских уездах – Феодосийском, Евпаторийском, а также Днепровском уезде в Северной Таврии. Здесь процент явки не поднимался выше 15-30%% [47]. Негативно на качестве пополнений мобилизованными сказывалась и краткость боевой подготовки (не более месяца в запасных частях) перед отправкой на фронт. Выполняя запросы армии, запасные части, особенно запасные батальоны полков и дивизий, направляли в бой маршевые подразделения с интервалом в 1 – 2 недели, а нередко и в полном составе принимали участие в сражениях рядом со строевыми частями (запасные батальоны Марковской пехотной, Дроздовской стрелковой, Корниловской ударной дивизий в сентябре – октябре 1920 года)[48].

Последним источником крупных пополнений воинских частей Русской армии в 1920 году были военнопленные. Теперь эти контингенты использовались гораздо чаще, чем в 1919 и, тем более, в 1918 годах. Как уже отмечалось, Л.Д. Троцким, под влиянием массовой сдачи в плен, дезертирства и почти полного разложения частей, укомплектованных местными уроженцами, была изменена система пополнения частей РККА, сражавшихся на Южном фронте. Теперь эти соединения красной армии (6-я и 4-я армии) почти целиком комплектовались уроженцами центральных, северных и поволжских губерний[49], причем большую роль советское руководство отводило подразделениям красных курсантов и интернационалистов – убежденных врагов Белого движения[50]. Но подобная система, как ни парадоксально, оказалась, в некоторой степени выгодной для Русской армии, так как сдававшиеся в плен красноармейцы, понимая тяжесть наказаний, которая ожидала их в случае возвращения в ряды РККА, в большинстве случаев сражались хорошо и не дезертировали, а их “родной дом” был слишком далеко от южного фронта[51].

Далеко не последнюю роль играло растущее недовольство советской аграрной политикой мобилизованных в красную армию крестьян центральных и северных губерний. Определенное значение здесь имела открытая пропаганда в рядах советских полков земельного законодательства Правительства Юга России, предоставлявшего крестьянам в собственность частновладельческие земли за небольшой выкуп. В 1920 году все же имели место отдельные факты перехода к красным, особенно в период неудач Русской армии в Северной Таврии и во время боев на Перекопе в октябре 1920 года (сдача в плен части 83-го пехотного Самурского полка, 3-го батальона 2-го Дроздовского стрелкового полка в бою 27 октября на Перекопе)[52].

Что касается сдавшихся в плен красноармейцев, то они направлялись в запасные части тех соединений Русской армии, которым они сдавались. Но были распространены случаи немедленной постановки в строй красноармейцев, добровольно изъявивших согласие бороться с большевиками (особенно после первых боев в Северной Таврии в июне 1920 года)[53]. Подобная практика, помимо положительного значения (пополнения сознательными бойцами) оказалась чреватой опасностью “разложения изнутри” полков Русской армии красными разведчиками и агитаторами (именно о них писал генерал А.В. Туркул, когда в октябре 1920 года в рядах 1-го Дроздовского стрелкового полка была выявлена группа разведчиков 13-й стрелковой дивизии РККА)[54].

Итак, принципиальное отличие в системе комплектования белой армии в 1920 году от 1918 – 1919 годов заключалось в явном преобладании “регулярства” над “добровольчеством”. Армия 1920 года приобретала черты кадровой, профессиональной армии. Этому способствовали налаженная система пополнений (почти исключительно через запасные части), большой процент офицеров, внутренняя спайка воинских частей, наличие боевых традиций, сложившихся за годы гражданской войны (особенно в полках 1-го армейского корпуса)[55]. Эти качества отмечали почти все советские мемуаристы и военные историки, начиная с самого Командующего Южным фронтом М.В. Фрунзе, не забывая, при этом, упомянуть о “профессионализме врангелевских кондотьеров”, об армии с чертами “наемной”, но лишенной какой – либо идейной сплоченности[56].

В то же время, очевидно, что эффективное внедрение принципов “регулярства” в условиях гражданской войны оказалось оправданным только на относительно небольшом театре военных действий и в небольшой по численности армии (каковыми и являлись весной – летом 1920 года Таврия и Русская Армия генерала П.Н. Врангеля). С занятием к осени более обширных районов, с необходимостью увеличения численности армии, началом массовых мобилизаций, начинали проявляться недостатки пополнений мобилизованными и пленными, типичные для всех предшествовавших лет войны. В связи с перспективами перенесения операций в Правобережную Новороссию, в сентябре – октябре 1920 года военное руководство стало уделять большее внимание различным “самодеятельным” повстанческим отрядам, разрешая им действовать независимо от распоряжений армейского командования (отряды атаманов Володина, Савченко, Чалого)[57], “зондируя почву” для сотрудничества даже с бывшими петлюровскими военачальниками (М. Омельянович – Павленко и др.)[58].

Следует отметить, что в условиях острой нехватки людских пополнений тотальные мобилизации 1920 года давали лишь кратковременные результаты, позволяли количественно пополнять воинские части на фронте и “очищать” тылы, но боевые качества вчерашних чиновников, инженеров, студентов и полубольных белобилетников, которые были, как правило, ниже чем у мобилизованных крестьян – новобранцев, приводили к большим потерям и необходимости новых пополнений. При этом, безусловно, и мобилизованные, и пленные, сознательно воевавшие за идеалы Белого движения не уступали добровольцам и ветеранам Русской армии, проявляли стойкость и несли относительно меньшие потери.

---

[1] Врангель П.Н. Указ. соч. т.2., с. 79.

[2] Возрождение Русской армии. Константинополь, 1920. С. 6-7.

[3] Врангель П.Н. Указ. соч. т.2., с. 132, 135.

[4] Юг России. Севастополь, № 125, 28 августа 1920 года.

[5] РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 121 б., Листы не нумерованы.; Ф. 39540, Оп.1., Д. 179, Лл. 166 – 166об

[6] РГВА. Ф. 39540, Оп.1., Д. 45, Лл. 13 – 13об.

[7] РГВА. Ф. 40213, Оп.1., Д. 2200, Л. 514.

[8] РГВА. Ф. 39457, Оп.1., Д. 371, Л. 109.

[9] Там же

[10] Там же. Л.110 – 111

[11] РГВА. Ф. 39540, Оп.1., Д. 180, Лл. 83 – 88

[12] Кривошей А. Краткая история гренадерских частей в гражданскую войну. // Военно – исторический вестник № 18 ноябрь 1961 г. с. 25.

[13] Павлов В.Е. Указ. соч. с. 235.

[14] РГВА. Ф. 39457. Оп.1., Д. 371, Л. 259об.

[15] Павлов В.Е. Указ. соч. с. 309.; Кравченко В. Указ. соч. с. 181

[16] РГВА. Ф. 101, Оп.1., Д. 174., Л. 134 об; Ф. 192, Оп.3., Д. 1441, Л.6.

[17] Юг России. Севастополь, № 20. 21 апреля 1920 г.; № 21, 24 апреля 1920 г.; Военный Голос. Севастополь, № 71, 21 июля 1920 г.; № 85, 18 июля 1920 г.

[18] Павлов В.Е. Указ. соч. с. 275.; Альмендингер В. Указ. соч.

[19] Голеевский М. Указ. соч. Книга 3., С. 55 – 56

[20] Юг России. Севастополь, № 83, 8 июля 1920 г.

[21] Там же.

[22] Там же. № 86, 11 июля 1920 г.; Лукомский А.С. Указ. соч. т.2., с. 236.

[23] Юг России. Севастополь, № 94, 21 июля 1920 г.

[24] Там же. № 186, 8 августа 1920 г.

[25] Юг России. Севастополь, № 17, 16 апреля 1920 г.

[26] Туркул А.В. Указ. соч. с. 181 – 182.

[27] Юг России. Севастополь, № 105, 2 августа 1920 г.

[28] Юг России. Севастополь, № 21, 24 апреля 1920 г.

[29] Врангель П.Н. Указ. соч. т.2., С.79.; РГВА. Ф. 192, Оп.3., Д. 1425, Л. 20.

[30] Юг России. Севастополь, № 104, 1 августа 1920 г.; ГАРК (Государственный архив Республики Крым), Ф. Р-2235, Оп.1., Д. 449, Л. 69.

[31] Юг России. Севастополь, № 115, 15 августа 1920 г.; ГАРК. Ф. Р-2235, Оп.1., Д. 505, Лл. 1-2.

[32] РГВА. Ф.6., Оп.3., Д. 141, Л. 504.; Ф. 109, Оп.3., Д. 285, Л. 3.

[33] ГАРК. Ф. Р- 2235, Оп.1., Д. 449, Л. 69.

[34] РГВА. Ф. 101, Оп.1., Д. 174, Л. 134 об.; Ф. 192, Оп.3., Д. 1441., Л. 6.; ГАРК. Ф. Р- 2235, Оп.1., Д. 449, Л. 70.

[35] Павлов В.Е. Указ. соч. с. 247.; Росс Н. Врангель в Крыму. Франкфурт на Майне, 1982, с. 99.

[36] РГВА. Ф. 198, Оп.3., Д. 625, Лл. 93-93об.; Филиппов Ф.Г. Борьба за Каховку: оборона и наступление 51-й стрелковой дивизии 14 – 16 октября 1920 года. Воениздат, М., 1938. С. 27.

[37] Гоштовт Г. Указ. соч. с. 144 – 145.; Звегинцов В.Н. Указ. соч. С. 87-88.

[38] Павлов В.Е. Указ. соч. с. 255.; РГВА. Ф. 39540, Оп.1., Д. 46., Л. 3об.

[39] Крестьянский путь. Симферополь, № 17, 10 сентября 1920 г.

[40] РГВА. Ф. 39457, Оп.1., Д. 371, Л. 195.

[41] Врангель П.Н. Указ. соч. т.2., с. 17-18.; Росс Н. Указ. соч. с. 99.

[42] Военный Голос. Севастополь, № 144, 15 сентября 1920 г.

[43] Юг России. Севастополь, № 157, 14 октября 1920 г.

[44] Крестьянский путь. Симферополь, № 28, 29 сентября 1920 г.

[45] Юг России. Севастополь, № 157, 14 октября 1920 г.

[46] Там же.

[47] РГВА. Ф. 198, Оп.3., Д. 625, Лл. 62, 64.; Ф. 101, Оп.1., Д. 174, Л. 134об.

[48] Павлов В.Е. Указ. соч. С. 277, 309, 327.; Кравченко В. Указ. соч. т.2., с. 181.; Корниловский ударный полк. Материалы для истории. Указ. соч. с. 500 – 501.

[49] Голубев А. Борьба Красной армии на Крымском фронте. // Разгром Врангеля. Сборник статей. М., 1930, с. 88 – 89.

[50] Федоров С.Т. Бои за Орехов (июль 1920 года). М., 1939, с. 7-9.

[51] Н.Н.Р. Указ. соч. с. 29.

[52] Туркул А.В. Указ. соч. с. 320.; Кравченко В. Указ. соч. с. 227 – 228.

[53] Павлов В.Е. Указ. соч. с. 243.; Кравченко В. Указ. соч. с. 54-55.

[54] Туркул А.В. Указ. соч. с. 300 – 302.

[55] Жуков С. На полях Северной Таврии (август – октябрь 1920 г.).//А.П. Кутепов. Биографический очерк. Париж, 1936. С. 238 – 239.

[56] Какурин Н.Е. Указ. соч. т.2., с. 333.; Голубев А. Указ. соч. С. 61 – 62; Фрунзе М.В. Врангель. // Избранные произведения, ММ., 1950. С. 167 – 168.

[57] Павлов В.Е. Указ. соч. с. 253 – 254.; Росс Н. Указ. соч. с. 263; Судоплатов А. Заднепровская операция.// Первопоходник, № 21, октябрь 1974, с. 78.; Туркул А.В. Указ. соч. с. 268 – 270.; Южные Ведомости. Симферополь, №64, 28 июля 1920 г.

[58] Врангель П.Н. Указ. соч. т.2., с. 178; Слащов – Крымский Я.А. Требую суда общества и гласности. Константинополь, 1921, с. 47 – 50.