http://proceedings.usu.ru/?base=mag/0059%2801_16-2008%29&xsln=showArticle.xslt&id=a07&doc=../content.jsp

Костогрызов П.И.

Уральская государственная юридическая академия

 

Участие Православной Церкви в антибольшевистском сопротивлении в 1917 – 1918 гг. (на материалах Урала)

 

Относительное затишье, наступившее после завершения захвата власти в России большевиками, очень скоро сменилось сопротивлением различных слоёв населения политике новой власти, которое стремительно ширилось, пока не переросло летом 1918 г. в полномасштабную гражданскую войну.

Немалую роль в подъёме антибольшевистских настроений сыграло наступление большевиков на религию и религиозные организации, в первую очередь на Православную Церковь. Вера в Бога была одним из устоев того старого мира, который коммунисты намеревались «разрушить до основанья», и, следовательно,  по ней должен был быть нанесён один из первых ударов.

Общественное и правовое положение Православной Церкви после октябрьского переворота существенно ухудшилось. Церковь, на протяжении всей своей истории имевшая статус государственной, не только лишилась поддержки властей, но и стала подвергаться со стороны правящего режима притеснениям, которые очень скоро переросли в настоящие гонения. Вполне естественно, что высшие церковные органы не могли оставаться безучастными к происходящим событиям. Уже через несколько дней после насильственного захвата власти большевиками в Москве, 11 ноября 1917 г., действовавший там в это время Поместный Собор обратился к пастве с «Посланием», в котором, осудив «вождей междоусобицы» и «братоубийц», «изменников Родины, которые чинят предательство России и верных союзников наших», призвал народ «оставить безумную и нечестивую мечту лжеучителей, призывающих осуществить всемирное братство путём всемирного междоусобия»[1].

Антицерковные действия начались практически сразу же после октябрьского переворота, а 23 января 1918 г. Совет Народных Комиссаров издал «Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви», содержание которого   шло гораздо дальше названия: церковные и религиозные общества лишались прав юридического лица, все их имущества объявлялись «народным достоянием», запрещалось преподавание религиозных дисциплин во всех учебных заведениях, «где преподаются общеобразовательные предметы»[2]. Тем самым власть откровенно заявила о своём намерении вытеснить религию на периферию общественной жизни, свести её роль практически к нулю.

Именно так и был воспринят декрет православными верующими. Церковная печать Урала писала, в частности: «…декрет стремится экономически разорить Церковь, юридически поставить её в бесправное положение, устранить её нравственно-облагораживающее влияние на общество… таким образом, против церкви и религии поднят поход , и она должна готовиться к испытаниям»[3]. Ответом Церкви стали принятые её высшим органом – Поместным Собором -  постановление от 25 января 1918 г. и воззвание к православному народу от 27 января 1918 г. Первый из этих документов объявлял декрет Совнаркома «злостным покушением на весь строй жизни православной Церкви и актом открытого против неё гонения» и подчеркивал, что «участие как в издании сего враждебного Церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь несовместимо с принадлежностью к Православной Церкви»[4], а второй призывал верующих объединяться в союзы для защиты своих святынь от поругания[5].

28 января 1918 г. Собор одобрил и утвердил Послание Патриарха Тихона от 19 января того же года, известное как «Анафематствование большевиков» или «анафема на Советскую власть»[6]. В последнее время среди историков, особенно симпатизирующих РПЦ, высказываются сомнения в корректности трактовки этой анафемы как распространяющейся на всех сторонников большевизма и Советскую власть в целом[7]. Однако в пользу именно такого понимания говорит не только «покаянное письмо» Патриарха от 16 июня 1923 г., где он прямо признается в «анафематствовании власти»[8], но и то, что именно так этот документ был воспринят и Церковью, и большевиками, и противниками большевиков. Печать, как советская, так и антисоветская, сразу же заговорила о том, что Патриарх предал анафеме советскую власть, так же поняли Послание Поместный Собор,  духовенство  и миряне. Несомненно, если бы Патриарх имел в виду что-то иное, он не замедлил бы разъяснить свою позицию. Поскольку таких разъяснений не последовало, следует признать, что Послание было понято адекватно, а его »смягченное» толкование, появившееся в 90-е годы, вызвано к жизни изменившейся политической конъюнктурой.

В своём Послании Патриарх перечисляет злодеяния, совершенные «безбожными властелинами тьмы века сего»: массовые убийства, которыми сопровождался октябрьский переворот в Петрограде, Москве, Севастополе и других городах, захват храмов, монастырей, духовных школ и их имущества… (заметим, что Послание Патриарха появилось за четыре дня до декрета об отделении церкви от государства, то есть этот декрет был не началом антицерковной политики большевиков, а лишь юридическим актом, «легализующим» уже проводимые мероприятия). Но ключевыми являются следующие слова Послания: «то, что творите вы… это поистине дело сатанинское… Властию, данною нам от Бога, …анафематствуем вас… Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение»[9]. Будучи утверждена высшей церковной инстанцией - Поместным Собором, анафема Патриарха приобрела характер канонабезусловно обязательного для верующих правила, что поставило Православную Церковь, членами которой, по крайней мере, формально (как показали события последующих лет, во многих случаях только формально!), являлось большинство населения страны, в положение непримиримого врага Советской власти. 

В апреле 1918 г. Собор принял Определение, разъяснявшее, как именно верующим следует действовать «в лютую годину гонений»: «призвать … приходские и епархиальные организации к защите гонимых и освобождению заключенных за Веру и Церковь и к принятию мер для возвращения отобранного имущества церквей, монастырей, церковных учреждений и организаций… [для этого] образовывать при приходских храмах и монастырях особые братства из преданных Церкви людей… учредить при Патриаршем Престоле Всероссийский Совет приходских общин…, который бы объединял все местные церковные силы и планомерно направлял их деятельность по защите Церкви»[10]

В историографии постсоветского периода утвердилось представление о «нейтралитете» Церкви по отношению к противоборствующим сторонам в гражданской войне[11]. В качестве аргументов сторонники этой позиции приводят отказ Патриарха Тихона благословить Белое движение и его же запрет духовенству встречать войска белых колокольным звоном, благодарственными молебнами и т. д. На наш взгляд, приведенные данные свидетельствуют о вполне определённо антибольшевистской позиции, занятой Православной Церковью вскоре после захвата власти большевиками. Имеются также сведения о том, что адмирал Колчак получил тайное благословение Патриарха на борьбу с большевизмом[12].

Трудно согласиться и с мнением И.В.Нарского, что «большевики не встретили сколько-нибудь заметного сопротивления своим антицерковным мероприятиям в светской среде»[13]. Несмотря на очень значительное снижение религиозности за годы Первой Мировой войны и особенно со времени свержения самодержавия, большинство населения сохранило веру, и, как показали дальнейшие события, немалая его часть готова была отстаивать свою религиозную свободу. Более того, большевистские гонения даже способствовали повышению подорванного ранее авторитета Церкви и консолидации наиболее активного и сознательного «ядра» верующих вокруг духовенства.

Православное население Урала, доля которого варьировалась от 92% в Вятской губернии до 44% в Уфимской[14], не осталось в стороне от разворачивающегося противостояния власти и Церкви. Ещё 21 ноября 1917 г. архиепископ Пермский Андроник направил из Москвы, где он участвовал в работе Поместного Собора, «Архипастырское послание ко всем православным чадам Пермской епархии», осуждавшее большевиков[15]. Архиепископ Уфимский Андрей призвал свою паству «бороться с немецко-еврейским заговором, орудием которого является большевизм». Под руководством епархиальных архиереев прихожане Пермской, Тобольской, Екатеринбургской, Уфимской епархий стали активно создавать союзы для защиты своих святынь[16].

Первые столкновения нового режима с верующими Урала начались ещё в конце 1917 г. и были связаны с попытками властей в Уфимской губернии исключить из школьных программ Закон Божий. Забастовка учителей вынудила большевиков пойти на попятную. Но в феврале 1918 запрет преподавания Закона Божия стал вводиться вновь, и теперь уже повсеместно – в соответствии с декретом об отделении церкви от государства. Это вызвало возмущение как родителей, так и педагогов. В Екатеринбурге родительские собрания потребовали сохранить Закон Божий в школьной программе и решили оплачивать труд законоучителей из собственного кармана, если они будут лишены государственного жалования. А жители Петрокаменского завода (Верхотурский уезд) не пускали в школы учителей, выступавших против преподавания Закона Божия.

Одновременно усилились посягательства на собственность Церкви, объявленную декретом Совнаркома «народным достоянием». Верующие встали на защиту от расхищения церковного имущества, созданного трудами и пожертвованиями многих поколений православных. 8 февраля 1918 г. в подворье Белогорского монастыря в Перми явилась комиссия для описи запасов продовольствия. Монахи ударили в набат, собралась тысячная толпа, которая не только не допустила комиссию в помещения подворья, но и разоружила отряд из тридцати красноармейцев, посланный для её усмирения. На подавление стихийного выступления властям пришлось бросить более крупные силы, в схватке погибло более десяти человек; архимандрит и семь монахов, объявленные «главарями восстания», были схвачены и расстреляны[17]. В мае ещё два пермских священника и 24 мирянина были расстреляны за подачу письменного протеста против реквизиций церковного имущества[18].

В Вятке образовалась комиссия по охране церквей, церковного имущества и духовных учебных заведений. 7 апреля 1918 г. она воспрепятствовала конфискации имущества женского монастыря, за что её члены подверглись аресту; через некоторое время их освободили, но они заявили, что будут продолжать свою работу, и вновь были арестованы[19].

Помимо конфискаций имущества, имевших, по крайней мере, рациональное объяснение, большевики совершали и акты, которые нельзя назвать иначе, как святотатством: оскверняли церкви, въезжая в них на лошадях, врывались в храмы с оружием во время литургии и арестовывали священников, глумились над иконами и Святыми Дарами[20]. Разгрому и осквернению подвергся, например, Одигитриевский мужской монастырь вблизи Уфы, после чего архиепископ Андрей отлучил на два года от причастия всех участников погромов церквей.

Ещё более бескомпромиссным противником большевизма был глава Пермской епархии архиепископ Андроник. Не ограничиваясь заявлениями протеста, он прибег к своеобразной форме противодействия антицерковной политике советской власти, очень редко применявшейся в практике Русской Церкви и больше известной нам из истории средневековой Европы (в католической церкви эта мера носила название «интердикт»). Она заключалась в закрытии храмов для богослужения в ответ на действия властей, особенно попиравшие права Церкви. Так, 30 апреля 1918 г. Андроник направил протоиерею Красноуфимского собора А.Будрину указ следующего содержания: «Известился я, что благочинному священнику Герману Бенедиктову за его правильные мероприятия против насилий на священно-церковно-служителей угрожают арестом. Если это случится, то поручаю вам немедленно закрыть все градо-Красноуфимские церкви, запретить совершение всех Богослужений и треб, кроме крещения младенцев и напутствования умирающих больных, с извещением о том всем православным»[21]. Как совершенно справедливо отмечает М.В.Булавин, «эта мера была направлена не против властей, как таковых, скорее она преследовала своей целью пробуждение в сознании верующих чувства ответственности за судьбу Церкви в новых, неблагоприятных для неё условиях»[22]. Другим способом сплочения верующих и демонстрации отношения Церкви к власти были крестные ходы. Во время одного из них, 9 мая 1918 г., архиепископ Андроник предал анафеме «посягающих на храм Господень».

По некоторым сведениям, Андроник был вдохновителем антибольшевистского подполья в Перми, готовившего восстание в день Троицы (23 июня). Пермяки охраняли своего владыку, и для его ареста большевикам пришлось провести настоящую войсковую операцию: к каждой церкви был послан конный отряд, чтобы не дать ударить в набат и собрать народ. В ночь на 17 июня архиепископ Андроник был арестован и спустя несколько дней убит. В ответ пермское духовенство закрыло все церкви, выполняя предсмертную волю своего архиерея. 

Пермский архиепископ не был единственным духовным лицом, павшим от рук большевиков в 1918 г. на Урале. Духовенство было одним из «излюбленных» объектов красного террора (наряду с другими «эксплуататорскими классами»). Священнослужителей арестовывали за контрреволюционную агитацию (под которой чаще всего понималось чтение в храмах посланий Патриарха, Поместного Собора и епархиальных архиереев, осуждавших большевиков), за противодействие власти (под которым  подразумевался отказ выдавать метрические книги без разрешения епархиальных властей и венчать лиц, разведённых светскими органами), за контрреволюцию (под которой подразумевалось всё, что угодно) и, наконец, ни за что – например, в качестве заложников. Не всем арестованным удалось выйти на свободу. В Пермской епархии в 1918 г. было убито 101 духовное лицо[23], в Оренбургской – 15[24], в Екатеринбургской только с 4 июня по 17 октября 1918 г. – 44[25]. Помимо Андроника Пермского, среди погибших было ещё три архиерея – архиепископ Черниговский Василий и епископы Тобольский Гермоген и Соликамский Феофан[26].

Итак, факты показывают, что Православная Церковь не была пассивным «объектом» антихристианской политики большевиков. Она адекватно реагировала на действия Советской власти, начиная с её насильственного установления, во всеуслышание заявляя о своей позиции. Эта позиция, сформулированная в документах Поместного Собора, посланиях Патриарха  и других архиереев, может быть охарактеризована как бескомпромиссно антибольшевистская. Церковь упорно сопротивлялась воздвигнутым на неё гонениям. Конечно, сопротивление это велось специфическими методами, что позволяет некоторым историкам «не замечать» его на фоне разгоравшейся в стране гражданской войны, но в истории самой Русской Церкви столь непримиримое противостояние властям является беспрецедентным фактом.



[1] Послание Священного Собора Православной Российской Церкви 11.11. 1917.// Русская Православная Церковь в советское время. Мат. и док. Сост. Штриккер Г. Книга 1. М., 1995. С. 103-105.

[2] Декрет Совета Народных Комиссаров об отделении церкви от государства и школы от церкви.// Русская Православная Церковь в советское время. Мат. и док. Сост. Штриккер Г. Книга 1. М., 1995. С. 113-114.

[3] Известия екатеринбургской церкви. 1918. № 3. С. 37.

[4] Постановление Священного Собора по поводу декрета об отделении Церкви от государства.// Русская Православная Церковь в советское время. Мат. и док. Сост. Штриккер Г. Книга 1. М., 1995. С. 115.

[5] Воззвание Священного Собора к православному народу.// Русская Православная Церковь в советское время. Мат. и док. Сост. Штриккер Г. Книга 1. М., 1995. С. 115-116.

[6] Послание Патриарха Тихона. Анафематствование большевиков.// Русская Православная Церковь в советское время. Мат. и док. Сост. Штриккер Г. Книга 1. М., 1995. С.110-112.

[7]См., например: Поспеловский Русская Православная Церковь в ХХ веке. М., 1995

[8] Заявление Патриарха Тихона в Верховный Суд РСФСР. // Русская Православная Церковь в советское время. Мат. и док. Сост. Штриккер Г. Книга 1. М., 1995. С. 223-224.

[9] Послание Патриарха Тихона. Анафематствование большевиков.// Русская Православная Церковь в советское время. Мат. и док. Сост. Штриккер Г. Книга 1. М., 1995. С.110-112.

[10] Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь (18.04.1918).// Русская Православная Церковь в советское время. Мат. и док. Сост. Штриккер Г. Книга 1. М., 1995. С.119-120.

[11] См., например: Поспеловский Русская Православная Церковь в ХХ веке. М., 1995.; Булавин М.В. Политическая позиция Русской Православной Церкви в период гражданской войны. //Первые уральские военно-исторические чтения: Мат-лы регион. науч. конф. Екатеринбург, 1997. С. 57-60.

[12] См: Князев В.В. Жизнь для всех и смерть за всех. Джорданвилль, 1971 с. 20–23

[13] Нарский И.В. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917-1922 гг. М., 2001. С. 159.

[14] Там же. С 158.

[15] Нечаев М.Г. Контрреволюционная деятельность церкви в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции на Урале (1917-1919 гг.) Дис… канд. ист. наук. Пермь, С. 99.

[16] Станкевич А.С. Сопротивление церкви антирелигиозной политике государства на Урале в первые годы советской власти. //Судьба России: исторический опыт ХХ столетия. Тез. третьей Всероссийской конференции. Екатеринбург, 1998. С. 238

[17] ЦДООСО Ф.41, Оп. 2, Д.203, Л.22.

[18] Нарский И.В. Жизнь в катастрофе, С. 159.

[19] Нечаев М.Г. Контрреволюционная деятельность церкви в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции на Урале (1917-1919 гг.) Дис… канд. ист. наук. Пермь, С. 116-119.

[20] Известия екатеринбургской церкви. 1918. № 17-18. С. 350-352.

[21] Цит. по: Булавин М.В. Пермские священнослужители и гражданская война. // Вторые уральские военно-исторические чтения. Материалы региональной научной конференции. Екатеринбург, 2000. С. 119.

[22] Там же.

[23] Там же. С.120

[24] Нарский И.В. Жизнь в катастрофе, С. 159.

[25] ЦДООСО Ф.41, Оп..2, Д.16, Л.103 об.

[26] Известия екатеринбургской церкви. 1918. № 16, С. 314; Новые мученики российские./ Сост. М. Польский, М., 1994. Ч.1. С.69-70, 308.