Цветков В.Ж.

Церковь и власть в годы «Русской Смуты».

(отношение Святейшего Патриарха Тихона к антибольшевистскому движению в 1917-1920 гг.).

Начало.

В страшные, смутные годы революции, когда пал Монарший Престол, а слово Отечество все чаще употреблялось в сочетании с термином «социалистическое», единственной опорой и утешением для многих русских людей стала Православная Вера. В это же время, после почти двухсотлетнего «синодального» перерыва было восстановлено Патриаршество. Скипетр отрекшегося Государя символически сменил Патриарший посох. Во времена распада власти светской, образования многочисленных политических групп, живших надеждой созыва Учредительного Собрания, власть духовная, опираясь на авторитет Поместного Собора, должна была преодолеть разделения и скорби, в едином уповании на милосердие Господне сплотиться вокруг избранного Святейшего Патриарха Тихона.

«Патриаршество необходимо нам, как религиозно-нравственный центр, как средоточие наших религиозных указаний и как могучая опора в борьбе с расшатанностью всех основ религиозной мысли и жизни» - отмечал в докладе на Соборе 6 сентября 1917 г архиепископ Харьковский Антоний.

Как отмечал в своем выступлении на Соборе князь Г.Н. Трубецкой, «…преемником идеологии, составлявшей атрибут царской власти в России, не может быть никто лучше и полнее, чем Патриарх… Вместо скипетра и короны, крест и хоругвь да охранят наше святое святых! И пусть хоругвеносцем наших религиозных заветов будет Русский Патриарх, как символ того, что с падением царской власти не пала Святая Русь, и что не отказалась она от того, что ей всего дороже в ее прошлом…».

Значение восстановления Патриаршества также хорошо выразил еще один участник Поместного Собора профессор В.П. Верховский: «…Свершилось событие, имеющее в русской церковной и государственной жизни величайшую важность. Целые два столетия у Русской Церкви не было одного общего Архипастыря, не было единой живой души, которая болела бы общими скорбями и радовалась общею радостью. Не было единой священной власти, которая объединила бы в живом лице всех архиереев, все духовенство и всех верующих православных мирян. Недоставало живого молитвенника пред Богом за всю Русскую Церковь, недоставало духовника, который взял бы на свою совесть все ее многочисленные согрешения. Да и верующим не за кого было помолиться, не на кого было и понадеяться. Все расплывалось в туманное пятно целого ряда церковно-государственных учреждений…

Теперь у нас есть Патриарх, и русскому сердцу стало теплей и спокойней. Мы глубоко верим, что благодать свыше, высокие дарования и горение духа нашего Отца и Архипастыря возбудят в нас наши дремлющие духовные силы и станут мощными руководителями Православной Великой России в трудном деле возрождения ее религиозно-нравственной жизни…» (1).

Но недолгой была надежда на скорое Преображение Государства Российского. Приход к власти большевистской партии, разгон Всероссийского Учредительного Собрания, заключение Брестского мира, начавшаяся политика уничтожения традиций русского народа и, прежде всего, Русского Православия, не могли не встретить отпор со стороны Святейшего Патриарха. Патриаршие Послания и обращения с анафематствованием гонителей Церкви и сеятелей братоубийственной брани (январь 1918 г.), о заключении Брестского мира (март 1918 г.), Совету Народных Комиссаров (октябрь 1918 г.) четко определяли меру вины новых «правителей» и «властей» в начинавшемся «воинствующем безбожии».

Примечательны слова Святейшего Патриарха, сказанные им 21 ноября 1917 г. в Успенском Соборе Московского Кремля, сразу после известия о том, что на него выпал жребий Патриаршества: «…Патриаршество восстанавливается на Руси в грозные дни, среди огня и орудийной смертоносной пальбы. Вероятно, и само оно принуждено будет не раз прибегать к мерам запрещения для вразумления непокорных и для восстановления порядка Церковного. Но как в древности пророку Илии явился Господь не в буре, не в трусе, не в огне, а в прохладе, в веянии тихого ветерка, так и ныне на наши малодушные укоры: «Господи! Сыны Российские оставили завет Твой, разрушили твои жертвенники, стреляли по храмам и кремлевским святыням, избивали священников Твоих», - слышится тихое влияние словес Божиих: «Еще семь тысяч мужей не преклонили колена перед современным ваалом и не изменили Богу истинному». «И Господь как бы говорит мне так: иди и разыщи тех, ради коих еще пока стоит и держится Русская Земля ! Но не оставляй и заблудших овец, обреченных на погибель, на заклание, овец, поистине жалких. Паси их, и для сего возьми жезл сей, жезл благоволения. С ним потерявшуюся – отыщи, пораженную – перевяжи, больную – укрепи, разжиревшую и буйную – истреби, паси их по правде!» Эти слова оправдались в ближайшие месяцы патриаршего служения (2).

Но в каком отношении оказалась Русская Православная Церковь и сам Святейший Патриарх к начавшемуся сопротивлению большевизму, к тем «семи тысячам мужам», которые «не преклонили колена перед современным ваалом и не изменили Богу истинному» ?

С 1920-х гг. и до сегодняшнего времени утвердились два мнения по этому вопросу. Первое было достаточно четко выражено в советской историографии, согласно которой Святейший Патриарх Тихон и «тихоновская церковь» были «сплошь контрреволюционными», «антинародными», «тесно сотрудничали с интервентами и белогвардейцами» (3).

Другое мнение, высказанное первоначально в части духовной и светской литературы Русского Зарубежья, а затем, существенно не изменившись, перешло и на страницы отечественной литературы, состоит в следующем: хотя немалая часть иерархов и священников поддерживали Белое движение и непосредственно участвовали в нем, Святейший Патриарх отказал ему в поддержке по причине его «либерализма».

Исходя из тезиса об «отказе благословить Белое движение», многие готовы утверждать, что Патриарх (правда, не сразу в октябре 1917-го) «признал правоту народной советской власти».

Вопрос об отношении Святейшего Патриарха к советской власти, нельзя отделять от общего отношения Русской Православной Церкви к тем политическим переменам, которые происходили в России во время «второй смуты». И здесь были определенные колебания, уверенность в скором «свержении советской власти» сменялась сомнениями в возможности подобного исхода, в победе Белого движения. Рассмотрим вначале тексты известных посланий Патриарха Тихона.

Необходимо учитывать, что хотя Святейший Патриарх постоянно учитывал мнение Поместного Собора, а затем и Высшего Церковного Управления («Конституционный Патриарх», как называли его участники Собора), все же его личная позиция выражалась, нередко, независимо от соборных советов и пожеланий.

Анафема отступникам от Православия (январь 1918 г.).

Первым публичным актом осуждения Святейшим Патриархом советской власти и ее политики следует считать Послание «Смиренным о Господе архипастырям, пастырям и всем верным чадам Православной Церкви Российской» от 19 января 1918 г. Одной из причин Послания стали известия о начавшихся кровавых самосудах и казнях, в частности, о зверском убийстве в петроградской больнице в ночь с 6 на 7 января членов ЦК кадетской партии, депутатов Учредительного Собрания Ф.Ф. Кокошкина и А.И. Шингарева. В Москве, в Храме Христа Спасителя, по благословению Святейшего Патриарха прошла заупокойная служба в память о погибших (на ней присутствовал почти весь ЦК кадетской партии) (4). Слова: «забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем неповинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед родиной, что все свои силы полагали на служение благу народному. И все это совершается не только под покровом ночной темноты, но и въявь, при дневном свете, с неслыханной доселе дерзостью и беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности…».

Примечательно, что в этих словах Послания говорилось о беззаконных убийствах вообще. Осуждались еще не действия советской власти как таковой, а лишь «безумцы», творящие «кровавые расправы». Обвинение правомерное, поскольку «красный террор» зарождался отнюдь не только благодаря большевикам. В нем были повинны и анархисты, и левые эсеры, и сотни т.н. «революционеров», отступников от Православия вне партий, стремившихся к скорейшему «углублению революции», а по сути – «братоубийственной брани». Обвинять советскую власть следовало, в данном случае, за ее попустительство преступлениям, за неумение поддерживать элементарную законность и правопорядок. Обличение пренебрежения правом, измерения ценности человеческой жизни нормами «революционной законности» - вот на что обращал внимание Святейший Патриарх.

Вторая часть Послания содержала прямое обвинение антицерковной, антиправославной, а, по сути, антинародной, антирусской политики проводимой отступниками от Православия, революционными организациями. Перечисления этих деяний не нуждаются в комментариях, слова Святейшего Патриарха четко их называют: «благодатные таинства, освящающие рождение на свет человека или благословляющие супружеский союз семьи христианской, открыто объявляются ненужными, излишними… школы, содержащиеся на средства церкви православной и подготовлявшие пастырей церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются или в училища безверия или даже прямо в рассадники безнравственности…». Символично, что советский декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах был опубликован 23 января 1918 г., через 4 дня после написания Патриаршего послания. Но Святейший Патриарх прозорливо предчувствовал неизбежность его появления, за подписью высших представителей советской власти. Ведь уже в декретах о семье, об отмене чинов и сословий, о земле, в постановлениях, относящихся к реформированию системы образования и, конечно, в многочисленных актах ломавших основы Российской государственности был слишком заметен отнюдь не «светлый лик» революции.

И это помимо расстрела «святынь Кремля», помимо конфискации имуществ монастырей и церквей, помимо всех тех «издевательств над Церковью», которые совершала «власть, обещавшая водворить на Руси право и правду, обеспечить свободу и порядок…».

Яркое обличение преступных деяний «безбожных властелинов тьмы века сего» завершалось гневным решением, не допускающим иных толкований: «Властию, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной. Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение: измите злаго от вас самех (1 Кор. 5. 13).

Послание не содержало прямого анафематствования советской власти, да и не могло быть таковым, потому что канонически анафеме предаются не «формы политического устройства», а конкретные выразители безбожных идей, те, кто на деле «творят беззакония». Хотя позднее, под очевидным давлением со стороны советской юстиции Святейший Патриарх дважды заявлял о своем раскаянии в анафематствовании именно советской власти (в заявлении 16 июня 1923 г. в Верховный Суд РСФСР и в своем «Воззвании к архипастырям, пастырям и пасомым Православной церкви Российской» от 1 июля 1923 г.). Поздние «раскаяния», тем не менее, лишь подтверждают, что для Святейшего Патриарха важно было не столько осуждение именно советской власти, сколько осуждение революционных действий вообще.

В развитие Патриаршего Послания, Священный Синод принял Постановление от 15 (28) февраля 1918 г. за № 65, где подробно описывались формы церковной жизни в условиях начинающихся гонений. Вот, что говорилось в главе «О церковных наказаниях»: «Ст. 16. Все восстающие на Святую церковь, причиняющие поругание Святой Православной Вере и захватывающие церковное достояние, подлежат, не взирая на лица, отлучению церковному». И далее: «Ст. 22. Отлученные от Церкви не могут быть допущены лично ни к Святым Таинствам, ни к церковным молитвословиям и требам. Они не допускаются к Святому Причастию, для них не может быть совершаемо Таинство брака, не может быть совершаема и домашняя молитва священника. Они лишаются всех вообще церковных прав, не должны быть допускаемы ни в церковь, ни на какие бы то ни было церковные и религиозные собрания. В случае нераскаянной смерти они лишаются и христианского погребения… Ст. 25. В случае раскаяния отлученного и обращения его к священнику, последний не должен тотчас же снимать отлучение, но должен предварительно удостовериться в чистоте и искренности раскаяния и затем, сделавши донесение о сем своему епископу, ожидать от него решения…». И «лишь в случае болезни, угрожающей жизни отлученного, священник, по своей пастырской совести, может удостоить его, по его личной, усиленной в том просьбе, Таинства покаяния и причащения Св. Таин, но с непременным донесением о сем епископу…».

Важность Постановления № 65 еще и в том, что оно достаточно четко определяло степень взаимодействия священнослужителей и мирян с «безбожной властью». «Ст. 23. Верующие не должны входить в общение с отлученными от Церкви, за исключением случаев крайней необходимости». То есть признание советской власти и «ее велений» допускалось лишь по «крайней необходимости», а отнюдь не по добровольному стремлению.

Слова январского «Послания» прямо говорили о защите, о сопротивлении: «Зовем всех вас верующих и верных чад Церкви: станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне Святой Матери нашей». Ни в данном «Послании», ни в дальнейших актах, написанных Святейшим Патриархом, нет слов о «согласии и примирении». Напротив. Долг каждого православного – сопротивляться. Но как ? Снова обратимся к словам январского Послания. «Враги Церкви захватывают власть над нею и ее достоянием силою смертоносного оружия, а вы противостаньте им силою веры вашей, вашего властного всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют даже прямо противно совести народной.

А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собой. Словами Св. Апостола: Кто ны разлучит от любве Божия? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или беда, или меч ? (Рим. 8. 35.).

А вы, братие архипастыри и пастыри, не медля ни одного часа в нашем духовном делании, с пламенной ревностью зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав Церкви Православной, немедленно устрояйте духовные союзы, зовите не нуждою, а доброю волею становится в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления, и мы твердо уповаем, что враги Церкви будут посрамлены и расточатся силою Креста Христова, ибо непреложно обетование Самого Божественного Крестоносца».

Готовность Святейшего Патриарха к жертвенному подвигу хорошо передает его ответ делегатам Поместного Собора. По воспоминаниям членам Собора С.П. Руднева на вопрос, почему Послание было выпущено накануне съезда Собора, «Владыка Патриарх объяснил, что он не хотел и не хочет ставить Собор под удар, и предпочитает в этом случае принять его только на себя одного».

Борьба с большевизмом. Противостояние и противодействие.

Итак, создание союзов, «сила святого воодушевления»…. Постановление Церковного Собора от 25 января 1918 г. еще более заостряло проблему отношения к политике советской власти. Вот слова из Постановления, развивающие основные положения Патриаршего Послания: «…1). Изданный советом народных комиссаров декрет об отделении церкви от государства представляет собою, под видом закона о свободе совести, злостное покушение на весь строй жизни православной церкви и акт открытого против нее гонения. 2). Всякое участие как в издании сего враждебного церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к православной церкви и навлекает на виновных лиц православного исповедания тягчайшие церковные кары вплоть до отлучения от церкви (в последование 73 правилу Св. Апостолов и 13 правилу 7 вселенского собора).

Памятуя о молитвах святых подвижников, коими неоднократно в дни тяжких испытаний народных спасалась Россия, Собор призывает весь народ православный ныне, как и встарь, сплотиться вокруг храмов и монастырских обителей, для защиты попираемой святыни. Терпят поругание и пастыри, и овцы стада Христова, но Бог поругаем не бывает.

Да совершится же праведный суд Божий над дерзновенными хулителями и гонителями церкви. И пусть помнят все верные ее сыны: нам приходится вести борьбу против темных деяний сынов погибели за все то, что нам православным русским дорого и свято, за все то, без чего и самая жизнь не может иметь для нас цены».

Священный Синод уточнял формы этой «борьбы». В уже упоминавшемся постановлении № 65 говорилось, что «в случае нападения грабителей и захватчиков на церковное достояние, следует призывать православный народ на защиту Церкви, ударяя в набат, рассылая гонцов и т.п.». Не случайно постановлением ВЦИК от 6 октября 1918 г. набатный звон был запрещен и его звучание приравнивалось к «оконченному контрреволюционному преступлению» (но набат, по-прежнему, звал к сопротивлению - достаточно вспомнить столкновения в г. Шуе 17 марта 1922 г., когда набатный звон собрал около 3 тысяч защитников православных храмов, разоряемых красноармейцами). Пастыри призывались «крепко стоять на страже Святой Церкви в тяжкую годину гонений, ободрять, укреплять и объединять верующих в защите попираемой свободы Веры Православной и усилить молитвы о вразумлении заблудших», «пастыри должны идти навстречу добрым начинаниям верующих, направленным к защите Церкви» (5).

Как видно, ни в Послании Патриарха, ни в Постановлении Синода не содержалось призывов именно к вооруженному сопротивлению. Но следует помнить, что в условиях начинающейся гражданской войны грань между вооруженным сопротивлением и мирным противостоянием с «безбожной властью» была весьма зыбкой. Русский народ не мирился с унижением и уничтожением России, с попранием его прав, с жестокими и несправедливыми обидами. Анализируя, например, повстанческое движение, развернувшееся в Центральной России, на Севере и в Сибири, можно отметить, что участие в защите Православных Святынь действительно сплачивало людей, готовило их к жертвам ради освобождения Родины.

Во время крестьянского восстания в Боровском уезде Калужской губернии и в Верейском уезде Московской губернии, часть повстанцев поддерживала контакты со служителями Пафнутьево-Боровского и Саввино-Сторожевского монастырей. Члены одной из наиболее сильных подпольных организаций - «Союз защиты родины и свободы» Б.В. Савинкова и полковника А.П. Перхурова использовали, для конспиративных встреч, помещения храмов или территории кладбищ, прилегавших к храмам. Митрополит Ярославский, Священноисповедник Агафангел (Преображенский) благословлял граждан Ярославля на восстание в июле 1918 г., а монахи Толгского монастыря укрывали у себя участников восстания. Попытка разгрома Свято-Троицкого монастыря в Перемышльском уезде Калужской губернии вызвала здесь крестьянское восстание. 7 августа 1918 г., собравшиеся по набатному звону прихожане с. Троицкое встали на защиту монастырских святынь, а 8 августа смогли освободить от большевиков г. Перемышль, где собрался крестьянский съезд. Правда, эта местная власть просуществовала лишь 4 дня. Во время боев с войсками Директории С. Петлюры архиепископ Волынский и Житомирский Евлогий (Георгиевский) благословил воспитанников духовной семинарии г. Житомира вступить в ряды добровольческих формирований. По воспоминаниям генерала от кавалерии В.А. Кислицына «архиепископ Евлогий представил в мое распоряжение учащихся Житомирской Семинарии. Я влил их в свой отряд и был впоследствии очень доволен их боевой работой. Эти юноши, готовившиеся стать духовными людьми, проявляли большую доблесть в сражениях» (6).

2 февраля 1918 г. в Успенском кафедральном соборе г. Омска с проповедью о гонениях на Православие выступил протоиерей Александр Соловьев. 4 февраля состоялся крестный ход во главе с преосвященным Сильвестром – епископом Омским. В нем участвовали все городские приходы. Духовенство поддержали члены «Союза православных христиан», выпустившие воззвание «К казакам и солдатам»: «Братья казаки, братья солдаты ! Слыхали ли Вы, что Омский Совет Народных Комиссаров решил, согласно декрета из Петрограда, изданного под председательством Иоселя Абрамовича Троцкого – Бронштейна, отобрать Омский кафедральный собор и ваш Омский Никольский казачий собор ? Неужели вы отдадите, чтобы они там устроили больницу, а может быть, кинематограф с развратными картинками. В городе много ресторанов, клубов, трактиров, где пьянство, картежная игра, разврат. Если закроют часть этих заведений, то помещения можно получить больше, чем при помощи уничтожения святых Божьих церквей. Не весь православный русский народ, а несколько комиссаров решили уничтожить православные церкви, построенные на трудовые народные деньги, и своим декретом оскорбили веру стомиллионного православного русского народа».

Грандиозный крестный ход завершился молебном, на котором епископ призывал хранить веру православную и защищать от разорения храмы. В ночь с 5 на 6 февраля отряд красногвардейцев арестовал епископа, а его эконом И. Цикура был убит (впоследствии прославлен в лике новомучеников). В ответ в Омске началась всеобщая забастовка, а по набату храмовой колокольни сотни прихожан собрались на центральных площадях города, требуя освобождения владыки Сильвестра. Начались вооруженные столкновения с казаками и офицерами. В результате власти, опасаясь всеобщего восстания, освободили архиепископа, но возбудили против него расследование по обвинению в «контрреволюции». Несмотря на это, преосвященный Сильвестр не прерывал контакты с офицерскими и казачьими подпольными организациями, и позднее, стал председателем Высшего Временного Церковного Управления в Омске, духовником Верховного Правителя России А.В. Колчака.

А Святейший Патриарх Тихон постановлением от 12 апреля 1918 г. возвел епископа Сильвестра в сан архиепископа.

21 июля 1918 г. в г. Шенкурске началось восстание против советской власти во главе с братьями Ракитиными. Но еще на первой неделе Великого Поста, в неделю Торжества Православия в Шенкурске состоялся многолюдный крестный ход. Вот лишь небольшие выдержки из произнесенных проповедей: «…Дадим отпор врагам Христа, открыто, безбоязненно, властно заявим свою веру. Пусть враги Христа не касаются святая святых верующего русского народа». «Оставим свое равнодушие, когда глумятся над святыней, когда хотят в корне подорвать религию, вырвать Закон Божий из школы, чтобы и подрастающее поколение оставить с пустотою души и тем легче распространять среди народа безверие…». «…Нынешняя распущенность и упадок нравственности народа ведет к погибели Русского Государства: как от упадка нравов в древности пали славный Рим и Византия, так от того же и ныне падает наша Держава. Не допустим до этого, не будем поддаваться лживым руководителям, не любящим своей Родины…». Настоятель храма в честь Святителя Николая Чудотворца «произнес речь о ревности, по примеру Св. Николая, защищавшего Христа – Бога от еретика Ария, к защите церкви православной от современных безбожников». Примечательно, что руководитель восстания Н. Ракитин был бывшим учителем, а созданный в Шенкурске «Союз духовенства и мирян» категорически высказался за продолжение преподавания Закона Божия в школе, вопреки декрету Совнаркома (7).

Вышеприведенные факты, конечно, не свидетельствуют о том, что настоятели и монахи, служители приходских и кладбищенских храмов были причастны к планам антибольшевистского подполья. По существу речь могла идти лишь о моральной поддержке, о даче благословения участникам будущих восстаний (в советской же историографии утверждалось, что Церковь напрямую участвовала в вооруженном сопротивлении). Важно учитывать другое. В то время, именно в православном храме изгнанный из армии офицер, ограбленный крестьянин, обманутый рабочий могли найти поддержку и утешение, а одурманенные, ослепленные «классовой ненавистью» комиссары встречали стойкое духовное сопротивление, ощущавшееся ими, возможно, более чем сопротивление вооруженное. Во многих случаях приходские священники знали восставших как своих ревностных прихожан, и отказать им в благословении было для них непосильно. Невозможно было, очевидно, и отказать в убежище тем, кто, страдая от полученных во время боев ранений, просил о помощи. Собиравшиеся по звону набата на защиту храмовых святынь прихожане, также не могли оставаться бесстрастными наблюдателями, быть в стороне от своего «батюшки». Все это, с точки зрения «советского права», могло подходить под категорию «контрреволюционных преступлений» и «выступлений», но это говорило лишь о том, что нормы «революционного правосознания» ничего общего не имели с нормами заповедей Вышнего…

Правда, нельзя забывать и о случаях, когда бывшие прихожане оказывали поддержку прибывшим красногвардейским отрядам и принимали участие в разграблениях храмов и монастырей…

Кратко охарактеризуем взаимоотношения Русской Православной Церкви и официальных структур Белого движения. В 10-м номере исторического альманаха «Белая Гвардия» приводятся документы, посвященные данной теме. Православное духовенство Юга России в 1918 г. определилось в своей поддержке белой армии. Немалую роль в этом сыграл развернувшийся на Дону, Кубани и Ставрополье «красный террор», массовое закрытие храмов, осквернение святынь, грабежи. В течение 1918 г. священнослужители регулярно совершали торжественные молебны, крестные ходы по случаю побед Добровольческой армии, отпевали погибших бойцов. На юге в то время находилось свыше 500 бежавших из Советской России представителей духовенства. А протопресвитер военного и морского духовенства в годы первой мировой войны - о. Георгий Шавельский был назначен на ту же должность и в белой армии. Он стал активным сторонником принятия Добровольческой армией «знамени крестоносной борьбы новосоздаваемого Христолюбивого Русского Воинства с большевистскими врагами Церкви и Отечества». Во многом, благодаря его инициативе в мае 1919 г. был созван «Юго-восточный Церковный Собор», определивший порядок церковного управления на территориях, занятых Вооруженными Силами Юга России (ВСЮР).

Сам по себе акт созыва Собора не санкционировался Святейшим Патриархом, однако деятельность создаваемого Управления представлялась временной. По словам выступавшего на Соборе проф. П.В. Верховского «все постановления Собора будут носить временный характер... настоящий Собор является краевым, но не имеющим сепаратного характера, он является вынужденным, исключительным и будет блюсти каноны и церковные правила...» Несмотря на то, что на Соборе участвовали представители лишь пяти кавказских епархий (Ставропольской, Донской, Владикавказской, Сухумско-Черноморской и Бакинской), признавалось, что «Временное Церковное Управление» будет руководить «всеми епархиями, уже освобожденными и постепенно освобождаемыми» ВСЮР. Члены Собора были уверены в «скорейшем освобождении Святейшего Патриарха», после чего временное разделение Церкви устранится.

Собор работал с 19 по 23 мая 1919 г. За это время были утверждены постановления, касавшиеся практически всех сторон церковной жизни - от организации Высшего Временного Церковного Управления (ВВЦУ) до проектов восстановления приходов. В соответствии с принятым «Положением» Управление признавалось носителем «высшей церковной власти на Юге России». По сути ВВЦУ становилось правительственным органом, близким по статусу к другим управлениям Особого Совещания при Главкоме ВСЮР. Деятельности Православной Церкви на юге России придавалось значение государственной политики. Председателем стал архиепископ донской и новочеркасский Митрофан (Симашкевич), а в состав ВВЦУ вошел протопресвитер Шавельский. Аппарат протопресвитера армии и флота стал аппаратом Управления, а его начальник канцелярии И. Махароблидзе, возглавил канцелярию ВВЦУ.

Компетенцию Управления составили «все те дела, которые подлежали ведению и решению возглавляемых Патриархом Священного Синода и Высшего Церковного Совета... в полном соответствии с установленными правилами Всероссийского Поместного Собора». Весной 1919 г. уверенность в неизбежной и скорой победе Белого дела и скорейшем «освобождении Патриарха» была столь велика, что автономная работа ВВЦУ воспринимались, как временная.

Примечательно, что сами руководители Белого движения отмечали необходимость активного участия Церкви в борьбе с советской властью. Об этом говорил в своем обращении к Собору Главком ВСЮР генерал-лейтенант А.И. Деникин: «...Церковь в плену. Раньше у «приказных», теперь - у большевиков... Необходима борьба. И я от души приветствую Поместный Собор Юга России, поднимающий меч духовный против врагов Родины и Церкви...».

В утвержденном проекте программы Всероссийского Национального Центра (крупнейшей антибольшевистской организации в 1919 г.) о положении Русской Православной Церкви говорилось так: «…Первенствующая в Российском государстве вера есть исповедуемая большинством населания России христианская Православная кафолическая восточного вероисповедания… Православная Церковь в России, как национально-историческое вероисповедание преобладающего большинства коренного населения государства, естественно занимает первенствующее среди всех других исповеданий публично-правовое положение. Это первенство находит свое внешнее выражение в том, что во всех актах государственной жизни, в которых власть обращается к религии, преимуществом будет пользоваться Православная Церковь, точно таким же преимуществом будет пользоваться Православный Церковный календарь… В качестве положения о Православной Церкви в Российском государстве правительство признает все постановления Определений чрезвычайного Всероссийского Священного Собора, касающихся строя церковного управления, отныне автономного. Глава Православной Русской Церкви Патриарх Московский и Всея Руси и возглавляемый им Всероссийский Церковный Собор признаются государственной властью полномочными представителями всей Православной России…»

Примечательно и то, что кадеты оказались единственной российской партией, выступившей уже в марте 1918 г.с решительным осуждением большевистской политики по отношению к Церкви. В специальном заявлении партии народной свободы отмечалось: «…неслыханные насилия совершаются над Церковью. Издаются декреты, под видом отделения Церкви от государства воздвигающие гонения и на Церковь и на всякую религиозную веру… Партия Народной Свободы… всей силой своего убеждения и возмущенного нравственного чувства восстает против того поругания святыни народной души, которое совершается в настоящее время, и призывает всех своих членов объединиться в живом протесте против нового и самого преступного насилия, творимого над свободой… Только твердость духа и сила веры могут спасти Россию» (8).

«Духовная борьба с большевизмом» признавалась основной в работе восстанавливаемых церковных приходов. Исходя из принятого Московским Поместным Собором приходского устава, создавался приходской отдел при ВВЦУ, вводились должности приходских инструкторов, создавались церковно-приходские советы. Предполагалось не ограничиваться только «упорядочением церковно-приходского хозяйства», но и «объединить приходы на почве всякого рода продовольственной, производительной, кредитной (приходские кооперативы), благотворительной и прочей взаимопомощи». Приход должен был стать также центром духовного возрождения, центром «борьбы с безверием, унынием и беспримерным нравственным падением», для «укрепления любви к Родине и к ее святыням, среди тех, кто в кровавых боях творит свой жертвенный подвиг».

Помимо принятия положений о ВВЦУ, о церковном приходе, Собор принял обращения к Верховному Правителю России адмиралу А.В. Колчаку, Всевеликому Войску Донскому, Терскому и Кубанскому казачьим войскам, ко «всем чадам Православной Церкви» и к красноармейцам. В них уже напрямую говорилось о вооруженной борьбе с советской властью: «все воинства, сражающиеся с большевиками... орудие в руках Божиих... Да укрепит же и да ниспошлет Господь Вседержитель силы на предстоящий бранный подвиг по освобождению не только родного края, но и московских кремлевских святынь...» В традициях «печалования» Церкви перед государственной властью, Собор ходатайствовал перед Главкомом ВСЮР о «смягчении участи» всех тех, кто «совершил великий грех перед святой Церковью и Родиной, но совершил его по недоразумению». Соборный призыв не остался без внимания и приказом от 13 июня 1919 г. Деникин объявил об амнистии военнопленным красноармейцам, подчеркнув при этом: «велико должно быть значение мудрого голоса Церкви и в настоящую тяжелую для государства годину, когда во многих местах его, под напором большевизма и низинных страстей, рухнули основы религии, права и порядка...».

Повседневная церковная жизнь на юге России, так или иначе, оказывалась связанной с белой властью, ведь эта власть поддерживала Церковь. Летом-осенью 1919 г. во время «похода на Москву» белой армии, почти во всех городах, станицах, селах юга России восстанавливался порядок богослужения, возрождалась приходская жизнь. Труднее налаживалась церковная жизнь в прифронтовых районах. В Киеве, несмотря на постоянную угрозу смены власти, во Владимирском соборе совершались постоянные молебны о «даровании победы Христолюбивому Белому воинству», отпевали погибших. В полностью разграбленном Мгарском Спасо-Преображенском монастыре близ г. Лубны Полтавской губернии уже спустя неделю после его освобождения начались богослужения. Создавались просветительские общества, подобные «Всероссийскому Братству Святого Креста» в Ростове-на-Дону, Екатеринодаре, Севастополе (9).

Неоднократно, многотысячными тиражами издавались на занимаемой белыми армиями территории Послания Святейшего Патриарха. Широкую известность получили Послание от 19 января 1918 г. (издаваемое как «Анафема большевикам») Послание о Брестском мире от 5 (18) марта 1918 г., и, особенно, Послание Совнаркому к годовщине «октябрьского переворота» (10). По мнению известного российского контрразведчика генерал-майора Н.С. Батюшина именно анафематствование революционеров могло стать основанием для создания воинских формирований, освященных именем Святейшего Патриарха и ведущих борьбу с «безбожной властью». Делались попытки формирования специальных воинских частей, с целью «спасения Православной Руси» не только словом, но и делом. В белой Сибири таковыми стали формируемые в августе-ноябре 1919 г. «Дружины Святого Креста» (документы об этой странице истории Белого движения приведены в книге «Генерал Дитерихс», М., Посев, 2005; и альманахе «Белая Гвардия» № 10). На белом Юге «Союз русских национальных общин», возглавляемый монархистом, авторитетным историком генерал-майором А.Д. Нечволодовым считал необходимым именовать эти части - «Легионы Святейшего Патриарха Тихона» (11).

Сотни священнослужителей на белом Юге, Севере и в Сибири активно участвовали в проповеднической работе в рядах белых армий. В архивных фондах сохранились приказы, распоряжения о награждениях священников за «неусыпные труды при исполнении служебных обязанностей», за совершение церковных треб во время «гонений» саном протоиерея и игумена, камилавкой и скуфьею, наперсным крестом на георгиевской ленте, архипастырским благословением от епархиальных советов. В Новочеркасске был заложен храм «Освобождения Дона» в честь Чудотворной иконы Божией Матери Аксайской. С июня 1919 г. в столице донского казачества при епархиальном училище начали работу военно-проповеднические курсы, готовившие пропагандистов для работы на фронте, в запасных частях. Предполагалось ежегодно готовить до 30 человек (12). В белых армиях были восстановлены должности полковых священников.

Отделами печати и пропаганды белых правительств издавалась многочисленная православная литература. На страницах журнала «Донская христианская мысль» периодически публиковались «Материалы для проповеди», в которых особое внимание уделялось борьбе с «идеями большевизма», в частности, с идеями социального равенства, преступного безбожия. Постоянно указывалось, что воевать надо не с красноармейцами, которым необходимо «доброе пастырское наставление и руководство», но с идейными коммунистами и комиссарами (13).

Сменивший Деникина на посту Главкома генерал-лейтенант П.Н. Врангель был сторонником укрепления авторитета Русской Православной Церкви. В своих воззваниях он постоянно подчеркивал, что белая армия борется за «поруганную Веру и оскорбленные ее Святыни». Позднее, в эмиграции, Врангель отмечал, что «считал совершенно необходимым... проведение целого ряда мер для повышения нравственного уровня в войсках, в том числе духовно-религиозного воспитания». С этой целью он утвердил в должности «епископа армии и флота» (новая должность, заменившая собой протопресвитера армии) епископа Севастопольского Вениамина (Федченкова). Он совмещал тем самым управление своей епархией с руководством армией и флотом. Деятельность епископа Вениамина, часто выезжавшего на фронт, посещавшего лазареты, неоднократно выступавшего на торжественных парадах и молебнах, была весьма заметной. Во главе ВВЦУ встал архиепископ таврический Димитрий, а почетным председателем стал будущий глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Киевский Антоний (Храповицкий) (14).

В белом Крыму священнослужители активно участвовали в жизни армии. Один из офицеров вспоминал, что накануне наступления белых «полковые священники были на месте: напутствовали части в бой, хоронили убитых, и жителям напоминали, что пришло Христолюбивое воинство» (15). Управление военным и морским духовенством учредило должности 10 штатных «проповедников» в армии. Праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня (14 сентября) был объявлен Врангелем «Днем Покаяния». А предшествующие дни (12 и 13 сентября 1920 г.) - «днями траура и молитвенной памяти убиенных и в смуте погибших». В эти дни запрещались «всякого рода публичные зрелища и увеселения». Много внимания уделялось совершению массовых праздничных богослужений, молебнов, в частности, во время прибытия в Крым Чудотворной Иконы Богородицы Знамения (Курская Коренная), вывезенной из Коренной пустыни отступавшими из Курска белыми войсками. В Севастополе, Ялте, Симферополе, и даже вблизи самой линии фронта служились торжественные молебны, проводились крестные ходы. Специальным распоряжением для перешедших на сторону белых солдат-красноармейцев были изготовлены нательные кресты (16).

Таким образом, в 1919-1920 гг. окончательно сформировалась идеология Белого дела, в котором Русскому Православию отводилась ведущая роль. Возрождение традиционных духовных ценностей, основ русской государственности, нравственной свободы, а самое главное - Веры - все это выражало идеологию российского Белого движения.

1. Руднев С.П. При вечерних огнях. Харбин, 1928, с. 180-181.Трубецкой Г.Н. Годы Смут и надежд. 1917-1919. Монреаль, 1981, с. 14-15; проф. В.П. Верховский. Патриарх Тихон., б.м., 1919, с. 10-11.

2. Руднев С.П. Указ. Соч. с. 209 – 210.

3. см. например Шипов Я. Тихоновская Церковь и Врангель, М., 1923; Кандидов Б. Церковь и Врангель, 1931; Его же. Церковно-белогвардейский собор в Ставрополе в мае 1919 г. Материалы по вопросу об организации церковной контрреволюции в годы гражданской войны. М., 1930. и др.

4. Кроль Л.А. За три года, Владивосток, 1921, с. 9.

5. Архангельские Епархиальные Ведомости, Архангельск, № 3, 15 февраля 1918 г.; Там же, № 7, 1 мая (18 апреля) 1918 г.

6. ГА РФ. Ф. 393. Оп.1. Д. 102. Л. 29; Кислицын В.А. В огне гражданской войны. Харбин, 1936, с. 12; см. также материалы брошюры «Ярославское восстание. 1918 год. М., 1998.

7. Митрополит Феодосий (Процюк) В вере ли вы? Житие и труды священномученика Сильвестра, архиепископа Омского. Омск, 2006, с. 73, 85; Архангельские епархиальные ведомости, Архангельск, № 8, 15 (2) мая 1918 г.

8. ГА РФ. Ф. 6088. Оп.1. Д. 11. Лл. 64, 83; Ф. 6611. Оп.1. Д.1. Лл. 329-330; Вестник партии народной свободы. Петроград, № 4, 1918, с. 107; Игумен Петр (Кузовлев) Русская Православная Церковь и гражданская война в России // Ярославское восстание 1918 год. М., 1998.

9. Киевлянин, Киев, № 18, 11 сентября 1919 г.; № 40, 11 октября 1919 г.

10. Правительственный вестник, Омск, № 171, 28 июня 1919 г.; Сибирская Речь, Омск, № 84, 20 (7) апреля 1920 г.; За Русь Святую, Омск, № 1, август 1919 г.; Наша газета, Омск, № 30, 19 сентября 1919 г.; № 78, 9 ноября 1919 г.

11. Русское дело, Омск, № 18, 26 октября 1919 г.; Станичник, Екатеринодар, № 32, 24 августа 1919 г.; См. также Цветков В.Ж. «Легион Святейшего Патриарха Тихона», Гвардия Православной Руси: из неосуществленных проектов. // Военная Быль, 1995, с. 23-24.

12. Донская Христианская мысль, Ростов на Дону, 1919 г., № 32-33, 11-18 августа 1919 г.; № 38-39, 22-29 сентября 1919 г.

13. Донская Христианская мысль, Ростов на Дону, № 30-31, 28 июля, 4 августа 1919 г.

14. Росс Н. Врангель в Крыму, Франкфурт на Майне, 1982, с. 313-327.

15. Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию., т. 2, Париж, 1964, с. 243-244.

16. Великая Россия, Севастополь, № 118, 23 сентября 1920 г.

Еще о формах противостояния большевизму.

Показательными стали слова, сказанные Святейшим Патриархом на заупокойной литургии в поминание «новых священномучеников» в храме Московской Духовной семинарии перед членами Поместного Собора 31 марта 1918 г. Снова, говоря об отношении Церкви к «безбожной власти», он недвусмысленно заявил сомневающимся и колеблющимся: «…не вопиет ли эта кровь убиенных и эти рыдания оставшихся сирот к небу и не обращаются ли к нам, еще живым, с укором: зачем вы не употребите всех сил, почему вы не испробуете всех средств, чтобы предотвратить впредь эти невинные жертвы, чтобы не дать литься этим горьким слезам и раздаваться этим рыданиям, которые будут услышаны на всю Русь Православную?...» О тех, которые «не ведают бо, что творят», по словам Святейшего Патриарха, необходимы были молитвы, «просьбы отпущения» и «предания их суду Божию». Но, вопрошал Патриарх, «ведь есть и такие среди современных гонителей, которые не только отлично знают, что они делают, но руководят другими в этом злом деле. Что же предпринять по отношению к ним? Предоставить им проливать кровь а самим созерцать, как это делается, молиться об убитых, плакать вместе с осиротевшими семьями и больше ничего?...»

И вот ответ Патриарха Тихона на этот вопрос.

«Нет, отцы и братие ! Если мы обратимся за наставлением к первым временам христианства, к эпохе первых мучеников и припомним, что тогда делали на защиту гонимой Церкви, то прежде всего пред нами выступает целая защитительная, по отношению к гонимой Церкви, литература, так называемая апологетическая. В ней целый ряд апологий – защит, которые нарочито писались и подавались на суды, на коих обвинялись христиане, и вручались в руки самим гонителям. Защитники христиан (как Тертуллиан) и сами гонимые (как священномученник Игнатий Богоносец) обращались к гонителям не только со словом защиты, но и с словом горькой для гонителей правды, с словом обличения к высшим властям. А верующие христиане окружали гонимых своею любовию и сочувствием, громко свидетельствуя о своем с ними духовном единении, иногда выражали готовность разделить участь страдальцев… Найдем и мы мудрость и мужество противостоять гонителям, ибо с нами и за нас будет Истина всепобеждающая…» (1).

Итак, обличение политики «безбожной власти», набатный звон, анафематствование преступников – вот главные, освященные авторитетом Патриарха, формы сопротивления. Уместно напомнить, что в отечественной правовой традиции отлучение от Церкви приравнивалось к лишению и всех гражданских прав (например, анафематствование С. Разина). Анафематствованные за свои действия представители власти не могли признаваться выразителями закона не только с правовой, но, прежде всего, с нравственной точки зрения. Иное дело, что правовые традиции в условиях революции и гражданской войны, игнорировались, но разве «признание масс» и «глас» ослепленного классовой ненавистью «народа» - это «глас Божий»?

К сожалению, в условиях противостояния с советской властью белая пропаганда допускала подчас достаточно вольные, не соответствующие канонам, объяснения действий Святейшего Патриарха. Об этом свидетельствует безымянная статья, опубликованная на страницах газеты «Сибирская Речь» (№ 232) в октябре 1919 г. Судя по стилю, она может принадлежать архиепископу Омскому и Павлодарскому Сильвестру (Ольшевскому). Приведем ее полностью:

«Об одном плакате.

По поводу появления плаката с изображением Святейшего Патриарха.

В настоящее время в г. Омске повсюду расклеены плакаты «Осведстепи» с изображением Святейшего Патриарха Всероссийского Тихона.

Под изображением Святейшего Патриарха на плакатах помещено обращение к населению, в котором между прочим сказано: «Патриарх Тихон первый дерзнул предать большевиков анафеме; последуем его примеру, предадим и мы их анафеме».

Предавать анафеме, т.е. по-русски отлучать от Церкви, могут только преемники Апостолов, которым Христос сказал: «что свяжете на земле будет связано на небе, и что отпустите на земле, будет отпущено на небе».

Итак только Патриарх мог предать большевиков анафеме, поэтому неуместно говорить о том, что он первый сделал это и тем более призывать нас следовать в этом его примеру.

Предание большевиков анафеме Блюстителем русской Церкви является крупным историческим событием, коим они приравниваются к Стеньке Разину, Мазепе, Пугачеву.

Без сомнения следует распространять о нем весть среди народа.

Без сомнения весьма полезно распространение изображения Святейшего Патриарха, напоминающего русским людям о долге перед Церковью и Богом, а также распространение известия о ранении Патриарха во время богослужения и о чудесном спасении его.

Горячо приветствуя намерения «Осведстепи», мы не можем однако не заметить, что настоящее обращение составлено неудачно и великое событие в данном изложении лишено всякого смысла.

Признаем еще, что слова Патриарха: «взыщется с вас вся кровь праведная» и «от меча погибнете», обращены не к нам, а к большевикам.

Мы позволим себе высказать пожелание, чтобы 2-е издание настоящего плаката, столь полезного и необходимого, было снабжено более продуманным обращением».

Свершившееся предательство. Брестский мир. Цареубийство.

Ярким, выразительным языком написано Послание Святейшего Патриарха «архипастырям, пастырям и всем чадам Православной Российской Церкви», написанное в связи с заключением Брестского мира. Вдумаемся в его строки: «…тот сильнейший враг, с которым уже более трех лет вел русский народ кровавую брань, в борьбе с которым погибли целые миллионы лучших сынов русской земли, ныне, устремляясь с своей боевой силой в глубину нашей Родины, чтобы овладеть и «главою» и «сердцем» ея, с неслыханной дерзостью шлет нам свои требования и предписывает принять самые позорные условия мира. И позор совершился: условия приняты…» Эти условия приняла власть, неспособная справиться с внешним врагом, защитить Отечество (хотя бы даже и «социалистическое»), но зато готовая «во всеоружии» к войне «братоубийственной». «А с поля ратного, пред лицом врага иноземного, бежите вы с оружием в руках, чтобы этим же оружием расстреливать друг друга в междоусобной борьбе… Поистине «осквернися земля наша в делах ваших и заблудились вы в начинаниях своих» (Пс. 105, ст. 37.)… Позором покрылась наша родина…».

Очевидно, что эти слова Патриарха не могут быть отнесены к воинам белых армий, поскольку ни в одном из документов, ни в одном из официальных заявлений, исходивших от (о «самостийных» государственных образованиях речь не идет, они к Белому движению не относились) белой власти, не говорилось о возможности каких бы то ни было соглашений с кайзеровской Германией. Напротив. Известно предписание Верховного руководителя Добровольческой армии генерал-адъютанта М.В. Алексеева о возобновлении военных действий против немецких войск в случае непосредственного с ними соприкосновения. В инструкции Центрам Добровольческой армии, работавшим на Украине предусматривалась подготовка партизанских действий и их начало «по указанию генерала Алексеева, или в случае военных действий немцев против Добровольческой армии или Волжского фронта». Любые формы взаимодействия с представителями немецкого «оккупационного командования» категорически отвергались. А малейшие подозрения в «германофильстве» могли стать основанием для политического неприятия со стороны белых армий и правительств (2).

Святейший Патриарх предупреждал и ободрял тех сомневающихся и колеблющихся, которые готовы были решиться на сотрудничество с Германией, ради борьбы с большевиками. Ведь виновны в их «малодушии» все те же анафематствованные отступники от Православия. «Исстрадавшиеся сыны родины нашей готовы даже малодушно кинуться в объятия врагов ея, дабы искать среди них и под их властью успокоения жизни общественной, прекращения ея ужасов. Горе той власти, которая довела русских людей до такого отчаяния. Но не здесь наше спасение, не от врагов надо ждать избавления», потому что «они только и стремились к тому, чтобы посеять в нашей жизни семена вражды и междоусобий внутренних…»

Где же спасение? В чем выход? Патриарх подтверждал – необходимо положить предел междоусобию и укрепиться в Вере. «Прежде всего – прекратите взаимные распри и междоусобную брань…». Простейший и, в то же время, невозможный в 1917-1918 гг. способ «прекращения междоусобной брани», отмечает Святейший Патриарх, «оставиши злобу и вражду взаимную, возлюбите кийждо ближняго своего: богатые, кормите и одевайте нищих, бедные и убогие, не злобствуйте на имущих достаток». И тогда «мир Божий да водворится в сердцах ваших» (Колос. 3 гл. 15 ст.).

Если это произойдет, тогда «не страшны вам будут никакие козни вражеские». «Возмогайте во Господе и в державе крепости Его облецытеся во вся оружия Божия яко возмощи вам стати противу кознем диавольским».

Остановимся на публичном выступлении Святейшего Патриарха в 1918 г. – совершении им панихиды по убиенной Царской Семье. Существует мнение, что сам факт проведения панихиды является свидетельством безусловно монархическо-абсолютистских убеждений Патриарха Тихона. Но… Во-первых Святейший Патриарх достаточно ясно определил позицию в отношении Цареубийства. Это вопиющий акт беззакония: «…Мы, к скорби и стыду нашему, дожили до такого времени, когда явное нарушение заповедей Божиих уже не только не признается грехом, но оправдывается, как нечто законное… расстрелян бывший Государь Николай Александрович по постановлению Уральского областного совета рабочих и солдатских депутатов, и высшее наше правительство - Исполнительный Комитет - одобрил это и признал законным…».

Во-вторых, возмутителен сам факт Цареубийства, ужасна политика «безбожной власти», при которой и жизнь бывшего Государя, и жизнь простого человека одинаково «ничего не стоят». Святейший Патриарх не давал оценку политике Николая II: «…Не будем здесь оценивать и судить дела бывшего Государя: беспристрастный суд над ним принадлежит истории, а он теперь предстоит перед нелицеприятным судом Божиим…». Не правильность монархического политического курса важна для Святейшего Патриарха. Сто крат важнее величие духовного подвига Николая Александровича Романова: «Но мы знаем, что он, отрекаясь от Престола, делал это, имея в виду благо России и из любви к ней. Он мог бы после отречения найти себе безопасность и сравнительно спокойную жизнь заграницей, но не сделал этого, желая страдать вместе с Россией. Он ничего не предпринял для улучшения своего положения, безропотно покорился судьбе».

Нет и не может быть оправдания цареубийцам, нарушителям законов земных и небесных! Государь «приговаривается к расстрелу где-то в глубине России, небольшой кучкой людей (название Уральского областного совета из уст Патриарха – прим. В.Ц.), не за какую-то вину, а за то только, что его будто бы кто-то хотел похитить. Приказ этот приводят в исполнение, и это деяние, уже после расстрела, одобряется высшей властью. Наша совесть примириться с этим не может, и мы должны во всеуслышание заявить об этом как христиане, как сыны Церкви. Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреливают…».

Но существует и другое мнение в отношении действий Патриарха. В последнее время нередки обвинения Святейшего Патриарха и других архиереев и иереев Русской Православной Церкви в предательстве Государя и Его семьи в 1917 г., в недостаточной защите их в 1918 г. Приводятся аргументы о намеренном «неосуждении» действий Временного правительства и советской власти в отношении Дома Романовых. Все это, якобы, свидетельствовало о властных стремлениях Патриарха Тихона, возжелавшего стать едва ли не носителем государственной власти в отсутствие Государя на Престоле.

Надуманность подобных тезисов очевидна. Во-первых, как известно, Николай Александрович Романов и все старшие представители Дома Романовых добровольно отреклись от Престола до решений Земского Собора или Национального Собрания. Таким образом, речь могла идти только о защите личных, а не государственных или служебных прав Царской Семьи. Во-вторых, обличение Святейшим Патриархом революционных властей, молитвенное поминание невинно убиенных Страстотерпцев, были весьма смелыми, во многом рискованными актами в условиях фактически начавшегося «красного террора». Действия Святейшего Патриарха – это осуждение акта убийства, возведения классового террора в основание закона, попрания законов Божиих и элементарных норм права, а отнюдь не призыв к возрождению самодержавной монархии любой ценой.

Годовщина октябрьского переворота. Возможно ли будущее у «безбожной власти»?

Обличение политики собственно советской власти содержалось в Послании Совету Народных Комиссаров, написанном в первую годовщину прихода большевиков к власти. Последовательное обличение политического курса подводило итог прежним посланиям Святейшего Патриарха.

Патриарх открыто объявил приход большевиков к власти «захватом» и ясно противопоставлял само название новой власти – власти т.н. «народных» комиссаров тем, подлинно народным чаяниям, надеждам, которые были вероломно нарушены: «Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания дали вы ему и как исполнили эти обещания?»

В длинном перечне деяний этих «народных» комиссаров на первом месте – предательский Брестский мир. Снова, как и в мартовском Послании, Святейший Патриарх обличал: «вы отняли у воинов все, за что они прежде доблестно сражались. Вы научили их, недавно еще храбрых и непобедимых, оставить защиту Родины, бежать с полей сражения. Вы угасили в сердцах воодушевляющее их сознание, что «больше сея любви никто же имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15, 13). Отечество вы подменили бездушным интернационалом… Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и, вместо мира, искусственно разожгли классовую вражду».

Другое злодеяние «народной» власти – полное пренебрежение к праву, поощрение «всяческого беззакония». «Никто не чувствует себя в безопасности; все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертью, часто безо всякого следствия и суда…, казнят… «заложников»…, казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем невинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной «контрреволюционности». «Бесчеловечная казнь отягчается для православных лишением последнего предсмертного утешения – напутствия Св. Таинами, а тела убитых не выдаются родственникам для христианского погребения».

Деятели Совнаркома не только «обагрили руки русского народа его братскою кровью», но и «соблазнили темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы», «отуманили его совесть, заглушили в нем сознание греха». Народ перестал понимать грань между разрешенным и запрещенным. Начался «самый открытый и беззастенчивый грабеж». «Но какими бы названиями ни прикрывались злодеяния – убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к Небу об отмщении грехами и преступлениями».

Что же еще обещали и в чем обманули народ «народные комиссары»?

Гражданские свободы? Патриарх Тихон называет свободу «великим благом», но лишь тогда, когда «она правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие». Но, вместо этого, «все проявления как истинной гражданской, так и высшей духовной свободы человечества подавлены вами беспощадно». Нет «свободы слова и печати», «свободы церковной проповеди», попрана «свобода» распоряжения своим собственным имуществом. Но гораздо страшнее намеренное «нарушение свободы в делах веры». Здесь и пресловутый декрет об отделении школы от государства, «разрушение церковной общины – прихода» и разорение «сотен монастырей и домовых церквей.

Своим обращением Святейший Патриарх возрождал древнюю традицию «печалования» перед властью. Согласно определению Священного Синода Патриарх «имеет долг печалования перед государственной властью» (Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России», ст. 2 е.). Но звучало это «печалование» не в просительной, а в требовательной, обличающей форме: «к вам, употребляющим власть на преследование ближних, истребление невинных, простираем Мы ныне слова увещания: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности, дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани. А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (Лук. XI, 51) и от меча погибните сами вы, взявшие меч (Мф. XXVI, 52.)».

Это окончание Послания «народным комиссарам», определившее отношение к советской власти, как к власти, которая «от меча погибнет», может считаться и первым, хотя и косвенным предположением признания Святейшим Патриархом Белого движения: «всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя Наше благословение, если бы она воистину явилась «Божиим слугой» на благо подчиненных и была «страшная не для добрых дел, а для злых» (Рим. XIII, 34). Возможно, что именно такой «властью» и могла стать власть, возглавляемая Верховным Правителем России и Российским правительством.

Для того, чтобы стала понятной отчужденность Русского Православия от политики большевистского руководства, важно помнить те принципы, на которых должны были строиться отношения между государственной властью и Церковью согласно принятым «Определениям Священного Собора о правовом положении Православной Российской Церкви». Перечислим их. «Православная Российская Церковь… занимает в Российском Государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей, как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское государство» (ст.1.), «Православная Церковь в России в учении веры и нравственности, богослужении, внутренней церковной дисциплине и сношениях с другими автокефальными церквами независима от государственной власти и, руководясь своими догматико-каноническими началами, пользуется в делах церковного законодательства, управления и суда, признаются Государством имеющим юридическую силу и значение, поскольку ими не нарушаются государственные законы» (ст. 2), «Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковной властью» (ст.4.), «Глава Российского государства, министр исповеданий и министр народного просвещения и товарищи их должны быть православными» (ст. 7), «Во всех случаях государственной жизни, в которых государство обращается к религии, преимуществом пользуется Православная Церковь» (ст. 8.), «Православный календарь признается государственным календарем» (ст. 9.), «Двунадесятые праздники, воскресные и особо чтимые Православною Церковью дни признаются в государстве неприсутственными днями» (ст. 10), «Свобода исповедания и проповедования православной веры, равно и свобода православного богослужения ограждаются государственною властью. Посему под страхом уголовного наказания воспрещаются: 1) публичное поношение и поругание учения православной веры, предметов религиозного почитания и священно-церковно-служителей ее; 2) осквернение мест богослужения и религиозного почитания; 3) насилие и угрозы для отвлечения из Православия» (ст. 11.), «Во всех светских государственных и частных школах воспитание православных детей должно соответствовать духу Православной Церкви; преподавание Закона Божия для православных учащихся обязательно как в низших и средних, так и в высших учебных заведениях, содержание законоучительских должностей в государственных школах принимается на счет казны» (ст. 19.), «Удовлетворение религиозных нужд членов Православной Церкви, состоящих в армии и флоте, должно быть обеспечено заботой государства; каждая воинская часть должна иметь православное духовенство» (ст. 20.), «Священнослужители, монашествующие и штатные псаломщики свободны от воинской и других личных натуральных повинностей. Служащие в учреждениях церковных пользуются правами государственной службы» (ст. 21.), «Имущество, принадлежащее установлениям Православной Церкви, не подлежит конфискации или отобранию, а самые установления не могут быть упраздняемы без согласия церковной власти»; «Православная Церковь получает из средств Государственного казначейства по особой смете, составляемой высшим церковным управлением и утверждаемой в законодательном порядке, ежегодные ассигнования в пределах ее потребностей, представляя отчетность в полученных суммах на общем основании» (ст. 24); «Установления Православной Церкви, пользующиеся в настоящее время правами юридического лица, сохраняют эти права, а установления, не имеющие их или вновь возникающие, получают таковые права по заявлению церковной власти» (ст. 25.).

Насколько соответствовало этим принципам российское Белое движение уже отмечалось выше (в разделе «Борьба с большевизмом. Противостояние и противодействие»), но настолько же и не соответствовала этим принципам политика советской власти.

«Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирается со Мною, тот расточает» (Мф. XII, 30). В 1917 г. слова Господа Иисуса Христа были кощунственно переделаны в революционный лозунг «кто не с нами, тот против нас». Но нужно помнить, что представители власти, сознательно противопоставляющие себя Церкви Христовой, стремящиеся заменить Ее собой, требующие слепого повиновения и поклонения себе и своим присным, иначе как богоотступниками, врагами Церкви не могут быть названы.

«Грехи» антибольшевиков. Послание от 8 (21) июля 1919 г.

Но могла ли быть «безгрешной» и «благодатной» «белая власть» только по одной, единственной причине, - потому что она ведет «борьбу с большевизмом» ?

Нет. Ни в коем случае…

Патриарх прекрасно понимал, - для того, чтобы победить революцию, нужно не только анафематствовать ее представителей. Важно сделать так, чтобы защитники России не подавали повода к обвинениям их в греховных деяниях. Именно в этом отношении примечательно Послание Святейшего Патриарха от 8/21 июля 1919 г. «чадам Православной Российской Церкви». Написанное в разгар гражданской войны оно, хотя и не содержало прямых указаний на поддержку Белого движения, тем не менее, могло восприниматься именно как «послание» к тем, кто сражается с большевиками (разве стал бы Святейший Патриарх называть чадами Церкви тех, кто сознательно отпал от нее, кто сознательно занимается «гонениями на Церковь»).

Обращаясь к «христианину», Патриарх упоминал о «светлой радости нынешнего твоего подвига – страдания за Христа». Можно ли говорить о «подвиге страдания за Христа» тех, кто сражался в рядах белых армий ? Этот «страдный путь», «тернистый путь борьбы и муки», смерти земной и очищения в борьбе «за други своя» и составлял глубинную суть Белого движения, суть, недоступную «омирщенному пониманию». В послании Святейшего Патриарха нигде прямо не указывалось на бойцов белых армий, но нельзя было не понять духовного смысла подвига противостояния злу. Да и можно ли было определить его именно как Послание «к воинам», учитывая тот факт, что белые армии, как известно, не состояли, в большинстве своем, из тех, кто был «воином» по профессии ?

Смысл Послания состоял в том, чтобы исключить «мирское» понимание борьбы, которое могло проходить «на пути восхищения мирской силы или мщения». Отзвуком этой борьбы звучал призыв Патриарха Тихона: «Не омрачайте подвига своего христианского возвращением к такому пониманию защиты благополучия, которое бы унизило Ее (Русскую Православную Церковь) и принизило бы Вас до уровня действий Ее хулителей».

О ком, как не о белых армиях, победоносно шествующих к «сердцу России» и устанавливающих уже свою систему власти, управления, могло быть сказано в этих словах Святейшего Патриарха: «Трудная, но и какая высокая задача для христианина сохранить в себе великое счастье незлобия и любви и тогда, когда ниспровергнут твой враг, и когда угнетенный страдалец призывается изречь свой суд над недавним своим угнетателем и гонителем». Ведь «милость к падшим», «милосердие к поверженному» могли придать войне совершенно иной характер… Сделать Белое движение той «солью осоляющей», которая сделает войну «братоубийственную» войной «освободительной». Примечательно, что именно в это время проходили заседания Юго-Восточного Поместного Собора, участники которого «печаловались» перед Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России об участи осужденных преступников и Деникин издал приказ «о смягчении участи впавших в преступление», в том числе и вчерашних красноармейцев (4). Стоит заметить, что подобные «смягчения наказаний», вплоть до амнистии, официально объявлялись белыми правительствами 5 раз в течение 1919-1922 гг.

Но везде ли «меч освобождения» не превращался в «меч отмщения» ?

Увы. Далеко не везде. «Зажигаются страсти. Вспыхивают мятежи. Создаются новые и новые лагери. Разрастается пожар сведения счетов. Враждебные действия переходят в человеконенавистничество. Организованное взаимоистребление – в партизанство, со всеми его ужасами. Вся Россия – поле сражения!... Доносятся вести о еврейских погромах, избиении племени, без разбора возраста, вины, пола, убеждений. Озлобленный обстоятельствами жизни человек… слил в своем сознании свои несчастья со злой для него деятельностью какой-либо партии, и с некоторых перенес свою озлобленность на всех…».

Прозорливо описывал Патриарх Тихон состояние России! Уже не две власти – безбожная большевистская и противостоящая ей, вели борьбу между собой. Возникало множество местных властей (особенно на Юге России), каждая из которых требовала себе повиновения. Грехи «партизанщины» и близкой к ней «атаманщины», когда под лозунгом «борьбы с большевизмом» происходили грабежи и насилия. Летом 1919 г. до Москвы дошли сведения о еврейских погромах на Украине, в которых могли участвовать подразделения белой армии. И эти, безусловно, «черные страницы» антибольшевистского сопротивления, эти «беззакония», давали повод большевикам на каждой странице своих газет писать о «белом терроре», как бы умаляя, тем самым, собственные кровавые деяния.

Очень точно определил состояние «отмщения» в своих воспоминаниях управляющий отделом юстиции деникинского Особого Совещания, председатель Московской судебной палаты В.Н. Челищев: «…конечно, находились сильные духом, они бороли в себе волевую прострацию и спешили в ряды Добровольческой армии, но, не получалось ли в их психике преобладания страшного мотива мщения за поруганную личную честь, честь офицера, не затмевала ли эта жажда мщения собой все иные чувства и самый разум…?»

Ведь это «мщение» именно за «собственную», «личную честь», а не за «честь Родины». Как страшно, зачастую, переплетаются оба эти состояния.

Можно ли, защищая «честь Родины», стремится к отмщению ? «Бесстрашие к врагу и милость к побежденному» - вот основа поведения российского воинства во всех войнах и во все времена.

Забывать об этом нельзя.

Не случайно, в связи с этим Святейший Патриарх снова и снова напоминал о «красном терроре», о преступлениях большевистской власти. «Мы содрогаемся варварству нашего времени, когда заложниками берутся в обеспечение чужой жизни и неприкосновенности. Мы содрогаемся от ужаса и боли, когда после покушений на представителей нашего современного правительства в Петрограде и Москве, как бы в дар любви им и в свидетельство преданности, и в искупление вины злоумышленников, воздвигались целые курганы из тел лиц, совершенно непричастных к этим покушениям, и безумные эти жертвоприношения приветстсовались восторгом тех, кто должен был остановить подобные зверства. Мы содрогались – но ведь эти действия шли там, где не знают или не признают Христа, где считают религию опиумом для народа, где христианские идеалы – вредный пережиток, где открыто и цинично возводится в насущную задачу истребление одного класса другим и междоусобная брань».

«Нам ли, христианам, идти по этому пути» - вопрошал Святейший Патриарх.

Должно ли антибольшевистское сопротивление уподобляться по форме и методам той борьбе, которая ведется «безбожной властью»?

«О, да не будет!»

Есть ли выход ?

Да. Безусловно. Уста Патриарха Тихона провозглашают: «Православная Русь… Да не обагрится твоя рука в крови вопиющей к Небу. Не дай врагу Христа, Диаволу, увлечь тебя страстию отмщения и посрамить подвиг твоего исповедничества, посрамить цену твоих страданий от руки насильников и гонителей Христа. Помни: погромы – это торжество твоих врагов. Помни: погромы – это бесчестие для тебя, бесчестие для Святой Церкви!... Следуйте за Христом! Не изменяйте Ему. Не поддавайтесь искушению. Не губите в крови отмщения и свою душу. Не будьте побеждены злом. Побеждайте зло добром (Рим. 12, 21)… Когда многие страдания, обиды и огорчения стали бы навевать вам жажду мщения, стали бы проталкивать в твои, Православная Русь, руки меч для кровавой расправы с теми, кого считала бы ты своим врагом, - отбрось далеко так, чтобы ни в минуты самых тяжких для тебя испытаний и пыток, ни в минуты твоего торжества, никогда-никогда рука твоя не потянулась бы к этому мечу, не умела бы и не хотела бы нести его…»

Возможно ли возродить Россию на отмщении, на политическом реванше ?

Нет. Никогда.

Победа над большевизмом должна была сопровождаться не массовыми репрессиями, а покаянием и милосердным прощением тех, кто по заблуждению своему оказался причастным к деяниям «безбожной власти»: «…не мстите за себя возлюбленные. Но дайте место гневу Божию. Ибо сказано: Мне отмщение и Я воздам, говорил Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его. Если жаждет, напой его. Ибо делая сие, ты соберешь на голову его горящие угли (Рим. 12, 19)…».

Если этого не произошло бы, то не стоило надеяться на скорое окончание братоубийственной гражданской войны. Ведь «…пролитая кровь всегда взывает к новой крови. И отмщение – к новому возмездию. Строительство на вражде – строительство на вулкане. Взрыв – и снова царство смерти и разрушения…»

Но если искоренение зла в Православной Руси совершится без отмщения и с молитвенной верой, тогда «воистину подвиг твой за Христа в нынешние лукавые дни перейдет в наследие и научение грядущим поколениям, как лучший завет и благословение…».

Правомерен ли вывод, о стремлении Святейшего Патриарха этим Посланием «предотвратить» или «остановить» гражданскую войну ? Ведь война эта уже была в самом разгаре, продолжалась без малого два страшных года и Послание было написано не в октябре 1917-го или в ноябре 1918-го ?

Скорее следовало понимать слова Патриарха, как призыв к белой власти установить достойный порядок на Руси, измученной от «красного террора» и от политики преданных анафеме большевистских правителей. Порядок, лишенный в основе своей страшного греховного принципа «злом за зло воздаяние».

И как благословение Патриарха Тихона тем воинам, которые соучаствуют в совершении «чистого подвига» освобождения России со всеми верными чадами и служителями Святой Православной Церкви, звучали последние слова Послания: «Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим, братие. Аминь (Гал. 6, 18)» (5).

Примечательны, в этой связи, слова, сказанные командующим Добровольческой армии генерал-лейтенантом А.И. Деникиным после освобождения Ставрополя в августе 1918 г.: «Один из известных и крупных русских иерархов, посылая свое благословение сказал: «молюсь ежечасно и боюсь, чтобы русские рати, затуманенные разными ориентациями, не подняли бы когда-нибудь оружия брат против брата». Этого не будет. Настанет некогда день, когда переполнится чаша русского долготерпения, когда от края и до края прогудит вечевой колокол, «звеня, негодуя и на бой созывая»… И тогда все армии: и Добровольческая, и казачьи силы и южная, и сибирская, и фронт Учредительного собрания, - сомкнут свои ряды. Большие и малые реки сольются в одном русском море. И бурно – могучее, оно смоет всю ту нечисть – свою и чужую – что села на израненное, измученное тело нашей Родины» (6).

1. Архангельские епархиальные ведомости, Архангельск, № 9, 1 июня (19 мая) 1918 г.

2. ГА РФ. Ф. 5827. Оп.1. Д. 177. Лл. 1-5; РГВА. Ф. 40238. Оп.1. Д.1. Л. 15 об.; Лембич М.С. Великий печальник. Омск, 1919, с. 17; Суворин Б.А. За Родиной. Париж, 1922, с. 190.

3. Донская Христианская мысль. Новочеркасск, №№ 30-31, 28 июля, 4 августа 1919 г. с. 329-331.

4. ГА РФ. Ф. 6611. Оп.1. Д. 1. Л. 368.

5. Житие Святителя Тихона, Патриарха Московского и Всея Руси // Жития и творения русских святых: Жизнеописания и духовные наставления великих подвижников христианского благочестия, просиявших в земле Русской. М., 1993, с. 459 - 461.

6. Ставропольские ведомости. № 38, 28 августа 1918 г.; ГА РФ. Ф. 446. Оп.2. Д.2. Л. 5.

Белое движение или «политическая борьба»? Послание от 25 сентября (8 октября) 1919 г.

Послание Святейшего Патриарха, на котором, безусловно, важно остановиться для понимания сути отношения к Белому движению, это - Послание «К архипастырям Русской Церкви» от 25 сентября (8 октября) 1919 г. Оно, возможно, более других известно современным читателям, хотя адресовано оно было не «чадам Православной Русской Церкви» и даже не ко всем «пастырям», а именно к «архипастырям», то есть епископам, первоиерархам Православия – «служителям и глашателям Христовой Истины». Тем не менее, существует точка зрения, что именно в этом Послании Святейший Патриарх указывал на отсутствие поддержки Белому движению в силу его исключительно «политического» характера.

Так ли это? Уже в 1917-1919 гг. Белая Гвардия многими ее бойцами и теми, кто ждал ее прихода в Советской России, воспринималась не как политическая, а, прежде всего, как духовная сила в противостоянии «большевизму». Но Послание Патриарха в большей степени посвящалось именно политическим вопросам. В нем определялись и некоторые особенности политического характера Белого движения, которые, подчас, не замечались исследователями.

Это Послание - последнее публичное заявление Святейшего Патриарха, сделанное им в годы «кровавой международной брани» - гражданской войны. Не изменяя прежним обвинениям «безбожной власти», Патриарх Тихон напоминал об «ужасах кровавой политической борьбы», жертвами которой стало множество «Архипастырей, и пастырей, и просто клириков». «Вина» их в том, что они «подпали под подозрение у носителей современной власти в скрытой контрреволюции, направленной якобы к ниспровержению советского строя…». Примечательно, что теперь в отношении советской власти, Святейший Патриарх употреблял словосочетание «современная власть». Это, очевидно, не случайно. Для Патриарха эта власть была связана с определенным, преходящим временем. Послание содержало очень важное указание на характер власти, которая могла быть признана в те годы: «…установление той или иной формы правления не дело Церкви, а самого народа. Церковь не связывает себя ни с каким определенным образом правления, ибо таковое имеет лишь относительное историческое значение».

Если вдуматься в слова Святейшего Патриарха - «установление формы правления – дело самого народа», нетрудно увидеть здесь не только полное соответствие идее «непредрешения основных форм государственного строя до созыва Учредительного Собрания» (то есть основного политического лозунга Белого движения), но и отношение к любой форме правления, которая могла быть продекларирована в условиях противостояния с советской властью. Эта форма, пока не закончена гражданская война, никоим образом не может считаться окончательной.

О том, какова степень «народности» советской власти Патриарх Тихон неоднократно высказывался во всех своих предыдущих Посланиях…

Долгожданный мир установится на Руси не тогда, когда будет провозглашен тот или иной политический лозунг (монархический или либерально-республиканский). Нет. «…Никто и ничто не спасет России от нестроения и разрухи, пока Правосудный Господь не преложит гнева Своего на милосердие, пока сам народ не очистится в купели покаяния от многолетних язв своих, а через то не «возродится духовно в нового человека, созданного по Богу в справедливости и святости истины» (Ефес. 4, 24.).

Святейший Патриарх предупреждал и от распространенных среди части российской антибольшевистской элиты надежд на «иностранное вмешательство в нашу разруху». Во всяком случае, Церковь к этому была непричастна: «никакое иноземное вмешательство… не спасет Россию».

Как Церковь могла взаимодействовать с белой властью ?

В Послании Святейшего Патриарха не говорилось, что Белое движение – это «самозванное и незаконное правление» (как называлось, например, в декретах большевистского Совнаркома Российское правительство адмирала Колчака).

Это, именно, «новая власть».

Причем власть, не противостоящая Русской Православной Церкви. Иначе, как объяснить слова Послания, что «при перемене власти (именно «власти» - В.Ц.) служители Церкви иногда приветствуют эту смену колокольным звоном, устроением торжественных богослужений и разных церковных празднеств. Но если это и бывает где-либо, то совершается или по требованию самой новой власти (вот указание на отношение к Церкви «белой власти» – В.Ц.), или по желанию народных масс (приветствующих, как следует понимать, эту «белую власть» - В.Ц.), а вовсе не по почину служителей Церкви…».

А должна ли Церковь стоять в стороне от «желания народных масс», если эти «желания» направлены на духовное очищение и освобождение ? Можно ли это считать такие «желания» - «политическими» ?

Во многих современных оценках Белого движения еще очень сильна «закваска» курса «исторического материализма», исходя из которого «коммунистическая партийность» соответствует «научности». Согласно этой оценке «белых» никогда, ни при каких условиях, «властью» считать и называть нельзя (а то получишь соответствующую «санкцию»). Это - «гидра контрреволюции», «полчища кровавых убийц», «свергнутых эксплуататоров», «мстительных изгоев», «врагов народа», «недобитков, выброшенных на свалку истории» и т.д., и т.п. Законная, 100% легально-легитимная «Власть», согласно логике курса «истмата» и «истории КПСС», может быть только одна, – «советская», «рабоче-крестьянская». Поэтому. Раз обличил иерарх местного партийного вожака, – значит иерарх «против власти». Зазвонили на колокольне благовест, когда в город вернулся вместе с белыми войсками местный губернатор – значит, опять же, «иерарх против власти». А кто, в 1918-1920 гг. давал право этой самой «власти» (?) считать себя единственной в России ? «Ну, это право у нас в винтовках сидить» - как сказал один из героев «Тихого Дона».

Но для священноначалия Русской Православной Церкви в 1918-1920 гг. и «белая власть» тоже была преходящей, временной.

Не только потому, что она провозглашала принцип «непредрешения» и имела «относительное историческое значение». Не только потому, что эта власть уступила бы свои полномочия Национальному Учредительному Собранию или Земскому Собору, который и «установит образ правления в России», «утвердит Основные законы». Не только…

«Богу, по апостольскому наставлению, должно повиноваться более, чем людям (Деян. 4, 19; Галат. 1, 10)».

Вот это - самое важное. И поэтому следовало сохранить Церковь, и поэтому нужно было «не подавать никаких поводов, оправдывающих подозрительность советской власти», «подчиняться и ее велениям».

В условиях продолжавшегося в 1919 г. «многовластия», священноначалию подобало, памятуя канонические правила и завет Св. Апостола Петра: «блюсти себя от творящих распри и раздоры» и «повиноваться всякому начальству» в делах мирских (1 Петр. 2, 13)».

Но только в «делах мирских» и можно было принимать советскую власть. Конечно, никто не мог сомневаться в необходимости регулирования, например, хозяйственных вопросов работы храмовых приходов, находившихся на советской территории. Не стоило уходить «в катакомбы». Но это не означало некоего примирения и, тем более, поддержки советской власти в октябре 1919 г.

Священноначалие на территориях «белой власти» должно было «уклоняться от участия в политических партиях и выступлениях» (надо полагать и в правых, в монархических, также), «стоять выше и вне всяческих политических интересов», «памятовать канонические правила Святой Церкви, коими она возбраняет своим служителям вмешиваться в политическую жизнь страны, принадлежать к каким-либо партиям, а тем более делать богослужебные обряды и священнодействия орудием политических демонстраций».

Политическая история Белого движения в период 1917-1922 гг. подтверждала: священноначалие не состояло в политических партиях, не участвовало в «политических демонстрациях», а совершало требы, богослужения в той мере, как это было связано с церковной жизнью тех регионов, которые находились под «белой властью». А отказаться от них противоречило их долгу. Не случайно почти все (за редким исключением) проповеди священноначалия были не о «форме правления», не о «политических программах» (кадетских или монархических), а против «неверия и безбожия», этих страшных язв, более всего поразивших ту часть бывшей паствы Христовой, которая оказалась на территории советской России.

В этой связи, показательно свидетельство полковника Е.Ф. Емельянова, прихожанина церкви «на Станичке» в г. Новороссийске в 1918 г.: «в одно из воскресений батюшка по окончании обедни, вместо проповеди, говорит: «меня упрекают, что я делаю храм Божий местом политической пропаганды, противобольшевицкой пропаганды. Это не так ! Я, как пастырь духовный, обязан предостеречь паству свою от тех заблуждений и ошибок, в которые, по моему, она впасть может» и начал медленно и вразумительно предостерегать от большевицко-коммунистических прелестей, начав с необходимости неприкосновенности семьи, а кончив словами: «это не политическая арена, это не политический митинг, это я, как пастырь ваш духовный, излагаю вам, как пастве своей, как наша православная Церковь смотрит на все это и как глаголят о том святые апостолы наши и их преемники. Аминь».

И ведь заканчивалось Послание Святейшего Патриарха вполне определенным указанием именно на этот долг священноначалия: «посвящайте все свои силы на проповедь Слова Божия, истины Христовой, особенно в наши дни, когда неверие и безбожие дерзновенно ополчились на Церковь Христову, и Бог любви и мира да будет со всеми вами. Аминь (2 Кор, 13, 11.) (1).

О том, насколько следовали каноническим правилам на «белой» территории, свидетельствовало, в частности, проведение «дней покаяния» накануне праздника Воздвижения Честнаго и Животворящаго Креста Господня, в точном соответствии с решениями Всероссийского Поместного Собора (2).

Известно, что текст данного Послания проходил предварительную проверку органов советской власти (ведь с 1919 г. Патриарх по сути находился в заточении, под бдительным контролем структур ВЧК), но нельзя не заметить, что от их внимания ушли именно духовные оценки антибольшевистского сопротивления. Большевики, в силу своего неверия и безбожия, воспринимали Церковь как часть политической системы и именно в этом ее качестве опасались заявлений священноначалия. Для них важное значение имело политическое противостояние, а не «духовная брань». Поэтому призыв к отказу от политической борьбы и слова «повинуйтесь велениям» советской власти вполне могли расцениваться ее представителями как осуждение сопротивления большевизму.

К осени 1919 г. Послания, анафематствующие отступников от Православия, стали слишком широко известны и в пределах Советской России и на территориях белых правительств. Очевидной становилась потребность советской власти «оправдаться» перед еще остающейся религиозной рабоче-крестьянской средой. Временно, обманно примириться с ней ради продолжения «мировой революции»…

Можно ли считать «политическими структурами» созданные на белом Юге и в Сибири Временные Высшие Церковные Управления? В отношении их никаких официально осуждающих актов на протяжении 1917-1920 гг. Святейшим Патриархом не издавалось. Напротив. Известным постановлением Патриарха, Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 г. за № 362 утверждалось, что в случае, если епархия «вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т.п. окажется вне всякого общения с Высшим Церковным Управлением или само Высшее Церковное Управление во главе с Святейшим Патриархом прекратит свою деятельность, епархиальный Архиерей немедленно входит в сношения с Архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях». Выполнить данное указание должен был каждый архиерей («непременный долг старейшего в означенной группе по сану Архиерея») (3).

Созданные в Омске и в Ставрополе Временные Высшие Церковные Управления признавались не постоянно действующими, а временными, до окончательного формирования структур белой власти или же до установления «правильных и постоянных отношений» со Святейшим Патриархом, перед которым они обязывались отчитаться о своей деятельности. Никакого нарушения канонического единства не было, а существовало временное разделение фронтами гражданской войны Первоиерарха Русской Православной Церкви от епархиальных архиереев, продолжавших свое служение на территориях под властью Верховного Правителя России адмирала Колчака и правительств, признавших его верховенство. Поэтому никакой «политики» в деятельности церковных управлений не было и быть не могло. А было именно осуществление пастырского служения, миссионерская деятельность, столь ясно обозначенная в последних словах Послания Патриарха от 25 сентября (8 октября) 1919 г.: «…Посвящайте все свои силы на проповедь Слова Божия, истины Христовой…». Именно эта, повседневная, многотрудная, в условиях «смуты», работа православного священноначалия нуждалась в организации, которую создавали вышеупомянутые управленческие структуры.

Показательна реакция на данный указ, после его получения в белом Крыму, в 1920 году. Важно отметить, что рассылка текста этого Послания была осуществлена лишь в феврале 1920 г., когда окончательно стала ясной невозможность скорой победы белых армий. Члены Церковного управления толковали его как относящийся к священноначалию, оказавшемуся на территории Советской России и, в силу этого обстоятельства, не применимого для священноначалия, служившего на территории белых правительств. Но очевидно, что понимание «участия в политике» священнослужителей у представителей советской власти и у участников Белого движения было неодинаковым (4).

Отказы в благословении «белым». Причины и мотивы.

Часто упоминаемыми свидетельствами отказа в благословении Белому движению являются эпизоды, приводимые князем Трубецким и митрополитом Вениамином (Федченковым). Рассмотрим их подробнее.

Митрополит Вениамин, сам неоднократно преподававший благословение белым воинам и белым Правителям (будучи епископом Севастопольским и управляющим военным духовенством в Русской Армии генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля в 1920 г.), подробно описывал эпизод посещения Святейшего Патриарха посланницей из Зарубежья (княгиней Б). Хронологически данная встреча, скорее всего, произошла летом-осенью 1921 г. Патриарх отказался передать ей благословение (хотя и в тайной форме) генералу Врангелю, «сославшись на простую опасность, и даже привел ей аналогичный случай, что его о том же просил и адмирал Колчак». Был ли этот отказ связан со стойким нежеланием Святейшего Патриарха как бы то ни было показывать свое сочувствие Белому движению уже тогда, когда оно, в большей своей части, оказалось в Зарубежье. Очевидно, что нет. Далее Вениамин отмечает весьма важный момент: «сочувствовал ли он (Патриарх – В.Ц.) тогда в душе своей Колчаку, Деникину и Врангелю? Не знаю. Вероятно, сочувствовал. Мы все тогда были на стороне белой, «верующей» власти, а не на стороне безбожников…» (5).

Другое, часто упоминаемое свидетельство, принадлежало князю Г.Н. Трубецкому. Это слова из некролога Святейшему Патриарху, написанному 14 мая 1925 г., и опубликованному в 1-м номере журнале «Путь». Согласно ему Святейший Патриарх отказался передать благословение «одному из лиц», «с кем (по оценке Трубецкого – В.Ц.) связывалась надежда на освобождение России». Патриарх «в самой деликатной и в то же время твердой форме сказал мне, что не считает возможным это сделать, ибо, оставаясь в России, он хочет не только наружно, но и по существу избегнуть упрека в каком-либо вмешательстве Церкви в политику» (6).

Следует обратить внимание на условия, при которых было опубликовано данное свидетельство. В воспоминаниях Г.Н. Трубецкого «Годы смут и надежд», изданных в Монреале Братством Преподобного Иова Почаевского в 1981 г., об этой встрече вообще не упоминается. Впервые Трубецкой привел эти слова Патриарха Тихона на страницах эмигрантской газеты «Руль», издававшейся в Берлине, в номере от 17 июля 1923 г. Но данная заметка, несмотря на красноречивое название «Патриарх и Белое движение», была лишь ответом автора на неудачный и довольно двусмысленный пересказ его же интервью корреспонденту информационного агентства «Русспресс» за полторы недели до публикации 17 июля. В интервью заявлялось, что «именно Патриарх Тихон самым тщательным образом оберегал Православную Церковь от всякого вмешательства в гражданскую войну… известны его многочисленные обращения к духовенству в России со строжайшим запрещением принимать участие в политической борьбе». «Как участник Белого движения, - продолжал Трубецкой, - я посетил Патриарха Тихона и просил его хотя бы тайно передать свое благословение белым армиям. Я должен был привезти его благословение на Дон, и я гарантировал, что тайна не будет нарушена. Но я убеждал Патриарха решится на это, так как его благословение необычайно подняло бы дух войск. Но Патриарх был непоколебим и даже в этот решающий момент не изменил своему убеждению, что духовенство должно стоять вне политики и политической борьбы…» (7).

Для выражения позиции Святейшего Патриарха в отношении к Белому движению данное сообщение Трубецкого представляется достаточно ясным. Но неожиданно, через 10 дней «Руль» печатает «письмо в редакцию» под названием «Патриарх Тихон и Белое движение». Письмо Трубецкого начиналось с того, что он «никого не уполномочивал делать в печати какие-либо сообщения от моего имени». И далее: «около двух месяцев тому назад, по просьбе венского представителя «Русспресса», я поделился с ним, но лишь в качестве общего материала, некоторыми сведениями о Патриархе Тихоне в доказательство того, насколько обвинение Патриарха во внесении политики в Церковь является ложным и необоснованным. В рассказе моем о посещении Патриарха Тихона перед отъездом на юг России, в начале добровольческого движения, считаю нужным отметить одну существенную неточность: я не просил разрешения Патриарха передать благословение его войскам Добровольческой Армии и Святейшему Тихону не пришлось мне в этом отказывать, но я просил разрешения Его Святейшества передать от Его имени благословение лично одному из видных участников Белого движения, при условии сохранения полной тайны. Патриарх не счел, однако, и это для себя возможным, настолько он держался в стороне от всякой политики.

Год спустя Пастырским посланием, помеченным 25-м сентября (день памяти Св. Сергия), Патриарх вменил в обязанность пастырям церкви стоять в стороне от гражданской войны. Я помню, как нас, стоявших тогда близко к Добровольческой Армии на юге России, огорчило это послание Патриарха, но впоследствии я не мог не преклониться перед его мудрой сдержанностью: всюду, где епископы и священники служили молебны по поводу победоносного продвижения Добровольческой Армии, духовенство принуждено было вслед за тем разделить участь этой армии и спешно покидать свою паству, к великому ущербу для церковного дела…» (8).

Итак, главной целью публикаций Г. Трубецкого было стремление «оградить» Святейшего Патриарха от влияния «политики» и, тем самым, отвести от него «неправомерные обвинения» со стороны советской власти. Теперь, по прошествии десятилетий, можно оспорить мнение Трубецкого о «великом ущербе для церковного дела» со стороны тех иерархов, которые были вынуждены «покинуть свою паству» с отступавшей белой армией. С уверенностью можно сказать, что «безбожная власть» не позволила бы им продолжать пастырское служение, приходы были бы закрыты, а самих священнослужителей ожидали беспощадные репрессии. Та часть иерархов, которые оказались в Зарубежье обрели новую паству, разделив с воинами белых армий, с беженцами, печаль расставания с Родиной. Но они оказались «не в изгнании, а в Послании», продолжающемся и ныне в деятельности Русской Православной Церкви Заграницей, окормляющей тысячи наших соотечественников за рубежом.

Можно ли благословить «движение» вообще?

Напомним, что, во-первых, термин «Белое движение» употреблялся в качестве самоназвания антибольшевистских сил в течение 1917-1922 гг. очень редко. Они носили либо краевые (областные), либо всероссийские наименования. Во-вторых, в 1918 г., когда Г.Н. Трубецкой отправлялся на Юг, в Москве не было, да и не могло быть полноты информации о том, что именно представляет собой белая армия, сражающаяся на Кубани. Встреча князя с Патриархом происходила до 18 ноября 1918 г., то есть до момента установления власти Верховного Правителя России. Святейший Патриарх понимал, что организационного единства между отдельными антибольшевистскими силами еще нет и благословение «движению» (еще не оформившемуся) выглядело бы бессмысленным. Да и в дальнейшем, слишком разносторонним и, подчас, противоречивым, могло представляться Святейшему Патриарху именно «движение», а не отдельные его представители.

Но только ли в этом причина публикаций Трубецкого? В 1923 г. в эмигрантской прессе стали публиковать материалы процесса над Патриархом. Было напечатано и т.н. «заявление Патриарха» в Верховный Суд РСФСР от 16 июня 1923 г., в котором говорилось, что «будучи воспитан в монархическом обществе и находясь до самого ареста под влиянием антисоветских лиц, я действительно был настроен к Советской власти враждебно… я раскаиваюсь в этих проступках против государственного строя и прошу Верховный Суд изменить мне меру пресечения, т.е. освободить меня из-под стражи. При этом я заявляю Верховному Суду, что я отныне Советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции». Данное заявление многими расценивалось или как «отступничество», или «советская фальсификация». Смущение вызывали слова из обращения Святейшего Патриарха 28 июня 1923 г., как бы свидетельствовавшие об отречении от того, что говорилось им в 1917-1919 гг.: «Я, впрочем, еще в 1919 г. старался отмежевать Церковь от царизма и интервенций… когда нами узналось, что на Карловацком Соборе в ноябре 1921 года большинство вынесло решение о восстановлении династии Романовых, мы склонились к меньшинству о неуместности такого решения. А когда в марте 1922 года стало нам известно обращение Президиума Высшего Церковного Управления заграницей о недопущении русских делегатов на Генуэзскую конференцию, мы упразднили самое это Управление, учрежденное с благославления Константинопольского Патриарха. Отсюда видно, что я не такой враг Советской Власти и не такой контрреволюционер, как меня представляет Собор…» (9). Вместе с тем признавался и несомненно вынужденный, «принудительный» характер обращения, «под давлением ЧК».

Однако, возвращаясь к 1919 году, нельзя не отметить отсутствие каких бы то ни было указаний на намерение Святейшего Патриарха отказаться от поддержки Белого движения, осудить его за некий «либерализм» или «феврализм» (скорее, наоборот, за «царизм»). В свидетельстве Трубецкого речь идет об отказе благословить некое «лицо», то есть конкретного политика или военного (последнее – менее вероятно). Даже если не учитывать то, что к данному «политическому лицу» у Святейшего Патриарха могло быть вполне определенное негативное отношение, нельзя забывать, что благословение это, по сути, - гарантия того, что действия, поступки данного «лица» будут подтверждаться авторитетом Святейшего Патриарха. Допустимо ли подобное решение в условиях, когда благословение передается заочно, исходя лишь из доверия к князю Трубецкому, который, правда, обещает «молчать»?

Что же касается публикаций 1923 г., то нужно учитывать «контекст» их появления. Для многих в Русском Зарубежье было уже не принципиально наличие или отсутствие благословения Белому движению, прекратившему свое государственное бытие на территории бывшей Российской Империи. Важнее становилась необходимость «спасения», «ограждения» Патриарха от «гонений» ВЧК – ОГПУ. Если существовали опасения, что в 1919 г., в случае открытого благословения Патриархом участников Белого движения, гонения на Церковь, репрессии со стороны ВЧК и СНК возросли бы многократно, так и в 1923-м., малейшие намеки в эмигрантской прессе на «сочувствие» Патриарха Белому делу могли привести к репрессиям со стороны советских карательных органов, бдительно следивших за тем, как и чем «жила» русская эмиграция. Причем репрессии не к самому Патриарху (они его не смущали), а и «подначальных его чад». В воспоминаниях полковника А.С. Гершельмана, отмечалось, что Патриарх считал необходимым соблюдать «самостоятельность» Зарубежной Церкви, которая «ни в коем случае» не должна «ссылаться в своих действиях на авторитет и указания Москвы, чем давала бы повод советскому правительству обвинять Патриарха в руководстве борьбы против советов из-за границы и через заграничных иерархов» (10).

Благословение Колчаку. Факт или апокриф ?

Но есть и противоположные указания на благословения Святейшим Патриархом участников Белого движения. Благодаря переизданию в России воспоминаний адъютанта Колчака, ротмистра В.В. Князева стало известно содержание письма, переданного Колчаку от Святейшего Патриарха в январе 1919 г., одновременно с фотографией образа Святителя Николая Чудотворца с Никольских ворот Кремля. Текст «благословляющего письма» Князев приводил почти целиком.

«Как хорошо известно всем русским и, конечно, Вашему Высокопревосходительству, перед этим чтимым всей Россией Образом ежегодно 6 декабря в день зимнего Николы возносилось моление, которое оканчивалось общенародным пением «Спаси Господи люди Твоя» всеми молящимися на коленях. И вот 6 декабря 1918 г. верный Вере и традиции народ Москвы по окончании молебна, ставши на колени запел: «Спаси Господи». Прибывшие войска разогнали молящихся, стреляя по Образу из винтовок и орудий. Святитель на этой иконе Кремлевской стены был изображен с крестом в левой руке и мечом в правой. Пули изуверов ложились кругом Святителя, нигде не коснувшись Угодника Божия. Снарядами же, вернее, осколками от разрывов, было отбита штукатурка с левой стороны Чудотворца, что и уничтожило на Иконе почти всю левую сторону Святителя с рукой, в которой был крест.

В тот же день по распоряжению властей антихриста, эта Святая Икона была завешана большим красным флагом с сатанинской эмблемой. На стене Кремля была сделана надпись: «Смерть вере – опиуму народа». На следующий день, 7-го декабря 1918 г., собралось множество народу на молебен, который никем не нарушаемый подходил к концу! Но, когда народ, ставши на колени, начал петь «Спаси Господи!» – флаг спал с Образа Чудотворца. Атмосфера молитвенного экстаза не поддается описанию! Это надо было видеть, и кто это видел, он помнит и чувствует сегодня. Пение, рыдания, вскрики и поднятые вверх руки, стрельба из винтовок, много раненых, были убитые, и место было очищено.

На следующее раннее утро по Благословению моему Образ был сфотографирован очень хорошим фотографом. Совершенное Чудо показал Господь через Его Угодника Русскому народу в Москве. Посылаю фотографическую копию этого Чудотворного Образа, как Мое Вам, Ваше Высокопревосходительство, Александр Васильевич – Благословение – на борьбу с атеистической временной властью над страдающим народом Руси. Прошу Вас, усмотрите, досточтимый Александр Васильевич, что большевикам удалось отбить левую руку Угодника с крестом, что и являет собой как бы показателем временного попрания Веры Православной. Но карающий меч в правой руке Чудотворца остался в помощь и Благословение Вашему Высокопревосходительству, и Вашей христианской борьбе по спасению Православной Церкви и России» (11).

Далее Князев писал, что с фотографии образа была сделана копия и она была преподнесена управляющим Пермской епархией преосвященным епископом Борисом Пермским Верховному Правителю в Перми. По воспоминаниям премьер-министра П.В. Вологодского она представляла собой «копию образа на Никольских воротах в Кремле, послереволюционных дней 1917 года, из уральских камней…». (12). На обороте иконы, по свидетельству Князева, была сделана надпись: «Провидением Божиим поставленный спасти и собрать опозоренную и разоренную Родину, прими от Православного града первой спасенной области дар сей – Святую Икону Благословения Патриарха Тихона. И да поможет тебе, Александр Васильевич, Всевышний Господь и Его Угодник Николай достигнуть до сердца России Москвы. В день посещения Перми 19/6 февраля 1919 г.» .

Возможно, данное свидетельство не является абсолютно достоверным. Тайный характер благословения Патриарха вполне допустим, однако это не согласуется с воспоминаниями митрополита Вениамина, согласно которым благословения Колчаку все-таки не последовало. Вызывают сомнения некоторые несовпадения в тексте письма и в действительной подписи.

В фондах Государственного архива Российской Федерации сохранился типографский листок с изображением образа Святителя Николая Чудотворца. Подпись на нем соответствует тому тексту, который приводил в своих воспоминаниях Князев, за исключением всего одной, но чрезвычайно важной фразы: «Провидением Божиим поставленный спасти и собрать опозоренную и разоренную Родину прими от Православного града первой спасенной области дар сей Святую икону. И да поможет тебе Всевышний Господь и Угодник Святой Николай достигнуть сердца России Священной Москвы». То есть слова «Благословения Патриарха Тихона» на листке отсутствуют. Описываемое событие (падение красной «занавески», закрывавшей надвратный образ), согласно другим свидетельствам происходило не на «Николу зимнего» - 6 декабря, а весной 1918 г. (см. опубликованные в 10-м номере альманаха «Белая Гвардия» воспоминания председателя Московской судебной палаты В.Н. Челищева). Православная иконография не принимает сочетания, на которое указывает текст Князева, а именно: крест (если это именно крест, а не храм, как на иконе Святителя Николая Можайского Чудотворца) – в левой руке, а меч в правой (13).

Но допустимо ли на основании этого делать вывод о полном несоответствии действительности той части воспоминаний Князева, где речь шла о благословении Святейшего Патриарха ?

Изолированному в Москве Патриарху было крайне сложно высказать публично свое отношение к Белому движению. Поэтому и мог быть использован этот путь – передача маленькой фотокопии иконы, оскверненной «безбожной властью». Очевидно, что выбор Патриархом фотокопии надвратной иконы Святителя Николая Чудотворца не был случайным. Православная иконографическая традиция знает немало чудотворных образов святых воинов, благоверных князей. Однако, передан был именно этот образ, пострадавший от обстрела в самом начале большевистской революции. Уничтожение большевиками на иконе левой руки Святителя с крестом – условный знак, подтверждающий необратимость их действий по искоренению Веры, начавшихся сразу же после прихода к власти в ноябре 1917 г. Но в правой руке Святителя остался меч. Крест совместим с мечом. «От меча погибните вы, взявшие меч», - напоминал Святейший Патриарх большевикам слова заповеди.

Патриарх передал в дар Колчаку фотокопию иконы Святителя с символичным наказующим и ограждающим мечом, давая ему, таким образом, не публичное благословение, а скрытое признание, иными словами положительное отношение к тому делу, совершаемое адмиралом Колчаком. Нужно учитывать еще и особенное почитание, которым пользовался Святитель Николай Чудотворец у моряков. Известно также, что Святитель Николай Чудотворец считался небесным покровителем сибирского казачества, начавшего белую борьбу на Востоке России.

Наконец, Святитель Николай Чудотворец – небесный покровитель Государя Императора Николая Александровича Романова.

Вручение фотокопии иконы адмиралу Колчаку весьма символично.

Для осмысления отношения Святейшего Патриарха к Белому движению отметим различное толкование слова «меч». Правители могут и должны обращаться к оружию для защиты Отечества. Правители «не напрасно меч носят», они «суть Божии слуги в наказание делающим злое» (Римл. 13, 4; Псал. 100, 8). Воины и война Священным Писанием признаются (Лук. 3, 14; Деян. 10, 1.2.7; 2 Тим. 2, 4). Войны следует отличать от самоуправного и незаконного употребления оружия, каким было, например, отсечение уха Малху в саду Гефсиманском (14).

Примечательны и слова Колчака, приводимые Князевым. «Я знаю, что есть меч государства, пинцет – хирурга, нож – бандита… А теперь я знаю! Я чувствую, что самый сильный: меч духовный, который и будет непобедимой силой в крестовом походе – против чудовища насилия!» (15).

То, что сам Колчак оценивал «борьбу с большевизмом» именно как «крестовый поход» подтверждают и его слова, сказанные на собрании дружин Святого Креста в Омске 26 октября 1919 г. «Так хочет Бог» - повторил Верховный Правитель слова римского папы Урбана II, отправлявшего крестоносцев из Клермонта в Иерусалим, чтобы освободить «Гроб Господень» (16). Но Белому движению, поднявшему меч освобождения, нельзя было допустить меча отмщения, о чем предупреждал Святейший Патриарх в своем июльском Послании…

1. Распоряжения Высшей Церковной Власти, № 21-22, Вятка, 1919 (ЧС-1); Емельянов Е. Воспоминания добровольца // Белое дело. Летопись белой борьбы, Берлин, 1928, с. 92.

2. Известия по Омской епархии, № 4-5, 1-15 сентября 1918 г.

3. Никон (Рклицкий), архиепископ. Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Нью-Йорк, 1961. т. VII. С. 27-29.

4. Митрополит Вениамин (Федченков) На рубеже двух эпох, М., 1994. с. 288.

5. Митрополит Вениамин (Федченков) На рубеже двух эпох, М., 1994. С. 289.

6. Путь, Париж, № 1, сентябрь 1925 г.

7. Руль, Берлин, № 791, 8 июля (21 июня) 1923 г.

8. Руль, Берлин, № 798, 17 июля 1923 г.

9. Руль, Берлин, № 797, 15 июля 1923 г.; Митрополит Евлогий. Путь моей жизни. М., 1994, с. 354-355.

10. Верная Гвардия, М., 2008, с. 570-571.

11. Князев В.В. Жизнь для всех и смерть за всех. Записки личного адъютанта Верховного Правителя Адмирала А.В. Колчака. Holy Trinity Russian Orthodox Monastery Jordanville, New York, 13361. USA. 1971. с. 24-26.

12. A Chronicle of the Civil War in Siberia and Exile of China. The diaries of Petr Vasil`evich Vologodskii, 1918-1925. («Хроника гражданской войны в Сибири и изгнания в Китае», дневники Петра Васильевича Вологодского), Stanford, California, 2002, vol. 1, р. 217.

13. ГА РФ. Ф. 341. Оп.1. Д. 52. Лл. 207-208; Ф. 6611. Оп.1. Д.1. Лл. 311-314; Священник Владимир Зноско. Доблестным героям Добровольческой армии и бывшим военнопленным в Германии посвящается. Большевицкое «пекло» или красные варвары-душители ХХ века, Берлин, 1920, с. 183.

14. Архиепископ Омский Сильвестр (Ольшевский) Обличение штундизма. // Митрополит Феодосий (Процюк) В вере ли вы? Житие и труды священномученика Сильвестра, архиепископа Омского. Омск, 2006, с. 268.
15. Князев В.В. Указ. Соч. с. 26.
16. «Русское дело», № 19, Омск, 28 октября 1919 г.

Благословения до и после Колчака.

Нельзя утверждать, что Святейший Патриарх исключал любую возможность стать духовным вождем антибольшевистского сопротивления, равно как и возможность легального выезда из советской Москвы. Летом 1918 г. Патриарх допускал возможность переезда в Киев. По свидетельству П.Н. Милюкова: «…гетман… принимал посланца от патриарха архимандрита Владимира». «…Патриарх надеется в октябре перебраться в Украину и это очень интересует гетмана». Возможно, это было связано с попытками создания т.н. Украинской Церкви, независимой от московского Патриархата (20 июня 1918 г. Всеукраинский Собор отклонил эти намерения) (1). В то же время по свидетельству С.П. Руднева в начале 1918 г. Святейший Патриарх категорически отказывался покидать Москву и уезжать на Дон, где формировалась Добровольческая армия. «Смольный был в Кремле, на Дону поднялось восстание и собиралась Добровольческая армия. Туда, как рассказывали, в одежде диакона уехал и наш М.В. Родзянко, и возникло в Соборе течение, предлагающее переехать всему Собору вместе с Патриархом на Дон. Лишь только слух об этом дошел до Святейшего Владыки, как он решительно заявил, что никуда из Москвы и ни при каких обстоятельствах он – Патриарх Московский – не уедет. Тем дело с Доном и кончилось, да оно и не могло бы быть осуществлено по чисто техническим причинам…» (2).

Несомненно, что в начале 1918 г., в условиях, когда Поместный Собор еще не завершил свою работу, Святейший Патриарх сознавал возможность более эффективной деятельности именно в центре России, но отъезд на Дон мог выглядеть «дезертирством». Нельзя было не учитывать и церковно-правовых последствий подобного поступка, ведь согласно «Определению Священного Собора Русской Православной Церкви» Патриарх «состоял епархиальным архиереем патриаршей области», которую составляли «град Москва и вся Московская епархия, а также ставропигиальные монастыри Российской Церкви» (3). Отъезд из Москвы привел бы к замене Святейшего Патриарха, что в условиях организационных перемен в православной иерархии, начавшихся гонений со стороны большевиков не способствовало бы стабильности Церкви. К тому же нельзя отрицать и ожиданий в 1918 г. скорого «падения советской власти» и «освобождения Москвы».

Согласно «Определению Священного Собора Русской Православной Церкви об епархиальном управлении» епархиальные архиереи могли «отлучаться из своих епархий по уважительным причинам на срок не более 14 дней, не испрашивая предварительного разрешения высшей церковной власти». Возможно, что и этот факт – недопустимость оставления епархии, имел значение в решениях, принимавшихся многими епископами, предпочитавшими оставаться в своих епархиях перед приходом красной армии и готовых к принятию мученической кончины (например, архиепископ Омский и Павлодарский Сильвестр (Ольшевский), оставшийся в Омске в ноябре 1919 г. и замученный большевиками в феврале 1920 г.) (4).

Примечательны показания Святейшего Патриарха на допросах 1923 г. о его отношении к гетману П. Скоропадскому и его представителям. Очевидно, признавая факт независимости Украины, лишь как временный, формальный, обусловленный «распадом России», Святейший Патриарх не мог согласиться с признанием ее религиозной самостоятельности. «Осенью 1918 года ко мне явился официальный представитель гетмана Скоропадского в Москве Кривцов со своим военным адъютантом. Его появление у меня носило характер визита. Он испросил благословения моего на его деятельность, как дипломатического представителя Скоропадского. Я ему это благословение дал. Непосредственной связи со Скоропадским я не имел, но я признавал его, как гетмана Украины».

Полномочия гетманского посла подтверждались и Совнаркомом, однако слова Патриарха о признании гетмана Скоропадского и, тем самым, признании «независимости» Украины имели бы значение, поскольку именно здесь летом 1918 г. формировался потенциальный центр антибольшевизма, наиболее близкий и известный в Москве (в отличие от Добровольческой армии, сражавшейся на Кубани и еще не имевшей собственной «государственной территории»). Легальный выезд на Украину до конца лета 1918 г. был относительно свободный, легальный выезд, чем пользовались многие деятели антибольшевистского подполья в Москве и Петрограде. Киев – «мать городов русских», «третья столица» (после советских Петрограда и Москвы) имел реальные перспективы стать центром антибольшевизма, разумеется при условии хотя бы «дружественного нейтралитета» со стороны немецкого оккупационного командования. Следует иметь в виду, что среди многочисленных общественно-политических структур, работавших в Киеве достаточно влиятельными были именно монархисты («Совет Государственного Объединения России», работой которого руководили В.И. Гурко, барон Меллер-Закомельский, А.В. Кривошеин).

Единственное свидетельство имеется в отношении благословения Святейшим Патриархом генерала от кавалерии графа Ф.А. Келлера. Генерал, живший в Харькове, в ноябре 1918 г. собирался через Киев проехать в район Пскова, для возглавления формируемой здесь Северной армии. Сведения об этом благословении стали известны, благодаря публикации в 1967 в газете «Православная Русь» свидетельства «госпожи Е. Б.» (Е.Н. Безак - супруга офицера конногвардейца Ф.Н. Безака - В.Ц.) «Патриарх Тихон прислал тогда (в конце 1918 г.) через епископа Нестора Камчатского генералу от кавалерии графу Келлеру (рыцарю чести и преданности Государю) шейную иконочку Державной Богоматери и просфору, когда он должен был возглавить Северную Армию…». Сам по себе факт благословения известного генерала – монархиста, отказавшегося присягать Временному правительству и вышедшему в отставку после февраля 1917 г. многими необоснованно расценивался (и, увы, расценивается до сих пор) как проявление исключительно монархических «симпатий» Святейшего Патриарха (5).

Переезду Святейшего Патриарха в Киев не суждено было осуществиться. Осенью 1918 г., после покушения на Ленина и начала массового «красного террора» любые контакты с антибольшевистским силами осуществлялись с большой осторожностью. Очень опасны были провокации. И в отношении представителей антибольшевистских сил нужна была уверенность, что преподанное благословение Патриарха Всея Руси получит не отдельный политик или военный, который станет затем говорить об этом для утверждения своего «особого политического статуса» в «борьбе с большевизмом», а именно Всероссийский Правитель. Следует отметить, что согласно определениям Поместного Собора, Патриарх «преподает нарочитое (выделено – В.Ц.) благословение духовным и светским лицам за их полезную для Церкви деятельность» (6). Об основных направлениях взаимоотношений Церкви и белых правительств говорилось выше. Что касается «всероссийского статуса», то Верховным Правителем России считался, как известно, адмирал Колчак. Но его официальное признание на белом Юге произошло лишь в июне 1919 г. Окончательное утверждение его власти на белом Севере и Северо-Западе состоялось также в июне 1919 г., после того, как генерал от инфантерии Н.Н. Юденич получил от Колчака назначение на должность Главнокомандующего Северо-Западным фронтом, а генерал-лейтенант Е.К. Миллер получил должность Командующего Северным фронтом. Всероссийское единство Белого движения сложилось не сразу. До этого момента в советской прессе Колчака называли «правителем Сибири». Учитывая невозможность оперативных контактов между Москвой и Омском и другими центрами Белого движения, можно сказать, что благословение Колчаку, как полноправному, общепризнанному Верховному Правителю (а не только как главе одного из белых регионов или одному из военачальников) могло произойти в конце лета 1919 г.

Показательно, что именно к этому времени относятся свидетельства о благословении Святейшим Патриархом Колчака, синхронно повторяемые в газетах белого Севера и белой Сибири. Их, к сожалению, нередко считают апокрифами, аналогичными свидетельству Князева или же результатом «белогвардейской пропаганды».

Тем не менее, если доверять воспоминаниям Милюкова, Безак, митрополита Вениамина и князя Г. Трубецкого, то нельзя игнорировать и такие свидетельства. Приведем их полностью. Первое – заметка в газете «Архангельские епархиальные новости»: «Из Омска телеграфируют, что там было отслужено богослужение в память святителя Тихона Задонского, мощи которого были осквернены в Задонске большевиками… Прибывший недавно из Москвы Камчатский архиепископ Нестор присутствовал на богослужении и после литургии передал верующим благословение патриарха Тихона, находящегося все еще в Москве.

Послание Тихона гласит: «Скажите всему русскому народу, что если он останется разъединенным и откажется поднять оружие и идти на спасение Москвы, мы все погибнем и с нами вместе погибнет Святая Русь». Кроме этого послания патриарх Тихон посылает благословение Колчаку…» (7).

Другое свидетельство – сообщение епископа Нестора Камчатского представителями омской прессы 21 августа 1919 г.: «…В Москве и всей Советской России растет огромный религиозный подъем. Патриарх Тихон пользуется таким всеобщим почитанием, что большевики, подвергая его всяческим притеснениям, не решаются однако арестовать его: боятся взрыва народного гнева.

Патриарх ежедневно совершает богослужения в различных церквах Москвы. В другие города выехать ему не позволяют. Ежедневно бывают собрания прихожан. В конце прошлого года Тихон совершал Крестный ход, в котором участвовало до 700.000 молящихся. В этот день я служил литургию в рабочем районе и участие в Крестном ходе приняло 10.000 рабочих.

В Кремль никто не допускается. Святыни там захвачены большевиками. В Воронеже, Ярославле, Вологоде и Тамбове совершены кощунственные поругания святынь. У Патриарха отняли типографию, чтобы не печатались воззвания, но и простого словесного общения его с народом достаточно, чтобы религиозное движение разрасталось.

Епископов, монахов и белое духовенство расстреливают даже за преподавание Закона Божьяго. В монастырях творят неописуемые насилия… Перед отъездом из Москвы Патриарх поручил передать Сибири – Дальнему Востоку и всем верным сынам Церкви его Патриаршее благословение и призвать всех к единению и избавлению Москвы и России от большевиков и их поругания православных святынь» (8). Как уже отмечалось выше, после сообщения в омские газеты епископ Нестор Камчатский снова говорил о благословении Святейшего Патриарха на проповеди во время празднования дня памяти святителя Тихона Задонского 13 августа (26 по н. ст.) 1919 г.

Обобщая информацию этих двух официальных сообщений, следует отметить, во-первых, что благословение преподается не отдельным правителям, а «Сибири, Дальнему Востоку и всем верным сынам Церкви (православным, живущим за Уралом – В.Ц.)». Во-вторых, для «победы над большевизмом» необходимо объединение, необходимо именно то достижение всероссийского единства, о котором говорилось в каждом официальном и неофициальном заявлении лидеров Белого движения.

Сохранились еще два указания на отношения Святейшего Патриарха и представителей Белого движения. В опубликованном во Владивостоке в начале июня 1921 г. воззвании, подписанном «Русской Группой Офицеров и Солдат», говорилось о благословении известного деятеля Белого движения, атамана Забайкальского Казачьего Войска – Г.М. Семенова: «Ему, Атаману Семенову, на предстоящую решительную борьбу с коммунистами прислал из Москвы с нарочным человеком свое благословение Всероссийский Патриарх Тихон» (9). Следует помнить, что атаман Семенов имел полученный от Колчака титул Правителя Российской Восточной окраины, которым и пользовался в течение 1920-1921 гг.

Конечно, информация о благословении лидеров Белого движения может считаться спорной, но не приходится сомневаться в категорическом неприятии Святейшим Патриархом целей и задач революционеров. Не случаен и следующий факт. Когда в июле 1922 г. во Владивостоке начались заседания Приамурского Земского Собора и встал вопрос о Председателе Собора, то, по предложению С.П. Руднева, Святейший Патриарх был избран Почетным Председателем Собора. Показательно, что на Соборе впервые в истории Белого движения официально провозглашалось восстановление прерванной в феврале 1917 г. монархической традиции. Собор принял решение, о том, что «в качестве Верховного Правителя России мог быть только представитель Дома Романовых» (10). Тот же епископ Нестор Камчатский заявлял, что Патриарх направил тайное благословение участникам Собора, а икона Божией Матери «Державная» была передана в благословение Воеводе Земской Рати и Правителю Приамурского Края генерал-лейтенанту М.К. Дитерихсу (11).

В моем личном архиве имеется письмо от наследницы участника Белого движения на Востоке России, содержащее интересное свидетельство. 30 сентября 1919 г. в Омске, по инициативе С.Э. Дитерихс (супруги генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса) был открыт приют для детей-беженцев «Очаг». Молебен, по случаю открытия приюта, служил епископ Нестор Камчатский «только что прибывший с поручением от Патриарха Тихона Колчаку. Сорок детей благословил он Чудотворной иконой Абалакской Божией Матери старинного письма… и каждому вручил портрет Патриарха…» (12).

Очевидно, что тиражированный фотопортрет Святейшего Патриарха (возможно и с его автографом) становился, как бы, памяткой о нем, напутствием тем, кому он вручался. Следует отметить, что в начале ХХ столетия распространение подобных фотопортретов допускалось Святым Иоанном Кронштадтским.

Святейший Патриарх о благословении.

Обратимся к словам самого Святейшего Патриарха. «Во время гражданской войны 1917-1919 годов я никакой практической поддержки (то есть участия в белом подполье, например), генералам Деникину и адмиралу Колчаку не оказывал. Ввиду моих настроений в то время я лишь оказывал Деникину и Колчаку моральную поддержку, не доходившую, однако, до дачи им благословения».

Эти слова Патриарха, произнесенные им во время следствия в 1923 г., говорят о многом. Как можно понимать «моральную поддержку»? В какой форме она должна быть, если речь идет о первоиерархе Русской Православной Церкви и о лидерах Белого движения? Письма? Возможно. Тогда свидетельства Князева – тем более не являются апокрифом. А можно ли уравнять «моральную поддержку» и «дачу благословения»? Молитвенные поминания, молебны о здравии «воина Александра», «воина Антона» можно ли считать «моральной поддержкой»?

Не менее важной становилась в 1919 г. возможность «передачи известий» от Святейшего Патриарха Тихона через линию фронта. По данным следствия (заявленным в тексте обвинения Святейшего Патриарха) от архиепископа Донского и Новочеркасского Митрофана к Патриарху в столицу «в течение 1918-1919 г.г. неоднократно приезжал какой-то, следствием точно неустановленный, «Федя»… «человек в военной форме», привозивший деловые бумаги от Киевского Антония и Новочеркасского Митрофана… Каким именно путем этот «Федя» перебирался через фронт, следствию установить не удалось… В июле же 1919 г. гражданином Беллавиным была установлена связь с контрреволюционерами в Ставрополе, где происходил Собор с участием генерала Деникина. О Соборе был своевременно извещен Тихон запиской «на клочке бумаги»… Переписка, которую он вел с Югом, по словам обвиняемого, касалась церковных вопросов. Через этого же Федора иногда Синод посылал на Юг ответы. Ему, Беллавину, известно также, что в конце 1918 г. в Киеве на Украинском Соборе было оглашено его, Тихона, обращение к Совету Народных Комиссаров».

Таким образом, связь с Москвой не прерывалась и в 1919 г. И позднее, среди посетителей Святейшего Патриарха были, очевидно, те, кто, несмотря на огромный риск, осуществлял контакты Патриарха с Зарубежьем. По воспоминаниям Гершельмана в 1918-1921 гг. существовала связь с Патриархом через монахов Валаамского монастыря. Очевидно, что паломнические поездки, не запрещавшиеся и практически не контролировавшиеся советской властью, могли использоваться и для связи Москвы и белых регионов.

Благословение и Благодать.

…В одной из современных околоправославных публицистических брошюр поразила такая фраза: «Патриарх Тихон категорически отказался благословить и красных и белых». Подобное сочетание удивит, наверное, не только неофитов. Представим на мгновение: пришли к Патриарху за благословением (очевидно, предварительно записавшись на прием) большевики-комиссары. Он им отказал. Пришли к нему белые офицеры. Тоже отказал… В общем, «картинка», мягко говоря, более чем странная. Хотя, если принять тезис о том, что «между идеями коммунизма и идеями христианства разницы нет», то тогда и вышеприведенная фраза не будет выглядеть странной…

Необходимо сказать о значении благословения, его формальном и духовном понимании. Вот определение, данное в Православном Богословском Энциклопедическом словаре издания 1897 г.: «Благословение – внешний знак преподания благодати Святаго Духа. Оно совершается через осенение крестом, евангелием, свечею, иконою, хлебом-солью. Благословение именословное есть то, при котором сложение перстов благословляющей руки образует главные буквы имени Иисуса Христа: Iс. Xс.; иерей благословляет одной правой рукой, архиерей – обеими». Нужно различать благословение (Ефес. 1,3) и благотворение (2 Кор. 9,5), благодеяние нуждающимся, позволение взятое от старшего (диаконом от священника). Определение включало также понятие «благословенная грамота» - письменное дозволение от архиерея на построение вновь и освящение храма. (13).

Кто может преподать благословение? Согласно каноническим правилам его преподают епархиальные архиереи, иереи. По Определениям Поместного Собора, «Патриарх является первым между равными ему епископами». По Определению Священного Собора Православной Российской Церкви об епархиальном управлении епархиальный архиерей «пользовался, по Божественному полномочию, всею полнотою иерархической власти в делах веро- и нравоучения, священнодействия и пастырского душепопечения» (ст. 19), а также имел «преимущественное право почина и направляющего руководства по всем сторонам епархиальной жизни» (ст. 20). (14).

Благословения иконами, торжественные молебны и крестные ходы – все это было направлено на поддержку белых армий и правительств в те годы и, в значительной степени, укрепляло их авторитет. Многочисленные примеры подтверждают, что благословения преподавались первоиерархами освобожденных русских городов, монастырей. Преосвященный епископ Федор Харьковский преподал благословение чудотворным образом Озерянской Божией Матери генерал-майору А.П. Кутепову, благословение настоятельницы курского Свято-Троицкого монастыря, игумении Эмили чудотворным образом Божией Матери Скоропослушница было преподано генерал-лейтенанту В.З. Май-Маевскому, митрополит Вениамин преподал благословение иконой Божией Матери «старинного письма в золотой оправе с ризой, расшитой жемчугами», генерал-лейтенанту П.Н. Врангелю, архимандрит Гурий, настоятель Антониево-Сийского монастыря с братией преподали благословение генерал-лейтенанту Е.К. Миллеру, вручив ему знамя с вышитыми на нем иконами Святителя Георгия Победоносца и Преподобного Антония Сийского Чудотворца. В 10-м номере альманаха «Белая Гвардия» содержатся свидетельства о благословениях, преподанных иерархами Православной Церкви в белой Сибири. Сохранились свидетельства о благословениях, преподанных архиепископом Омским и Павлодарским Сильвестром, епископом Пермским и Соликамским Борисом адмиралу Колчаку. В последние дни белой борьбы в России, во Владивостоке, в 1922 г. благословение чудотворным образом иконы Божией Матери Державная было преподано генералу Дитерихсу (15).

Не кощунственно ли сомневаться в БЛАГОДАТИ ГОСПОДА, передаваемой через благословения местных первоиерархов ? Зависит ли испрашиваемая, преподаваемая БОЖЕСТВЕННАЯ БЛАГОДАТЬ от того, кем она преподается ? Уместно ли смущаться мыслью о том, что благословения воинам белых армий, представителям белой власти, преподанные архиепископом Сильвестром, епископом Вениамином, епископом Борисом, были безблагодатные ?

Заключение.

«Нарочитое благословение» Святейшего Патриарха Тихона, несомненно, имело значение в случае победы Белого движения во всероссийском масштабе. Для белой борьбы, для антибольшевистского сопротивления, Святейшим Патриархом было сделано столь много, что сомневаться в его отношении к советской власти и к Белому движению не приходится. Прежде всего, это – открытое анафематствование отступников от Православия. «Я признаю, - заявлял Святейший Патриарх на допросе, - что мое послание от 19 января 1918 года заключало в себе анафематство на Соввласть и призывало верующих сплотиться и организоваться в духовные союзы для отпора всяким покушениям на Церковь и политике Соввласти в отношении Церкви». Категорические осуждения декрета об отделении государства от Церкви, позорного Брестского мира, красного террора – все это стало основой для духовного противостояния безбожной власти.

Для православного христианина, сам факт анафематствования представителей власти не только означает преступную сущность их действий, но делает очевидной и необходимой борьбу с ними. Конечно, историк не может не признать отсутствие достаточного количества надежных документальных свидетельств благословения Святейшим Патриархом представителей Белого движения. Но по сути, начало Белого дела состоялось и с момента создания «Алексеевской организации», и с публикации «Воззвания Добровольческой армии» в ноябре-декабре 1917 г., и со времени обнародования анафемы отступникам от Православия Святейшим Патриархом в январе 1918 г.

На распространенный упрек Патриарху Тихону в том, что он не стал «вторым патриархом Гермогеном», призывавшим к активному сопротивлению «безбожной власти» уместно отметить оценку профессора С. Троицкого, бывшего на белом Юге России в 1919 г.: «посмотрите послания Патриарха и вам покажется, что они написаны не в Москве, а в Новочеркасске».

Можно вспомнить также слова некролога, написанного Г.Н. Трубецким 14 мая 1925 г. к кончине Святейшего Патриарха. «…Порой слышится и другой упрек, на этот раз прямо направленный лично против Патриарха Тихона — «он не был Гермогеном», он не сыграл роль народного вождя в деле освобождения родины от насильников. На это мы ответим: глубокая сущность народных верований и религиозного идеала остается неизменной, и в этом смысле Святая Русь не умирает. Но формы истории меняются и никогда не повторяются. Наши святители, которых чтит народ, были всегда чуткими выразителями народной совести, но их практические действия были весьма различны, сообразно исторической обстановке. Св. Митрополит Алексей, в малолетство Дмитрия Донского, ездил в Орду умилостивлять хана и исцелил больную ханшу, а его младший современник, Преподобный Сергий, благословил Дмитрия Донского на борьбу против хана. И тот, и другой - великие народные угодники, но ход истории повелевал одному — умилостивлять хана, а другому призвать народ на брань против него.

Также надо думать о Патриархе Тихоне. И ему в короткое время его первосвятительского служения приходилось считаться с разными условиями бурного потока событий. После злодейского убиения Царя и его семьи Патриарх Тихон произнес слово в Казанском Соборе в Москве, 8 июля 1918 г., в котором клеймил палачей и призывал верующих без различия их политических убеждений, смело и гласно осуждать виновников этого неслыханного преступления, хотя бы пришлось за это пострадать. И тот же Патриарх, ради спасения Православной Церкви и возможности борьбы с живою церковью не поколебался впоследствии признать советскую власть. Политически это были совершенно различные поступки, но Патриарх и тогда, и потом оставался верным самому себе.

В первом случае он, может быть, переоценивал способность жертвенного порыва своей паствы; во втором случае, он сдержал собственный жертвенный порыв, чтобы помочь слабым и «малым сим». И там, и здесь он думал не о себе, а только о тех, за кого держал ответ перед Богом. История произнесет в свое время суд над деятельностью Патриарха Тихона в его отношениях с паствой и советской властью, но в сознании русского народа крепка вера не в человеческий, а в Божий суд, который ценит не поступки, а сокровенные мысли и чувства, которые их вызывают. Да будет же ушедший Святитель заступником нашим перед этим судом…» (16).

В считающихся, подчас, «примиренческими» посланиях 1919 – 1922 гг., есть лишь призыв к терпению безбожной власти, которая преходяща, временна и, рано или поздно, обречена. Деяния Святейшего Патриарха следует оценивать с позиций того времени, не «измеряя» их определениями современной политологии.

Закончим статью словами обращения к бойцам Добровольческой армии князя Е.Н. Трубецкого (брата князя Г.Н. Трубецкого), члена Поместного Собора, очевидца многотрудного патриаршего служения в Москве в 1918 г.: «…Дни тяжких испытаний для России еще не кончились. Предстоит трудная, и, быть может, долгая борьба за воссоздание нашей государственности. Но уже есть те настроения и общественные элементы, на которые может опереться эта работа… народ, родивший ту светлую духовную силу, которая явилась в героическом образе Патриарха Тихона, духовно спасен, с этим связана и наша надежда на спасение русской государственности…И мне хочется без конца повторять вам: Россия жива, она ждет вас в Москве. И когда вы туда придете, вы будете встречены пасхальным гимном «Христос Воскресе!» …Дорогие и доблестные добровольцы: не смущайтесь тем, что здесь, на юге вы все еще преимущественно армия офицеров без солдат. Когда вы дойдете до родных вам равнин великорусских, вы всем существом вашим почувствуете возрождение той России, за которую вы сражаетесь. Вас подхватит народная волна и донесет она вас на гребне своем до дальнего севера; там ждут вас радостные слезы, молитвы и ПАТРИАРШЕЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ…» (17).

И, возвращаясь к словам историко-православных неофитов о «безблагодатности Белого движения» и его «обреченности», уместно заметить, что победой в борьбе со злом революционной ереси нельзя считать занятие того или иного города или «общенародную поддержку проводимой политики». «Царство Божие - не от мира сего». А мерить земными мерками «победы» и «поражения» белых армий и белых правительств – дело мирское и неблагодарное.

1. Дневник П.Н. Милюкова. 1918 год. // Библиотека-фонд «Русское Зарубежье». Ф.7. Оп.1. Д. 30. Л. 191.

2. Руднев С.П. Указ. Соч. с. 231 – 232.

3. Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России. Ст. 5.

4. Определение Священного Собора Православной Российской Церкви об епархиальном управлении (ст. 28.).

5. Е.Б. Еще раз о Державной иконе Божией Матери // Православная Русь, Джорданвилль, № 8, 1967.

6. Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России», ст. 2 и.

7. Архангельские епархиальные ведомости. № 18, 15 сентября 1919 г.

8. Сибирская Речь, Омск, № 190, 2 сентября 1919 г.; Наша газета, Омск, № 13, 2 сентября 1919 г.

9. Руднев С.П. Указ. Соч. с. 392.

10. Там же. с. 449.

11. Русская армия, Владивосток, № 156, 4 августа 1922 г.; № 166, 27 августа 1922 г

12. Письмо Л.К. Дземешкевич В.Ж. Цветкову. 27 мая 2008 г.

13. Полный Православный Богословский Энциклопедический Словарь. Т.1. с. 340.

14. «Определение Священного Собора по Общим Положениям о высшем управлении Православной Российской Церкви», ст. 3; а также «Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России», ст. а. // Определения Священного Собора об управлении Православной Российской Церкви и Приходской устав. Издание ВВЦУ. Омск, 1919. с. 1, 5-6, 11-12, 14-15.

15. Врангель П.Н. Записки // Белое дело, Летопись белой борьбы, т. VI, Берлин, 1928, с. 9-10; Южный Край, Харьков, № 84, 18 сентября 1919 г.; Архангельские епархиальные ведомости, Архангельск, № 18, 15 сентября 1919 г.; Русская армия, Владивосток, № 153, 28 июля 1922 г.; № 156, 4 августа 1922 г. и др.
16. Троицкий С. Что сделал Патриарх Тихон для Церкви и Родины, Одесса, 1919, с. 13; Путь, Берлин, № 1, сентябрь 1925 г.
17. Трубецкой Е. Великая революция и кризис патриотизма, Библиотечка добровольца № 1, 1919, с. 30-31.

(Автор выражает глубокую признательность протоиерею Георгию Митрофанову за ценные замечания и дополнения, сделанные при написании статьи).