Цветков В.Ж.

 

Сельское хозяйство белого юга России. Реализация законодательных актов белогвардейских правительств. Кооперация, земское самоуправление на белом юге России в 1919 – 20 гг.

 

5. Продовольственная политика Особого Совещания при ГК ВСЮР.

 

Источники отражающие продовольственную политику деникинского правительства в 1919 году достаточно разноплановы. К ним относятся, прежде всего, обширные материалы фонда Управления Продовольствия, большинство из которых отражают различные стороны организации закупок, товарообмена, сбора «повинностного зерна» (5-ти пудового «военного сбора») на протяжении весны-осени 1919 года (1). Сведения об участии в продовольственной политике кооперативов и других общественных организаций содержатся в кооперативных печатных изданиях (2). На страницах газет периодически публиковались объявления губернских и уездных уполномоченных по продовольствию о закупках (3). Не обходили стороной вопросы организации продовольственного снабжения, отношения населения к положению на продовольственном рынке, сводки Отдела пропаганды (4). Отдельные факты содержат разведсводки РККА, а также материалы интендантских управлений отдельных воинских частей ВСЮР (5).

Система организации продовольственного снабжения в 1919 г. строилась деникинским Управлением Продовольствия на трех основных принципах: закупка у крестьян, товарообмен с селом и поставки по договорам, получение продовольствия от частных лиц и кооперативов.

Товарообмен первоначально считался  наиболее перспективной формой взаимодействия с кре­стьянами-производителями.6 Весной 1919 г. на территориях занятых ВСЮР на Северном Кавказе практиковался обмен с крестьянскими хозяйствами на осно­вании прямых поставок от Управления Продовольствия промышленных товаров, в первую очередь сельскохозяйственных машин и запчастей к ним. Организация подобного рода товарообмена считалась одним из основных направлений в работе Управления в апреле 1919 г.: «...Для снабжения сельского населения Управлением Продовольствия закуплены и приняты в Ставрополье 700 сельскохозяйственных машин, а в Америке еще заказаны большие партии. Кроме того закуплены и уже находятся в Константинополе 162000 мешков со сноповязальным шпагатом».7 Помимо закупок за рубежом производились закупки техники и мелкого инвентаря на складах Таганрогского Кредитного и ссудно-сберегательного Товарищества (в марте 1919 г. по договору с Уполпродом Ставрополя было закуплено 70 лобогреек, 43 плуга, 331 пуд бичевы, 49 борон и др.).8

Помимо сельскохозяйственных машин, большой спрос в качестве объектов для товарообмена предъявлялся крестьянами Ставрополья на кровельное железо (на Таганрогском Металлургическом заводе его было закуплено в марте 1919 г. 15000 пудов на сумму 82 тыс. 410 руб. в обмен на 34 вагона пшеницы) (9). В адрес Уполпрод. Ставрополь в апреле 1919 г. Было отправлено 16 вагонов донецкого угля.10 Были заключены договоры с Минераловодской продуправой о поставке нефти и керосина на условиях разработанных Особой Частью Управления Продовольствия при Особом Совещании: за пуд пшеницы три пуда моторной нефти или два пуда керосина11 (отпускная цена «Товарищества Братьев Нобель»  на пуд керосина – 35 руб. 50 коп.12, пуд нефти – 20 руб.13, пуд пшеницы – 28 руб. 35 коп.).14

Товарообмен происходил также и на ряд «колониальных» товаров, при этом ставропольское зерно со складов и амбаров Управления Продовольствия отправлялось в адрес Управления Торговли и Промышленности для последующей закупки на внешнем рынке необходимых продуктов: «…для удовлетворения острой нужды в колониальных товарах во Владивостоке приобретены партии рису, чая и кофе на 50 млн.  рублей…» (15). Закупались чай, сахар и на внутреннем рынке. В мае 20 вагонов ставропольского хлеба обменяли в Георгиевском районе Терской области на чай, по норме полтора пуда зерна на фунт чая (рыночная цена его составляла 50-100 рублей) (16).

Очевидное несоответствие цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию в пользу последней, объяснялось не только стремлением к стимулированию земледелия, пострадавшего за время военных действий на Северном Кавказе 1918 – начале 1919 гг. даже в ущерб интересам нефтепромышленникам. В сообщении Уполпрода Ставрополь Стрельчанинова в Управление Продовольствия при Особом Совещании от 10 апреля 1919 г. так разъяснялась причина подобного соотношения: «...За последнее время все чаще и чаще обращаются ко мне различные лица и учреждения из других губерний с просьбою об отпуске хлеба. Многие из них очень охотно идут на совершение сделок обмена муки на те или другие продукты своих губерний.  При этом замечается всегдашняя тенденция обменяться равноценностями, основываясь то на твердых, то на рыночных ценах... В настоящее время обстоятельства изменились: старый способ выкачивания хлеба теперь почти оставлен и хлеб уполномоченный должен получать исключительно посредством товарообмена. Поэтому если весь товар поступающий к нам... будет обменен, как равноценность за хлеб и этот выменянный хлеб придется целиком отдать владельцу товара, то спрашивается – откуда мы будем получать хлеб для Армии? Справедливо и своевременно было бы усвоение такого обмена товара на хлеб при котором товар оплачивался бы только 50% стоимости товара, а остальные 50% уполномоченный платил бы деньгами...».17  Уполпрод приводил пример подобного товарообмена, когда три вагона муки-размола ( 1 вагон – 1000 пудов) на сумму 138 400 руб. были предоставлены за нефть и керосин на сумму 276800 руб., а вторая половина (138400 руб.) уплачивались поставщикам топлива деньгами.18 Таковы были практиковавшиеся  весной 1919 г. принципы товарообмена на Северном Кавказе. Однако подобное соотношение сохранялось недолго.

Ход товарообмена зачастую давал серьезные сбои. Принцип 50% уплаты деньгами за промышленные товары и 50% сельскохозяйственной продукцией не устраивал многих поставщиков и с их стороны все чаще начинали звучать требования о возвращении к принципам фритредерства и отмены существовавших ограничений торговли.19 Выдвигались предложения о необходимости «восстановить частную торговлю и промышленность на справедливых началах». «Частная торговля это беспощадный враг  спекуляции и дороговизны».20 Предлагалось также «для восстановления торговли... освободить все ввозимые товары в Ставропольскую губернию от каких бы то ни было налогов и пошлин военных, пограничных и частных, освободить транспорт от опеки как военных, так и железнодорожных властей...».21

Ограничения отпускных цен при проведении товарообмена оказывались не единичными в существовавшей весной 1919 г. на Северном Кавказе системе продовольственного снабжения. Большие перебои со снабжением испытывала Черноморская губерния, изолированная от хлебородных районов Северного Кавказа таможенными барьерами, введенными по распоряжению Кубанского Краевого правительства в ноябре 1918 г. (22) Запрещался вывоз продуктов за «пределы Кубанского Края» без контроля со стороны краевого правительства (23). Такая политика Кубани неоднократно приводила к «обратному эффекту». На территорию Края не поступали партии промышленных товаров и мануфактуры из Новороссийска. (24)

Введенные таможенные ограничения просуществовали вплоть до ноября 1919 г., когда после «разгрома» Кубанской Рады все ограничения на ввоз и вывоз продовольствия были сняты (25). В апреле-мае сводки Отдела пропаганды отмечали «обострение продовольственного кризиса» в Сочинском, Новороссийском округах Черноморской губернии, чреватое «осложнениями политического характера», «ростом большевистских настроений». Констатировалось «быстрое повышение цен на предметы продовольствия» (26). В данной ситуации центральное Управление Продовольствия взяло на себя прямые поставки продуктов из Ставропольской губернии, по договоренности с Кубанским правительством, не прибегая к помощи кооперативов и частных торговцев (27). Однако полностью решить проблему продовольственного снабжения Черноморья не удалось, что стало одной из причин роста недовольства политикой белых и усиления повстанческого движения «зеленых» в этом районе.

В занятой частями Добровольческой Армии Крыму, несмотря на то, что верховную власть на его территории осуществляло Крымское Краевое правительство, производились закупки продуктов, в основном через посредство кооперативов.28 А после падения правительства С.С. Крыма  власть в районе Керченского полуострова (единственного района в Крыму, оставшимся под контролем Добрармии к апрелю 1919 г.) перешла к командующему Крымско-Азовской Добровольческой Армии ген. А.А. Боровскому. Им были установлены жесткие ограничения на право торговли в Крыму в р-не Керчи (приказ № 151 от 12 мая  1919 г.) заключавшиеся в выдаче специальных разрешений на право торговли, открытии особых продовольственных лавок «Добрармия-населению» (эти лавки просуществовали в Крыму вплоть до его эвакуации в ноябре 1920 г.), продукты в которые поставлялись на следующих основаниях: «...Всякий торговец, получивший разрешение на вывоз товаров для обмена, обязуется доставить таковой в Керчь, представив в лавки для нужд населения 50% всего привезенного товара по покупной цене, а 50% товаров поступает в его полное распоряжение. Таким образом, вывозу будет подлежать только половина имеющихся в Керчи товаров...» Сокрытие товаров влекло за собой их конфискацию и запрет на право торговли для нарушителя.29

Такие ограничения, вызванные прифронтовым положением города и района, показывали готовность военных властей к прямому участию в регулировании системы продовольственного снабжения армии и тыла. Эти ограничения не были одобрены в деловых кругах Крыма (особенно проводимые военными властями обыски на складах). Против ген. Боровского начали выдвигаться обвинения в диктаторстве и аморальном поведении (пьянстве, казнокрадстве и т.д.), ставшие одними из главных причин его снятия с поста командующего армией (позднее аналогичные обвинения станут причиной отставки командующего Добровольческой армией ген. В.З. Май-Маевского (ноябрь 1919 г.) также попытавшегося вмешаться в деятельность коммерческих кругов Юга России). Деловые круги южнорусских губерний настойчиво выступали за отмену ограничений рынка и установление максимальной свободы в проведении торгово-закупочных, товарообменных операций во всех районах контролируемых ВСЮР.

Подобные настроения четко обозначились во время работы созванного по инициативе начальника Управления Продовольствия С.Н. Маслова Продовольственного Совещания (14-18 февраля 1919 г.). Его материалы отражают позиции самых разных общественных, коммерческих кругов по вопросам связанным с положением продовольственного рынка. В состав Совещания входили как представители от государственных ведомств (Продовольствия, Военного управлений, отдела снабжения Добровольческой Армии), так и представители кооперативов, земского и городского самоуправлений, торгово-промышленной группы.

На заседании 15 февраля (на каждом заседании присутствовало от 50 до 100 человек) обсуждался доклад представителя Управления Продовольствия С.С. Демосфенова «О мерах по регулированию продовольственного вопроса». Докладчик отмечал, что последствиями введенной хлебной монополии стали «крайняя громоздкость и дороговизна правительственного закупочного и распределительного аппарата… исчезновение важнейших товаров с рынка». Необходима «отмена хлебной монополии, фактически остающейся на бумаге и восстановление торгового аппарата при посредничестве хлебных и товарных бирж», а также кооперативов и частных торговцев» – таков был главный вывод доклада. Однако Демосфенов констатировал также, что «до создания объединенного продовольственного аппарата… неосмотрительно отменять твердые цены, так как резкий переход от государственного регулирования к свободной торговле… привел бы к жестокой спекуляции».

Большинство содокладчиков поддерживали идею отмены монополии. Однако представителями коммерческих кругов (Рабинович – крымский «Союза мукомолов», С.Е. Бычков (Мелитопольское Хлебное бюро),  И.И. Штван (Крымский союз потребительских обществ)) высказывались опасения, что частноторговый аппарат не сможет быстро приспособиться к изменившимся условиям свободного рынка и необходимо временное сохранение правительственной поддержки частного бизнеса.

Итоговым документом (принятым единогласно) стало постановление из следующих пунктов: 1) Создание централизованного продовольственного аппарата, который должен работать в тесном взаимодействии с местными кооперативными, земскими и частными торгово-промышленными организациями; 2). Правительство должно создать крупный резервный запас хлеба, из которого, в случае отмены хлебной монополии будет производится снабжение фронта и городов; 3). Впредь до отмены монополии государство должно сохранять за собой право регулирования цен на продукты; 4). Правительство также должно содействовать снабжению топливом торгово-промышленных организаций.

Аналогичные итоговые документы были приняты и по вопросам, связанным с производством сельскохозяйственных машин и семенного материала. В постановлении о «сельхозтехнике» отмечалась необходимость закупок инвентаря казенными структурами с целью их последующей реализации на рынке через посредничество земских и кооперативных организаций, а в постановлении о «семенном зерне» говорилось о возможности закупок в Таврии «хотя бы и по повышенным ценам».

Несомненно принятые Совещанием постановления повлияли, в определенной степени, на дальнейшую продовольственную политику деникинского правительства, в частности на известный приказ об отмене хлебной монополии (никакого «крупного резервного запаса хлеба» казной на момент ее отмены создать не успели). Характерна, в этой связи, позиция таврических кооперативов, земств и частных торговцев отнюдь не стремящихся к «немедленному освобождению цен» и готовых, при определенных условиях, принять государственную поддержку и даже регулирование рынка. (ГАРФ. Ф. 439, Оп.1., Д. 79, Лл. 22-32.).

Лето и осень 1919 г. принесли серьезные изменения в систему организации продовольственного снабжения белого юга России. Была объявлена «свобода торговли» и, соответственно, сняты все ограничения в установке отпускных цен и проведении товарообмена. Теперь Управлению Продовольствия предстояло стать лишь одним из участников восстанавливаемых рыночных связей, посредником при проведении тех или иных торговых операций. Регулирующая роль Управления, а в его лице всей белой власти на продовольственном рынке, сводилась к минимуму.

14 июля 1919 г. (на следующий день после приказа Главкома № 106 отменявшего хлебную монополию) губернским Уполпродам была отправлена телеграмма из Центрального Управления  Продовольствия в которой четко определялись задачи и полномочия местных продорганов после объявления «свободы торговли». «Одной из главнейших задач» признавалась «заготовка хлеба и всех других предметов массового потребления путем закупок и товарообмена по рыночным ценам», помимо этого следовало «озаботиться закупкой и вывозом хлеба и предметов потребления  с Южного более богатого рынка, где можно произвести заготовки по значительно низким ценам и в большом количестве... озаботиться скорейшей доставкой и тем самым понизить цены местного рынка». «Дело закупок должно быть поставлено в самых широких рамках, но пока... необходимо установить в предполагаемых районах существующие цены, количество возможных заготовок, войти в переговоры о поставках с местными кооперативами и частными контрагентами...».30

Таким образом приоритетными формами организации продовольственного снабжения вместо регулируемого товарообмена становились закупки по рыночным ценам и поставки продуктов через посредство кооперативов и частных торговцев. Товарообмен  же мог  производиться лишь на «приемлемых» для представителей продорганов ценах и условиях, т.е. фактически исключался, поскольку в большинстве случаев стороны обмена были не заинтересованы в посредничестве Уполпродов, а осуществить его на «приемлемых» условиях было практически невозможно ввиду большой разницы в цене на промышленные и сельскохозяйственные товары. В условиях «вольного рынка», обремененного инфляцией, войной и хозяйственной разрухой, товарообмен становился объективно невыгодным ни для крестьян-производителей, ни для торгово-промышленных кругов, ток как неизбежно в определенном «проигрыше» оказывалась одна из сторон. И если еще весной 1919 г. возможно было регулировать  диспаритет цен в пользу сельхозпроизводителей, то в последующие периоды цены фактически навязывались представителями торгово-промышленной буржуазии.

Примечательно, что незадолго до отмены рыночных ограничений, начальником снабжения и распределения товаров для населения от ВСЮР действующем на Крымском полуострове В. Тарновским предлагалось распространить «крымский опыт» ген. Боровского в продовольственном снабжении посредством товарообмена на всей территории белого Юга России (письмо в Управление Продовольствия от 18 июня 1919 г.): «...Для борьбы со злостной спекуляцией... с целью приучения всех лиц, занимающихся торговлей, к взиманию нормального торгового процента... необходимо сосредоточить в руках власти 50% всех ввозимых грузов, а остальные 50% привозимых товаров поступают в пользу торговцев для свободной продажи и открыть густую сеть магазинов, складов и лавок, принадлежащих этой власти (пример крымских лавок «Добрармия-населению» – В.Ц.). Устанавливая нормальный процент на себестоимость этих товаров, заставить таким образом торговцев, в силу необходимости, прийти также к взиманию нормального торгового процента с продаваемых ими товаров...».31 Предлагалось привлечь к контролю за продовольственным рынком непосредственно заинтересованные в этом общественные организации  (земства, профсоюзы). Система лавок типа «Добрармия-населению» могла бы стать монополистом в распределении товаров получаемых из-за границы, при этом предполагалось довести отпуск продуктов «по расценкам дореволюционного времени».32

Однако подобный опыт государственного регулирования был отвергнут и деникинское правительство встало на путь содействия  фритредерству, фактически предоставив «на волю рынка» все  взаимоотношения между продавцом и потребителем, рассчитывая, что «обильный урожай» юга России вызовет устойчивое предложение продуктов населению по доступным ценам.33

В распоряжении Управления Продовольствия  Особого Совещания при ГК ВСЮР и создаваемых на местах губернских Управлениях имелись все казенные, а также частные (владельцы которых отсутствовали) мельницы, крупорушки, амбары, элеваторы, склады со всеми наличными запасами продовольствия. В крупных губерниях и уездных центрах, портовых городах и узловых ж.д. станциях создавались специальные продовольственные магазины, из которых производилось снабжение армии и городского населения.34 Разветвленная сеть продовольственных органов позволяла достаточно оперативно и своевременно производить доставки и закупки внутри и между губерниями потребляющих и производящих регионов, осуществлять сбор «повинностного хлеба», концентрировать, хотя и небольшие по объему, продовольственные резервы.

Следует отметить, что с переходом от регулируемого товарообмена к системе закупок-поставок  на основании принципов «вольного рынка» потребовал от Управления Продовольствия определенной перестройки центрального и местного аппарата, главными работниками которого становились теперь не контролеры и учетчики, а статистики, бухгалтеры, делопроизводители-финансисты. Привлечение на службу бывших земских служащих, чиновников УЗиЗ, органов Министерств продовольствия, финансов дореволюционного времени давало возможность полной и объективной информации о положении продовольственного рынка в южнорусских губерниях летом-осенью 1919 г.., наличии продовольственных излишков и недостатков и др.35

Главной задачей Центрального Управления Продовольствия в июле-сентябре становилась организация отправки маршрутных поездов с продовольствием в только что занятые ВСЮР Харьков, Киев, Курск из казенных складов и магазинов в Екатиринославской, Таврической губерниях. Однако для последующего стабильного получения продуктов от крестьян правительству требовалось наладить товарообмен, поскольку принимать за сданный товар деньги они не хотели. В отличие от крестьян, крымские  помещики охотнее шли на заключение сделок с УП, располагая крупными партиями запасов продуктов с прошлых лет. Эти настроения отражал доклад Уполпрода Таврической губернии Данилевского С.Н. Маслову (30 июля 1919 г.): «...в виду ненормального состояния рынка договорные отношения легче налаживаются с крупными землевладельцами. Что же касается крестьянских хозяйств, то получение от них связано с обменом последнего на предметы, в которых деревня испытывает в настоящее время наиболее острую нужду... успех получения хлеба от крестьян связан со снабжением их сахаром, мануфактурой, с/х орудиями и пр. Товарами, которые придется доставать на внешних рынках и  доставлять в Россию через Константинополь...».36

Уполпрод предполагал  временно воздержаться от закупок крупных партий продовольствия, рассчитывая на «значительное понижение цен» к концу  лета. Считалось необходимым ограничиться «насыщением... наиболее изгладавшихся городов, таких как Севастополь и Ялта, а также всего Ялтинского уезда...».37

Проведение закупочных операций в Таврической губернии тормозилось и такими «противоречащими приказу ГК ВСЮР от 13 июля с/г за № 106 о введении свободной торговли» распоряжениями местной власти, каковым являлось постановление Междуведомственного Совещания при Главноначальствующем Новороссии генерал-лейтенанта Н.Н. Шиллинге от 12 сентября, в соответствии с которым вывоз хлеба ха пределы губернии мог производиться «лишь на условиях товарообмена на дрова и уголь, при обеспечении такого условия путем взноса залога и гарантии Банков».38 По ходатайству С.Л. Маслова и с санкции Главкома этот факт сепаратного рыночного регулирования на уровне отдельной Области был отменен.39 Уполпроду Таврической предписывалось восстановить бесперебойное снабжение Черноморской губернии и Донбасса.40

Имеющиеся в фонде Управления Продовольствием Особого Совещания при ГК ВСЮР материалы наиболее полно представляют сложившуюся к осени 1919 г. систему продовольственного снабжения в губерниях Ловобережной Малороссии  - Харьковской и Полтавской. Эти районы стали основными в обеспечении армии и тыла продуктами в период наибольшего продвижения ВСЮР к Москве, после того как Новороссийские губернии, охваченные повстанческим движением, оказались не в состоянии удовлетворять продовольственные потребности губерний Правобережья к Черноземного Центра. Изучение организационной системы продовольственного снабжения в этих губерниях показательно и с точки зрения последовательности создания аппарата местных продорганов, реализации продовольственной политики деникинского правительства в районах, испытавших на себе неоднократную смену властей и пострадавших от военных действий лета 1919 г.

Уже в первые дни после занятия Харькова Добровольческой армией прибывшим к месту своей работы Уполпродом Харьковской губернии П.К. Троицким было опубликовано в газетах обращение к кооперативам и частным лицам о продаже губернскому управлению имевшихся в их распоряжении продовольственных товаров (41). Однако из-за разорения кооперативных складов и конфискации частных запасов советской властью разрешить продовольственный кризис в Харькове было возможно лишь за счет поставок из других районов. В адрес Троицкого направлялись маршрутные поезда с зерном из Таганрога, Ростова на Дону42, Екатеринославского уезда и Мелитопольского уезда Таврической губернии.43 Донское правительство распорядилось об отправке в Харьков нескольких тысяч пудов рыбы и солонины (44). Уполпродами Харьковской и Полтавской губерний выдавались разрешения на ввоз ячменя, мучных изделий отдельным коммерческим организациям (45). Представители кооперации и чиновники Управления получали доверенности на закупки продуктов в Ставропольской и Таврической губерниях (46). В адрес Уполномоченного по продовольствию Полтавской губернии Владыкина поступали топливо, зерно, мануфактура, соль из этих же районов  в течении августа -  начале сентября.47

Поставки продовольственных товаров, мануфактуры и топлива производились в пределах  наличных продовольственных резервов Управления, образованных из закупок в Новороссийских губерниях и на Северном Кавказе весной 1919 г., а также из сохранившихся казенных запасов зерна прошлых лет в портовых элеваторах и складах ж.д. станций.48 Важность подобного рода снабжения отмечалась в специальном распоряжении Главноначальствующего Харьковской области генерал-лейтенанта В.З. Май-Маевского: «...Приложить максимальные усилия для разъяснения крестьянам задач Добрармии. Повести самую энергичную агитацию в прифронтовой полосе против власти советов. Спешно направить в занимаемые местности керосин и соль. Раздать эти продукты населению по удешевленным ценам...».49 Во избежания возможных задержек на транспорте Уполномоченным по продовольствию Киевской губернии С.Н. Высоцким в телеграмме С.Н. Маслову указывалось «ввиду необходимости срочных перевозок продовольствия освобождаемых районов  Киевской, Чергниговской губернии... установить внеочередной порядок казенных продовольственных перевозок, прировняв их военным оперативным перевозкам».50 Из губернских центров продукты распределялись по уездным городам.

Однако обеспечивать постоянное продовольственное снабжение обширных районов Малороссии и Черноземного Центра только за счет ресурсов Новороссии и Северного Кавказа не представлялось возможным. В занятых ВСЮР районах начал создаваться собственный местный продовольственный аппарат, сразу включившийся в поиск источников снабжения армии и городов. В организации продовольственного снабжения деятельную помощь  правительственным органам оказывали городские управы, открывавшие хлебопекарни, мельницы, торговые пункты.51 Возникали продовольственные магазины, бывшие одновременно  центрами сбора продуктов и их распределения, как правило, оптовыми партиями.

В отличии от Харьковской губернии, где подобные магазины были созданы в нескольких крупных центрах – Харькове, Купянске, Сумах52, в Полтавской губернии они имелись почти во всех уездных городах.53 Такое положение повлияло на практику взаимоотношений губернского Уполпрода с отправляемыми в уезды представителями Управления. Если в Харьковской губернии преобладала централизованная  система организации заготовок, при которой уездные чиновники Управления отправляли закупленные партии продовольствия в специально указанные магазины, откуда затем продукты направлялись потребителям, то в Полтавской губернии уездные уполномоченные самостоятельно производили отправку продовольствия (с ведома губернского Уполпрода) в города или отдельные воинские части.54

Централизация продовольственного снабжения и контроль за ним со стороны военных властей считались более   уместными в условиях обширного фронта и тыла, следствием этого стало введение 7 октября 1919 г. специальной должности в структурах местного продовольственного аппарата – Особоуполномоченного по продовольствию при Главноначальствующем Харьковской области ген. В.З. Май-Маевском. На нее был назначен генерал-лейтенант К.Н. Егорьев.55 Эта должность являлась промежуточной  между Начупродом С.Н. Масловым и местными губернскими уполномоченными. Дополнительный контроль за их работой, учет поставок в армию и города, регулирование транспортных перевозок – таковы были основные направления деятельности ген. Егорьева.56 Введение этой должности отражало стремление власти усилить контрольно-распорядительные функции местных прод. органов, ослабленных введением «свободной торговли» в условиях военных действий и слабости уездного административного аппарата. Назначение К.Н. Егорьева санкционировалось самом Начупродом С.Н. Масловым.57

В середине октября было решено ввести подобные посты в аппараты Главноначальствующих других областей и губерний белого юга России. Было издано «Временное положение о члене Совета при Главноначальствующем области от Управления продовольствия при ГК ВСЮР».58 Однако фактически вмешательство особоуполномоченных не принесло сколько-нибудь заметных положительных результатов. Поскольку полномочия особоуполномоченных по существу дублировали полномочия губернских уполномоченных, а эти последние уже приобрели достаточно большой опыт в проведении продовольственной политики, сообразуясь при этом с местными условиями, то содействие им со стороны дополнительных бюрократических структур приводило либо к повторению распоряжений вышестоящих органов, либо к проведению собственных постановлений, которые мешали продовольственному снабжению армии и тыла. Безусловно, введение  чиновников подчиненных Центральному Управлению продовольствия в аппараты Главноначальствующих принесло бы положительный результат в случае более стабильного положения на тех, весьма обширных территорях, на которые распространилась власть Главноначальствующих.

Возможно определенное влияние оказало стремление Особого Совещания создать государственные структуры, которым предстояло функционировать в случае «победы над большевизмом». Тогда должности по координации продовольственной политики в масштабах нескольких губерний были бы действительно необходимы. Не случайно «Положение» было принято в период наибольших успехов ВСЮР и вероятного скорого окончания войны. В условиях же, когда линия фронта постоянно менялась, а в тылу разгоралось повстанческое движение, требовалось укрепление не верховных звеньев продовольственного аппарата, а усиление его низовых структур. На это не было обращено внимание, что не замедлило сказаться на ходе заготовок в октябре-декабре 1919 г., в период отступления ВСЮР по всему фронту от Киева до Царицына.

Разработанное особым совещанием и утвержденное ГК ВСЮР 28 августа 1919 г. «Временное положение о местных организация Управления продовольствия» давала широкие полномочия губернским уполномоченным (производство закупок продовольствия и фуража, заключение договоров с частными торговыми фирмами и кооперативами, реквизиция сокрытых в целях спекуляции продовольственными товарами, отпуск продовольствия воинским частям), но практически не определяло структуру и полномочия подчиненного ему аппарата. В результате организации низовых (на уровне уезда, волости) продорганов находилась в состоянии импровизаций с учетом местной специфики.59а

Ход проведения заготовок и организация поставок в конце августа – октябре, после того как в большинстве губерний и уездов были созданы продовольственные органы, заключался в поиске контрагентов согласных на выполнение правительственных заказов на «приемлемых условиях». Кредитным, закупочным товариществам, частным поставщикам выдавались для производства закупок в определенных районах с их последующей поставкой (при условии определенного 2-5%% комиссионного сбора) продорганам.60 В договорах поставки заключаемых с кооперативами и частными поставщиками обязательно оговаривались кондиционные требования к принимаемому зерну и зернофуражу: «...хлеб должен быть не подмоченный, не поврежденный паразитами, влажностью не более 15%, сорностью не более 3%, натурою для пшеницы 127 золотников, по романовской пурке, ржи - 116 зол., ячменя – 97 зол., овса – 72 зол., проса – 120 зол., гречихи и проса – 100 зол...».61 При нарушении кондиций предусматривались скидки с оплаты поставленного зерна: «...за каждый процент сорности свыше 3%... скидка в размере 1% с цены каждого пуда... за каждый процент влажности свыше 15% скидка 1% стоимости пуда... примесь ржи к пшенице выше 5% расценивается по цене ржи без прибавки за повышенную натуру... Хлеб с сильным затхлым запахом и заплесневелый... оценивается на 50% ниже нормального... ядовитых примесей спорыньи, головни мокрой и куколя должно быть не более 1-16%...».62 Примечательно, что в сравнении с  кондиционным требованиями установленными в период проведения закупок для фронта в 1916 г. Данные условия качества поставляемых хлебов мало изменилось (см. табл. №    в приложении).63

Но соблюдение полного соответствия установленным нормам приема было крайне сложно. Для облегчения этой работы приказом Уполпрода Харьковской (№ 144 от 21 октября 1919 г.) была создана Контрольно-приемочная  комиссия.64  На совещании уездных инспекторов Уполпрода Харьковской губернии 23 октября отмечалось: «...для определения натуры в уезде (Изюмском) есть пурки, но сорность и влажность определяются на глаз... на ряде станций нет контролеров... В Ахтырском уезде хлеб принимается на станциях, сорность зерна высока... В Харьковском уезде для очистки  есть веялки и сортировки, но крестьяне, в случае неприятия зерна и признания его сорным не хотят сдавать, а везут его обратно, не желая чистить...», «...в Волчанском уезде кондиции... из-за отсутствия пурок, показываются в приемных анкетах определением на глаз, что вызывает трения между посевщиками и приемщиками».65 Говорилось о том, что не менее половины принимаемого зерна является некондиционным. Но, очевидно, что в условия разлаженности торгово-закупочного аппарата, нехватки контролеров, приемщиков, а также предметов приемки (пурок), цена пурки составляла 3000 руб.), веялок, сортировок и др. (эти результаты сдачи зерна являлись вполне закономерными.

Заготовки в Харьковской губернии производились по твердым ценам, установленным Уполпродом в начале октября с разбивкой по уездам. Однако значительной разницы в ценах между уездами не существовало (в сентябре твердые заготовительные цены устанавливались:  82 руб. - пуд пшеницы, 61 руб. 50 коп.  - пуд ржи, 73 руб. 80 коп. - пуд ячменя,  73 руб. 80 коп. – пуд проса), к октябрю цены были подняты (ГАРФ. Ф.879, Оп. 1, Д. 36, Лл. 52-52 об.). Уполномоченным агентам по заготовкам предписывалось «за пуд чистого веса купленного хлеба платить не выше: за пшеницу – 120 руб., рожь – 100 руб., просо – 110 руб., гречиху – 120 руб., овес – 70 руб. (в это же время (октябрь) средние погубернские рыночные цены равнялись: пшеница – 140-190 руб.,  рожь – 140-160 руб., ячмень и овес – 70-90 руб.).

Все цены назначались только на уровне франко-станция и даже франко-вагон, т.е. все затраты, связанные с перевозкой и погрузкой продуктов, возлагались на поставщиков – частных лиц и кооперативы. Расплата франко-амбар, франко-элеватор признавалось недопустимой.68 Агентам выдавались и авансы от 25 до 50 тыс. руб. Расплата могла производиться только в пределах выданных сумм и на партии хлебов не выше 10 вагонов (10 тыс. пудов), договоры на поставки более крупных партий должны были заключаться непосредственно с Уполпродом губернии. Надбавки за погрузку не должны были превышать 100 руб. за каждый вагон.69 Эти требования к агентам (распечатанные в копиях, одинаковые по форме для каждого уезда) ставили их перед необходимостью жесткого следования предписаниям. Но реально положение дел с заготовками оказалось более серьезным.

Уже с середины октября от посланных агентов стали поступать в Харьков донесения о невозможности производства закупок по указанным твердым ценам. Из Страобельского уезда сообщали: «...установить предельные цены немыслимо... прошу разрешения приступить к частной закупке хлеба по рыночным ценам, но не спекулятивным, так как с продвижением Добрармии в глубь России цена на хлеб будет неизменно расти и купить хлеба по существующим в данное время ценам будет невозможно».70 Из Сумского уезда докладывали, что до начала ноября «закупок хлеба не производилось, по причине не соответствия  рыночных цен с ценами указанными... для руководства при закупке».71 Аналогичные сообщения поступали из Богодуховского, Ахтырского уездов: «...установленные цены на хлеб и зернофураж далеко ниже рыночных цен, главным образом в виду высокой стоимости извоза... возбуждаю ходатайство о повышении установленных цен на 50%», «...несоответствие установленных и рыночных цен ставит под угрозу полного срыва заготовки зерна и зернофуража».72

Не всегда удавалось привлечь к сотрудничеству по заготовкам и кооператоров. В докладной записки инспектора отдела заготовок И.А. Исакова отмечалось «полная инертность кооперативов преследующих чисто коммерческие цели и не желающих приложить свой труд и авторитет на пользу государства без значительной материальной выгоды... установленное комиссионное вознаграждение является для них крайне незначительным (3%)».73 Как бы в дополнению к сообщению Исакова протокол Богодуховского Союза потребительских обществ (от 17 октября) констатировал: «...предложение цены на хлеба и зернофураж... в значительной степени ниже тех цен, по коим можно было бы закупить эти хлеба в деревне, на местах... если в отношении некоторых хлебов (просо и гречиха) цены и приближаются к установленным, то условия доставки на станцию (по 30-40 руб.  с пуда) не позволяют предпринять заготовки зерна с надеждой на успех...».74  Действительно, несоответствия твердых и рыночных цен было весьма существенным, а убыль рабочего скота в хозяйствах, подводная повинность увеличивали себестоимость зерна при подвозе его к станциям и при погрузке в вагоны (недостатки цен уровня франко-станция, франко-вагон). Снова и снова возникали требования о возврате к «справедливому товарообмену».

Тем же Богодуховским потребсоюзом категорически заявлялось, что «единственным условием, при котором правление приняло бы на себя заготовку хлеба  и зернофуража является факт предоставления ему таких продуктов, как керосин, постное масло, соль и кожевенные товары».75  Представитель Уполпрода по Волчанскому уезду также указывал на необходимость товарообмена: «...для успешной заготовки хлеба желательно было бы применение в широком размере товарообмена на предметы массового потребления, каковыми являются: железо, стекло, кожа, мануфактура, деготь, керосин, нефть, уголь и прочие масла и предметы». Интересна мотивировка отказа от предоставляемых с/х машин и инвентаря: «С/х машины и орудия, предлагаемые Управлением Вашего Превосходительства в уезде не имеют широкого потребления тем более, что Волчанксое с/х Общество предлагает населению таковые машины и орудия за наличный расчет не в обмен и по ценам ниже, чем мы предлагаем за хлеб, почему от этого обмена ожидать желательных результатов не приходится... Волчнский уездный Союз Потребительских обществ примет горячее участие в проведении в жизнь товарообмена, но при условии получения для этого кроме земледельческих орудий и машин в достаточном количестве товаров и предметов первой необходимости».76

Следует, однако, отметить, что ряд кооперативов заключили договоры с агентами Управления на условиях твердых закупочных цен и 3% комиссионных, причем Уполномоченный обязывался уплатить «покупную стоимость пуда хлеба и стоимость доставки пуда до станции». Договоры (составленные по одной общей форме) были заключены с Куньевским Районным Отделением кооперативов Изюмского уезда, Купянским Районным  Союзом учреждений мелкого кредита, Берецким Кредитным Товариществом Змиевского уезда, Беролейским Кредитным Товариществом Ахтынского уезда.77 Организации получали от уполномоченных авансы 300-500 руб.

Но заключенные договоры были выполнены не всеми. Так Купянский Союз не получив своевременно всего аванса расторгнул договор в виду «роста цен», по той же причине не выполнило условия поставки Берецкое кредитное товарищество.

В Полтавской губернии заготовки в течение августа-октября проводились на условиях сочетания закупок по вольным рыночным ценам и товарообмена. Для товарообмена из Ростова периодически отправлялись составы с мануфактурой и спичками, солью, с/х инвентарем. Но, по донесению Уполпрода Владыкина, к началу октября предложение товаров для обмена становилось недостаточным для выполнения нарядов и оплата поставок стала производиться деньгами, что незамедлило сказаться на повышении цен поставщиками.79

Между тем, потребности армии и городов возрастали, требовалось организовать снабжение занимаемых ВСЮР районов. В октябре губернские уполномоченные по продовольствию должны были выполнить крупные наряды (см. таблицу №   в приложении). До середины октября закупки проводились за счет выданных авансов, но их объем был далек от требуемого  (среднее количество закупленного зерна составляло 10-15 тыс. пудов от большинства заключенных сделок и даже меньше 2-5 тыс. пудов). В этих условиях провал заготовок грозил серьезными последствиями на фронте и в тылу. По согласованию с Начупродом С.Н. Масловым, Уполпродом Харьковской П.К. Троицким было принято решение отказаться от закупок по твердым ценам. Всем уездным агентам 30 октября бяли разосланы телеграммы, в которых предписывалось: «Немедленно приступить к покупке по рыночным ценам хлебов, зернофуража, подсолнух, пшена, крупы гречневой, ячменной при посредстве своей агентуры, кооперативов и частного торгового аппарата на условиях обеспечивающих срочный подвоз к станциям железных дорог. Для этих закупок Вам срочно переводится 1 млн. руб.». Отказ от ценовой регламентации закупок совпадал с отказом от безусловного следования кондиционным установкам при приеме зерна: «...покупаемый хлеб и зернофураж должен быть сух, не затхлый и достаточно очищенный...».80 Т.о. к концу пребывания ВСЮР в Левобережной Малороссии продовольственный аппарат окончательно переводился на принципы свободной торговли  с единственной целью – ускорить проведение закупочных операций и увеличить снабжение армии и тыла. Операции по товарообмену категорически запрещались. Предполагалось проводить заготовки только за деньги, а попытки отдельных агентов (например, в Изюмском уезде, обменивающего зерно на уголь) жестко пресекались.81

Однако выданные всем без исключения уездным продагентам авансы в 1 млн. руб. не принесли ожидаемой быстроты и объемности заготовок. Инспектором отдела заготовок по Сумскому уезду бароном Ф.В. Розеном сообщалось, что из-за постоянно повышающихся цен на зерно «сумма 1 мл. Руб. переводимая Вашим Превосходительством... является крайне незначительной...».82 Проведение закупок исключительно за наличный расчет денежными знаками только способствовало росту цен и приводило к дальнейшему насыщению денежного рынка обесценивающимися деньгами, увеличению инфляции. Целесообразность подобного способа заготовок оказалась весьма относительной.

Помимо недостаточных авансов на ходе заготовок сказывалась разлаженность транспортной системы, поскольку: «в связи с приказом... об отмене хлебной монополии...распоряжения местных органов Управления продовольствия об обязательной перевозке хлебных продуктов... встречают нарекания населения, как не основанные на законе и не получают поддержки со стороны гражданских властей и ж.д. администрации, понимающих приказ как полное прекращение государственной нормировки  хлебного транспорта. В результате этого наблюдается крайняя перегруженность всех железных дорог частными хлебными грузами, заполняющую всю их провозоспособность в ущерб транспорту хлебных грузов, отправляемых по нарядам Уполномоченного по продовольствию...».83 Несвоевременная  подача железнодорожных составов становилась причиной задержки поставок в Кобелякском, Константиноградском  уездах Полтавской губернии.84

Серьезным препятствием для проведения заготовок были действия повстанческих отрядов. В Волчанском, Изюмском, Старобельским уездах агенты Управления в октябре-ноябре могли действовать только совместно с чинами  Государственногй стражи.85 Аналогичное положение отмечалось в Константиноградском, Кременчугском уездах Полтавской губернии, т.е.86 в районах, где по расчетам Уполпродов запасы хлеба были достаточно велики.

Со второй половины ноября большая часть Харьковской и Полтавской губерний оказалась снова на положении прифронтовых районов, вследствие чего вся система продовольственного дела оказалась сориентированной почти исключительно на снабжении воинских частей и отправке прод. эшелонов на юг, но из-за дезорганизованности транспорта большая часть прод. запасов была захвачена РККА.

Более надежными частными поставщиками продовольствия органам УП оказались земледельцы-помещики.87 Договоры с этой категорией поставщиков, как правило, связывались с реализацией распоряжения Особого Совещания о «третьем снопе», т.е. о передаче бывшим помещикам прав распоряжений 1/3 частью урожая зерновых, собранного с их полей крестьянами-«захватчиками».88 Так «Товарищество на паях К.П. Соболева и В.И. Согина по покупке зерна, сена, леса» в Харькове получило в июле-сентябре доверенности от нескольких помещиков Старобельского и Изюмского уездов (Г.П. Савельева, Л.П. Куцеваловой, Б.И. Максимович) на сбор причитающейся им части урожая 1919 г. С его последующей отправкой в адрес Управления продовольствия, с участием уплаты владельцам «половины чистого дохода... от реализации» принадлежащей им части урожая.89 В адрес Харьковского уполпрода «Товариществом» было отправлено в течение августа «до 30 тыс. пудов разного хлеба».90

Помимо заключений посреднических соглашений некоторые помещики практиковали прямые поставки зерна в адрес губернского Уполпрода.  Генерал-майором М.Н. Скалоном из своего имения в Волчанском уезде был заключон договор об отправке из своего имения в Волчанском уезде 200 тыс. пудов озимых пшеницы и ржи и яровой пшеницы.91 При этом оговаривалось, что в распоряжении Управления передается «весь урожай 1919 г.», а не 1/3 его (очевидное нарушение распоряжений Главкома).92 Аналогичные договоры были заключены с кн. С.Д. Голицыным – на поставку из его имения «Должик» Харьковского уезда около 6 тыс. пудов пшеницы, ржи и овса (также в счет 1/3 части). При этом условия закупки у помещиков были выгоднее чем у других поставщиков, цены назначенные для заготовки были выше рыночных расценок того времени – 70 руб. за пуд пшеницы и 60 руб. за пуд ржи и овса (рыночные цены августа – 60-65 руб. и 50 руб. соответственно), и назначались на уровне франко-амбар.93 Имелись случаи продажи помещиками посевного зерна, собственно в конце октября – ноябре, когда для многих становилась очевидной невозможность использовать его для посева (в силу близкой перемены власти  и нежелания крестьян производить посевные работы) и более выгодной становилась продажа зерна.94

Т.о., реализация зерна и зернофуража помещиками за наличный расчет Управлению продовольствия являлась обоюдовыгодной операцией. Для бывших владельцев в условиях военной и хозяйственной нестабильности, уверенности в том, что их земли останутся их полной собственностью (аграрно-крестьянская политика деникинского правительства, разрабатываемые законопроекты давали к этому основания) более выгодной оказывалась продажа имеющихся зерновых запасов казне, хотя бы и за обесценивающиеся деньги. Для УП сделки  с помещиками гарантировали обязательность поставок и определенную уверенность в том, что поставщики не станут требовать каких-либо чрезвычайных привилегий или условий для товарообмена.  В то же время не все помещики стали заключать сделки с деникинскими продорганами. В цитированном выше донесении И.А. Исакова отмечался «недостаток хлеба и зернофуража в частновладельческих имениях Богодуховского уезда», указывалось, что «зерновые излишки  на помещичьих землях... тщательно сберегаются ими, как продукт, имеющий в хозяйствах меновую ценность капитала в отношении наемной рабочей силы...».95

Система продовольственного снабжения в соседних с Левобережной Малороссией районах – Киевской, Черниговской, Курской, Орловской, Воронежской губерниях по существу так и не сложилась по причине кратковременности (1-3 месяца) пребывания ВСЮР в этих районах, из-за постоянной угрозы изменения линии фронта. Города Киевской губернии и войска Киевской области фактически жили или за счет подвоза из окрестных сел (нестабильного и недостаточного) или благодаря периодическим отправкам поездов и транспортов с продовольствием  из других губерний. Местный прод. аппарат не был сформирован, хотя делались неоднократные попытки использовать  в качестве местных контрагентов кооперативные организации. Большая часть деятельности киевского уполпрода Н.В. Высоцкого сводилась к посылке агентов не в уезды собственной губернии, а в Полтавскую, Екатеринославскую, Таврическую и даже Ставропольскую губернии в поисках выгодных поставок , а также к ходатайствам о пропуске прод. грузов в Киев «вне всякой очереди», - в порядке военных.96 Следует отметить, что независимо от правительственных продорганов в прод. снабжении Киевщины активно участвовали частные торговцы, кооперативы и мешочники, считавшие, что «самая дорогая» губерния белого юга России вполне оправдает их затраты на перевозку продуктов. Снабжение Киевской губернии производилось по специально определенным С.Н. Масловым нарядам (см. таблицу №  в приложении). Одновременно с этим Н.В. Высоцким предпринимались попытки заключить договоры поставки на условиях товарообмена на сахар, главным образом из старых запасов заводов.97

Осенью 1919 г. Из-за развернувшегося повстанческого движения Н.И. Махно, практически полностью оказался разрушенным прод. аппарат Новороссии. Екатиронославская губерния, ставшая центром «махновщины» в июле-сентябре 1919 г. До этого обеспечивала зерновыми излишками (определявшимися здесь на уровне в среднем 5-10 млн. пудов для каждого уезда)105 Киевщину, а также районы Полтавской и Харьковской губерний.106 Поставки производились по соответствующим нарядам, хотя в донесениях уполпрода Б.П. Дубровского и местных продагентов обосновывалась необходимость организации выгодного для крестьян товарообмена.107 К концу сентября по сводкам губернского Уполпрода, на складах и продмагазинах (организованном в каждом уездном городе) находилось до 180 тыс. пудов хлеба и 230 тыс. пудов фуража, а перед этим распределено и отправлено потребителям 875 тыс. пудов хлеба и 400 тыс. пудов фуража.108 Зерновые запасы Новороссии обеспечивали Донбасс.109 Примечательно, что накануне наступления и в ходе борьбы с Н. И. Махно (до занятия Екатеринослава) в октябре – начале ноября продаппарат губернии независимо от указаний Начупрода С.Н. Маслова перешел на товарообмен с поставщиками зерна, воспользовавшись запасами пром. Товаров (железа, гвоздей, стекла, антрацита) с заводов Екатеринослава и Александровска и тем самым отказавшись от производства закупок за денежный расчет.110 Продовольственный аппарат Херсонской губернии и Крыма, будучи отрезанным от основных районов ВСЮР и потребляющих губерний Правобережья и ЦЧР перешел на обеспечение потребностей собственных районов.

Т.о.  задачи продовольственного снабжения армии и тыла летом-осенью 1919 г. Решались деникинским правительством на основании возможно более широкого содействия фритредерству, свободе рынка и внедрению на основании этого денежных расчетов в закупках и поставках. Это должно было бы обеспечить денежную массу товарами, укрепить деникинский рубль и вытеснить широко практиковавшийся товарообмен. Но, насколько оправданным оказалось введение «свободы рынка» в условиях войны и промышленной транспортно разрухи? Деникинский официоз «Великая Россия» в статье «Дороговизна и спекуляция» защищал принципы фритредерства: «Мы на юге меньше наголодались в условиях «учета и контроля»... лучше высокие цены, чем отсутствие продовольствия... Бороться с дороговизной  следует путем устранения ее причин: надо улучшить транспорт... надо снять внутренние таможенные рогатки; надо вывести за гарницу товары для получения оттуда того, что нужно деревне... Дороговизна еще некоторое время будет расти. Но нет путей сейчас этого избежать» («Великая Россия». Ростов на Дону. № 334, 31 декабря 1919 г.).

Кооперативный журнал «Южно-русский потребитель» выражал иную позицию: «...Пресловутая свобода торговли... никаких результатов не дала: Всуе свободу торговли вводить, когда нечем торговать. Производитель хлеба не выпускает его из своих рук до тех пор пока: 1)земля не будет за ним закреплена; 2) пока в обмен на хлеб ему не дадут то, что ему нужно. Дать то, что нужно крестьянину, правительство не сумело... Что же касается первого пункта, т.е. закрепления земли за производителем хлеба, решения аграрного вопроса, то и в этом правительство ничего не сделало...».111

Однако можно отметить, что неудовлетворенность порядком производимых закупок, ставка на расчет с поставщиками исключительно деньгами, ограничение товарообменных операций была гораздо более важной, более очевидной, чем неразрешенность аграрного вопроса. Вопросы собственности на землю, собственности на урожай отступали перед недовольством крестьян-производителей большой разницей цен на с/х и промышленные товары, их острой нехваткой. Подтверждением этому стала реализация врангелевской земельной реформы.

В системе продовольственных закупок и поставок, несмотря на усилия центральных органов УП, большинство ее участников были заинтересованы в налаживании товарообмена (хотя при этом считалось необходимым производить товарообмен или в пользу промышленников или с/х производителей). Опыт функционирования продовольственных систем в Харьковской, Екатеринославской, Полтавской губерниях осенью 1919 г. Показывает, что в рамках «вольного рынка» наибольший эффект могли приносить удачно заключенные сделки именно по товарообмену (о чем неоднократно доносилось продагентами с мест). Но, очевидно, что в условиях разлаженности промышленного производства желания крестьян на получение нужных им пром. товаров далеко не всегда могли быть удовлетворены, следовательно Управление продовольствия могло оказаться перед перспективой полного провала торгово-закупочной деятельности, при переходе к операциям по товарообмену.

Оставался еще один путь получения продовольствия из села – введение принудительных поставок его продорганам. Этот путь осуществлялся в рамках утвержденного в 1919 г. Обязательного 5-ти пудового «военного сбора» с каждой десятины засеянной площади (свыше 3-х десятин).112 Сбор предполагалось осуществить в районах, где по расчетам деникинского правительства должно было оказаться большое количество излишков зерна и зернофуража (см. карту в приложении №   ). В одной из передовых статей курской газеты «Россия», редактируемой В.В. Шульниным, так обосновывалась необходимость введения «сбора»: «...при небывалом урожае на территории всего юга России по 150-200 и более пудов с десятины... сдача военного сбора не может быть признана тяжелой жертвой для сельского населения... с отменой хлебной монополии местные уполномоченные Управления продовольствия закупают хлеб на вольном рынке и не  в силах бороться с развивающейся там спекуляцией... Закупка миллиона пудов хлеба на вольном рынке, всколыхнула весь хлебный рынок. В результате произошло бы резкое повышение хлебных цен на Юге, а это привело бы к повышению остальных цен. Городское население должно было бы снова свести потребности к минимуму. Подъем цен ударил бы и по деревне, т.к. вызвал бы повышение цен на промышленные товары.   Единственный  военный сбор должен избавить нас от этого. Охватывая посевную площадь более чем в 12-15 млн. десятин, он  должен дать около  60-75 млн. пудов хлеба, поступление которого ожидается главным образом в октябре-ноябре. Не сомневаемся, что наши сельские хозяйства свято исполнят свой долг перед Армией и страдавшим населением  коренной России» куда предполагается отправить собранный хлеб.113

Важность получения «повинностного хлеба» была столь велика, что губернским Уполномоченным предписывалось выделять все поступающие сведения о получении «сбора» в «особую отчетность» и сообщать их в центральные органы «незамедлительно».114

Однако большие ожидания от поступления «повинностного хлеба» с первых же дней реализации столкнулись со следующими трудностями. Во-первых, предложенные закупочные цены абсолютно не соответствовали рыночным в большинстве губерний, где предполагалось проведение «сбора» (см. таблицу №    в приложении №   ).115

Более того, по указанию Управления финансов наличными деньгами уплачивались только 25% суммы сданного хлеба, 72% стоимости оплачивалось особыми квитанциями Управления финансов, имевшими «значение денежных знаков» и могущими быть средствами оплаты налогов и земских  сборов или ценных бумаг с начислением 12% годовых. Очевидно, что если крестьянство не доверяло деникинским «колокольчикам», то доверие к подобного рода «квитанциям» было еще меньшим («Голос Юга». Полтава, 22 сентября 1919 г.). Т.о., рыночных стимулов к сдаче хлеба не было.

Но если несоответствие объявленных и реальных цен еще возможно было преодолеть, используя обязательный характер сдачи хлеба, то гораздо большие  проблемы возникали в ходе составления списков плательщиков сбора и количества засеянных ими десятин. На совещании уездных инспекторов у Уполпрода Харьковской губернии 23 октября (одним из основных вопросов повестки дня был ход выполнения сбора «повинностного хлеба»).116 В докладах с мест сообщалось: «...в некоторых волостях Чугуевского уезда действия по сбору хлеба тормозятся бандами», «в Ахтырском уезде... волостная и сельская администрация отнеслись к делу формально... по статистике посевов должно быть обложено 68 тыс. десятин, а по спискам представленным с мест всего 20 тыс. десятин.117 Инспектора Харьковского, Изюмского и Ахтырского уездов высказывались за отправку по уездам особых вооруженных отрядов для содействия  в сборе «повинностного хлеба».118 Из Змиевского уезда еще в сентябре сообщалось об «уклонении крестьян от поставки хлеба, фуража согласно «Правил о единовременном военном сборе». Уездный инспектор обращался к начальнику уезда и губернскому Уполпроду о «распоряжении о понуждении населения... к немедленному подвозу повинностного хлеба на ссыпные пункты».119 В приказе Главноначальствующего ген. Май-Маевского № 35 от 31 августа 1919 г., что во время августовского контрнаступления советского Южного фронта некоторые деревни Волчанского, Купчанского, Старобельского  уездов участвовали в вывозе с полей и «разграблении амбаров с хлебом, предназначенным для войска, поэтому под угрозой «применения репрессий» и военно-полевого суда, крестьяне обязывались «немедленно возвратить расхищенный хлеб».121 Земледельцы Екатеринославского уезда ходатайствовали перед начальником уезда о снижении нормы 5-ти пудового сбора с десятины в виду того, что «посевы сильно пострадали от потрав во время военных действий» («Екатеринославский Вестник»104, 18 сентября 1919 г.), а крестьяне Волчанского уезда предлагали освободить от «военного сбора» те села, где имели место реквизиции продуктов воинскими частями (ГАРФ. Ф.879, Оп. 1, Д30, Л. 260 об.). Однако подобное отношение к выполнению повинностей Белой власти все же не было повсеместным.

На вышеупомянутом заседании сообщалось и о «полном содействии волостной администрации в обложении» (Харьковской уезд), «добросовестной работе» волостных писарей под наблюдением инструкторов (Купянский уезд), о завершении работы по составлению списков посевщиков (Сумской, Изюмский уезды)122, подготовка амбаров, ссыпных пунктов для приема зерна. Полностью был собран «повинностный хлеб» в Гадячском, Кременчугском, Хорольсклм уездах Полтавской губернии («Голос Юга» Полтава, 8 сентября 1919 г.).

Примечательно, однако, что инспектора из тех же уездов высказывались за присылку на местах особых вооруженных отрядов, предлагали возложить ответственность за недоимки «на все общество, включив и тех, кто засеял менее 3-х десятин» (т.е. освобождаемых от повинности).123 Очевидной становилась в этих условиях разница между простым сбором сведений и контролем, а при необходимости и принуждением, крестьян к сдаче причитающихся зерновых «излишков».

Трудности в сборе статистических сведений, ненадлежащее содействие местной администрации, опасность работы из-за вероятных нападений повстанцев, наконец небольшое количество хлебов, сокращение посевов, необходимость завершения полевых работ, становились причинами переноса сроков начала осуществления «5-ти пудового сбора» (по согласованию с УЗиЗ и УФ) С.Н. Масловым 20 сентября были перенесены сроки сдачи «повинностного хлеба» – для Полтавской губернии – на 2 недели, для Херсонской губернии – не месяц.124 Киевский Уполпрод Высоцкий ходатайствовал о переносе сроков «военного сбора» до 1 декабря (а 2 декабря Киев был оставлен добровольцам).125

К Курской губернии к первоначальной работе по сбору статистических данных о посевной площади приступили в середине октября, а к концу месяца она вновь стала прифронтовым районом. 126

Своевременно  работы по приемке «сбора» начались только в Таврической и Екатеринославской  губерниях, т.е. как и было установлено «Правилами» – с середины августа по середину сентября (с 25 августа до 8 сентября).

Но, несмотря на все вышеперечисленные трудности, 5-ти пудовый «военный сбор» стал для губернских уполномоченных одним из наиболее надежных источников получения продовольствия от села. Хотя в материалах фонда Управления продовольствия отсутствуют сводные данные о сборе «повинностного хлеба» в масштабах всего белого юга России (в газетах же публиковались очевидно нереальные данные о сборе 250 млн. пудов только в Таврической  и Екатиринославской губерниях)127, сведения о наличии продовольствия в определенных пунктах нередко показывают большее количество собранного «военного сбора» по сравнению с другими категориями закупок и поставок (по договорам с кооператорами и частными лицами, по товарообмену и др.). Так в докладе инспектора отдела заготовок по Сумскому уезду барона Ф.В. фон Розена сообщалось, что с 15 октября по 5 ноября на 7 ссыпных пунктов уезда было доставлено около 30 тыс. пудов зерна и зернофуража, хотя «в первое время подвоз шел крайне вяло». В то же время закупки зерна и зернофуража не производились из-за роста цен.128 На складах продорганов Изюмского уезда на 10 сентября состояло «заготовленного хлеба – 20156 пудов, фуража – 4803 пуда, повинностного:  хлеба – 21820 пудов, фуража – 5322 пуда».129 В начале ноября в Харьков из Волчанского уезда было отправлено 1032 пуда повинностного фуража, тогда как  от частных лиц было получено около 1 тыс. пудов различного рода зерна и зернофуража.130

Б Екатеринославской губернии, где осуществление «сбора» началось вовремя, положение было обратным. 3десь в наличии на начало октябре состоял 178600 пудов зерна и 230000 пудов зернофуража, а повинностного сбора – 57900 пудов и фуража – 22400 пудов.131 Подобное положение объяснялось тем, что в районах где система закупок-поставок отличалась большей нала-женностью и в системе продовольственного снабжения активно участвовали частные и кооперативные контрагенты, поступление «военного сбора» проходило в общем порядке организации продовольственного снабжения. Там же где прод.  аппарат был слабее, «военный сбор» становился единственным источником получения продуктов от крестьян-производителей.

Сбор «повинностного хлеба» доказывал, что в условиях гражданской войны проведение принудительных операций имеет больше шансов на успех, чем попытки наладить продовольственное снабжение исключительно на основании закупок и товарообмена. Однако использование репрессивных мер в осуществлении по­добного рода заготовок было чревато ростом недовольства со стороны крестьянства, увеличением его противодействия проводимым правительством мероприятиям, что доказала практика сбора продразверстки советской властью в тех же южнорусских губерниях весной-лотом 1919 г.

В заключении раздела следует сделать несколько замечаний об уча­стии в организации продовольственного снабжения ВСЮР казачьих областей.

Поскольку на территории Кубанского Края до ноября 1919 г. действовала разрешительная система вывоза грузов, то все вывозившиеся продоволь­ственные партии проходили под контролем краевого правительства.132 Сог­ласно официальному отчету Начальника управления хлебозаготовки  «с октября 1918 г.  по 15 ноября 1919 г. в адреса 1) интенданта ГК ВСЮР, 2) интенданта Всевеликого Войска Донского и З) интенданта Кубанского Края Кубань отправила пшеницы, муки, ячменя, овса и других зерновых продуктов 8728 вагонов... в среднем ежемесячно около 700 вагонов зерновых продук­тов, на 28 млн. рублей». При этом в  докладе отмечалось, что «на 15 ноября 1919 г. интенданства остались должны кубанскому правительству за зерновые продукты 229.974.306 рублей.133

Из-за недостатка продовольствия на Дону с весны 1919 г. (вследствие  ведения боевых действий и разорения хозяйств) «Главное Командование производило наряд Кубанского и Ставропольского хлеба для Донской области. Так в июне отпускалось, кроме довольствия армии, для населения области – 445 тыс. пудов... В общем наряде для армии и населения Кубань давала 60%, а Ставропольская губерния –  40%». Кроме ежемесячно отпускавшихся с Кубани для армии зерновых продуктов было отправлено для фронта, с 1 января по 1 октября 1919 г. 134128 пудов мясных продуктов на сумму 18 287 125 рублей.134

В снабжении армии и городов юга России казачьим областям, безусловно принадлежало большое значение. На проводимые кубанским правительством ограничения вывоза, политика отчуждения от остальных районов юга России приводила к продовольственным затруднениям в сопредельный с Кубанью районах (Черноморской, Ставропольской губерниях). Выполненную Кубанью сумму нарядов (около 8,5 млн. пудов зерна) с октября 1918 г. по ноябрь 1919 г. не следует все же считать чрезмерно большой в сравнении с суммой нарядов выполненных, например, Екатеринославской губернией (за 3 месяца около 1 млн. 700 тыс. пудов за июль-сентябрь 1919 г.). Продовольственная помощь, оказанная Кубанью Дону была более действенной. Но с января по март 1920 г. с переходом фронта на Сев. Кавказ Кубань снова, как и в 1918 г. стала основным источником снабжения ВСЮР.

Характеризуя географию распределения поставок, сложившуюся на белом юге России к осени 1919 г., можно утверждать, что большая часть выполненных нарядов приходилась на Новороссийские губернии (Екатеринославскую, до момента занятия большей ее части отрядами Н.И. Махно в октябре-ноябре, Таврическую) (после отмены ограничительных вывозных барьеров с середины августа), а также Харьковскую и Полтавскую, ставшими главными источниками продовольственного снабжения армии и потребляющих районов Правобережной Малороссии и ЦЧР, особенно после того, как армия Н.И. Махно отрезала наступавшие на Москву части ВСЮР от основных без их продовольственного снабжения.

К сожалению не сохранилось (если они были составлены) обобщенные сводки о выполнении продовольственных нарядов различными губерниями белого юга России. Поэтому определить объем осуществляемых поставок (количество пудов сданных продуктов, их вид и др.) можно с большой степенью условности (см. таблицы №№    в приложении).

Один из немногих исследователей внутренней политики «деникинщины» А.В. Четыркин констатировал провал продовольственной политики Особого Совещания по нескольким причинам: «во-первых, не оказалось денег для закупки хлеба и сырья...». Но, как свидетельствуют темпы инфляции, выпуски и оборот денежных знаков, проведение заготовок исключительно за наличный расчет, деньги у правительства были. «Во-вторых, не было... делового аппарата по массовой закупке хлеба, с/х сырья, частный же аппарат был разрушен». Это положение было действительно лишь для прифронтовых районов, а в большинстве южнорусских губерний продовольственный аппарат был создан к осени 1919 г. «В-третьих, крупные торговцы хлебом придерживали у себя свои хлебные запасы, они стремились к самостоятельному вывозу хлеба за границу, так как иностранная валюта сделалась орудием накопления. Крестьяне же требовали не обесценившихся денег, а изделий промышленности, которых у Деникина не было». С этим утверждением можно полностью согласиться. «В-четвертых, казачьи правительства не признавали монополизации торговли,  не признавали распоряжений Особого Совещания и не хотели отдавать свои запасы за обесценивавшиеся бумажки».139 Однако деникинское правительство могло реально рассчитывать на продовольственное снабжение главным образом с Кубани. Донская область, пострадавшая от войны, давала низкие урожаи, не могла служить надежным источником поступления продуктов и сама нуждалась в их ввозе. Поэтому основной объем прод. поставок приходился все же не на казачьи районы.

 

Примечания

 

1.     ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Дд. 19, 30, 36, 44, 47, 89.

2.     Кубанский кооператор. Екатеринодар. №№ 1-45, Мир труда. Харьков, №№ 1-15; Южно-русский потребитель. Харьков №№ 1-5; Торгово-промышленный вестник. Ростов на Дону, №№ 1-3.

3.     Голос Юга. Полтава, август-октябрь 1919 г.; Южный край. Харьков, июль-ноябрь 1919 г.; Екатеринославский вестник. Екатеринослав, август-сентябрь 1919 г.; Россия. Курск, октябрь 1919 г.

4.     ГАРФ. Ф. 440. Оп. 1, Д. 34, 34А, 52.

5.     РГВА. Ф. 102, Оп. 3, Д. 123; Ф. 100, Оп. 3, Д. 400; Ф. 40213, Оп. 1, Д. 1662; Ф. 40066, Оп. 1, Д. 1; Ф. 40213, Оп. 1, Д. 1653.

6.     ГАРФ. Ф. 440. Оп. 1, Д. 34, Л. 7; Ф. 879. Оп. 1, Д. 6, Лл. 54-55, 14-15 об.

7.     ГАРФ. Ф. 440. Оп. 1, Д. 34А, Л. 7.

8.     ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 6, Лл. 28-28 об.

9.     Там же. Лл. 27-27 об.

10.Там же. Лл. 28 об., 29, 34-34 об.

11.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 6, Лл. 29, 50-53; Ф. 440, Оп. 1, Д. 34 А, Л. 7.

12.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 6, Л. 50.

13.Там же. Лл. 29, 50.

14.Там же. Лл. 52-52 об.

15.ГАРФ. Ф. 440. Оп. 1, Д. 34А, Л. 7; Кубанский кооператор. Екатеринодар. № 14-15, С. 17-18.

16.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 6, Л. 55; Д. 14, Лл. 24, 39.

17.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 6, Лл. 76-76 об.

18.Там же. Л. 76 об., Лл. 17, 54.

19.Там же. Лл. 73, 37-37 об.; Д. 4, Лл. 167, 199-200 об., 213, 228.

20.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 4, Лл. 105-105 об.

21.Там же; Кубанский кооператор. Екатеринодар. № 12, С. 20-21.

22.ГАРФ. Ф. 440. Оп. 1, Д. 34А, Лл. 97, 208; Ф. 879, Оп. 1, Д. 4, Л. 63.

23.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 4, Лл. 41, 63, 64; Ф. 439, Оп. 1, Д. 55, Лл. 2-2 об.

24.Там же; Ф. 879, Оп. 1, Д.4, Лл. 298, 36-36 об.

25.Сельская жизнь. Ростов на Дону, № 3, 2 декабря 1919 г.

26.ГАРФ. Ф. 440. Оп. 1, Д. 34А, Лл. 97, 208, 237.

27.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 4, Лл. 110-110 об., 119.

28.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 7, Лл. 62-62 об.

29.Там же. Л. 59.

30.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Лл. 162-162 об.

31.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 7, Лл. 52-52 об.

32.Там же. Лл. 52 об. – 55.

33.ГАРФ. Ф. 439. Оп. 1, Д. 110, Л. 138; Ф. 440, Оп. 1, Д. 52, Л. 10.

34.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Лл. 162-162 об.; Д. 8, Лл. 21-21 об.

35.Там же. Лл. 22-23.

36.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 7, Лл. 88-88 об.

37.Там же. Л. 88 об.

38.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 7, Л. 155

39.Там же; ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Л. 231.

40.Там же. Лл. 155-155 об.; Д. 7, Лл. 88-88 об.

41.Южный Край. Харьков. № 28 10 (23) июля 1919 г.

42.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 47, Лл. 13-13 об.; Д. 30, Лл. 167, 169, 181, 192; Голос Юга. Полтава, 29 августа 1919 г.

43.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 47, Лю 13; Д.30. Л. 195, 223.

44.Там же. Лл. 186-187.

45.Там же. Лл. 210-212; Д. 41, Лл. 6-10.

46.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Л. 190.

47.Голос Юга. Полтава. № 13, 21 августа 1919 г., № 15, 23 августа 1919 г., № 30, 11 октября 1919 г.

48.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 7, Лл. 88-88 об.; Д. 44, Лл. 48-50.

49.Галицкий К. Орловско-Кромское сражение. М., 1932. С. 59-60.

50.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Лл.241, 17, 25.

51.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 42, Лл. 14-17.

52.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 41, Лл. 18-28.

53.Голос Юга. Полтава. № 30, 11 сентября  1919 г.; Южный Край. Харьков. № 28, 10 (23) июля 1919 г; Екатеринославский вестник. Екатеринослав. № 104, 19  сентября 1919 г.

54.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 41, Лл. 11,32, 47.

55.Там же. Д. 42, Лл. 9-9 об.

56.Там же. Лл. 10-11.

57.Там же. Л. 9 об.

58.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 8, Л. 57.

59.Там же. Лл. 21 об. –23; Д. 30. Л. 57.

59а. ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 42, Лл. 8-10.

60.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Лл. 180, 268; Д. 30, Л. 66, 87, 105; Д. 36, Л. 17.

61.Там же. Д. 36, Лл. 52, 169.

62.Там же. Л. 169.

63.Кондратьев Н.Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М. 1991. С. 371-373.

64.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Л. 161.

65.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 42, Л. 2;Д. 30, Л. 130.

66.Там же. Д, 36, Л. 218, 157.

67.Голос Юга. Полтава. № 33, 14 сентября 1919 г.

68.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Лл. 140, 180-180 об.

69.Там же. Д. 30, Л. 108.

70.Там же. Д. 36, Лл.  10-10 об.

71.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Л. 260.

72.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Лл. 6-6 об.

73.Там же. Лл. 6-6 об.

74.Там же. 8-8 об.

75.Там же. Л. 8 об.

76.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Л. 130.

77.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Лл. 66-67, 71-72, 87-88, 105-106.

78.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Лл. 75, 81.

79.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 41, Л. 26.

79   а. ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Лл. 75, 76, 77, 81, 82-82 об., 114, 190, 195; Д. 30, Лл. 25,              27, 30, 129, 140, 158, 173; Д. 41, Лл. 11, 18, 20, 26, 28, 31.

80.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Лл. 110, 145, 150.

81.Там же. Л. 48.

82.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Л. 260.

83.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Лл. 257-257 об.

84.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 41, Лл. 47-49.

85.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Л. 130; Д. 42, Лл. 2-4; РГВА. Ф. 102, Оп. 3, Д. 11, Л. 14; ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Л. 130.

86.РГВА. Ф. 102, Оп. 3, Д. 4, Лл. 30-31.

87.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Л. 81.

88.ГАРФ. Ф. 439. Оп. 1, Д. 110, Лл. 108 об. – 111.

89.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Лл. 122-122 об,  123-123 об., 126-127 об.

90.Там же. Л. 81.

91.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Л. 81; Д. 112, Лл. 5-6.

92.Там же. Л. 5.

93.Там же. Д. 112, Лл. 7, 10.

94.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Лл. 140-141.

95.Там же. Д. 30, Лл.  6, 10-10 об.

96.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 44, Лл. 21, 29, 37, 40, 50-54; Екатеринославский вестник. Екатеринослав. № 94, 6 сентября 1919 г.

97.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 44, Лл. 40, 44.

98.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 52, Лл. 1-4.

99.ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 53, Л. 1.

100.      Там же. Л. 5.

101.      Там же. Л. 4.

102.      Там же. Л. 2.

103.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 89, Лл. 12-13.

104.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 19, Л. 9.

105.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 42, Лл. 4-6.

106.      Там же. Д. 44, Лл. 40, 48, 49; Д. 42, Лл. 28.

107.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 42, Лл. 5-6.

108.      Екатеринославский вестник. Екатеринослав. № 104, 19 сентября 1919 г.

109.      Екатеринославский вестник. Екатеринослав. № 112, 28 сентября 1919 г.; ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 42, Лл. 4-5.

110.      Екатеринославский вестник. Екатеринослав. № 111, 27 сентября 1919 г.

111.      Южно-русский потребитель. Харьков. С. 65-66.

112.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 110, Лл. 139 об. – 142.

113.      Россия. Курск-Белгород. 17 ноября 1919 г.

114.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Л. 110.

115.      ГАРФ. Ф. 439. Оп. 1, Д. 110, Л. 141.

116.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 42, Лл. 2-3.

117.      Там же. Л. 2 об.

118.      Там же. Л. 3-3 об.

119.      ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ УКРАИНЫ. КМФ. № 11, кадр 52.

120.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Л. 130.

121.      ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ УКРАИНЫ, КМФ. № 11 кадр 51.

122.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 42, Лл. 2-3.

123.      Там же. Л. 3 об.

124.      Голос Юга. Полтава. № 39, 22 сентября 1919 г.

125.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 44, Лл. 14-15.

126.      Россия. Курск. № 5, 6 октября 1919 г.; ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ КРЫМСКОЙ ОБЛАСТИ, ф.р.-718, Оп. 1, Д. 2, Л. 74.

127.      Екатеринославский вестник. Екатеринослав. № 111, 27 сентября 1919 г.

128.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 36, Л. 260.

129.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 30, Л. 25.

130.      Там же. Л. 159.

131.      Екатеринославский вестник. Екатеринослав. № 111, 27 сентября 1919 г.

132.      ГАРФ. Ф. 879. Оп. 1, Д. 55, Лл. 2-2 об.; Кин Д. Указ. соч. С. 134-135.

133.      Трагедия казачества. Париж, 1938, Ч. 3, С. 494-497.

134.      Там же. С. 495.

135.      Донская Летопись. Кн. 3, С. 366.

136.      Приазовский Край. Ростов на Дону. № 243, 27 октября 1919 г.

137.      Супруненко Н.И. Очерки истории гражданской войны... на Украине. (1918-1919 гг.) М., 1966.

138.      Алексашенко А.П. Крах деникинщины. М., 1966. С. 62-63.

139.      Четыркин А.В. Развал тыла и разложение армий Деникина.//Исторические записки. М, 1941, С. 17-18.