ДОБРОВОЛЬЦЫ

Как чекан и рисунок на монете, так и наши слова—стираются от времени. “Захватанные” человеческими руками, затертые безразличным и холодным произнесением, они теряют свою начальную четкость, выпуклость и жизнь. И мы перестаем их чувствовать. И потому, и именно теперь, мы должны вновь углубиться всей нашей мыслью, нашей памятью и нашей волей в то „слово", которым 10 лет тому назад мы определили свое отношение к Родине, и которым когда-нибудь будет назван целый период нашей истории.

Это „слово" — Добровольчество.

Обновление и воскрешение добровольчества — такова задача настоящего.

„Видя Родину в море крови, я не мог продолжать свое прямое дело — учение и с винтовкой в руках пошел я с отрядом белых биться за честь и за благо России". („Дети эмиграции", стр. 20)— так с определенной правдивостью и ясностью определил свое поведение один русский мальчик гимназист, один из тех, кто был подхваченъ и вознесен волной добровольчества и, уйдя из дома, весной 1918 года, вступил в отряд генерала Дроздовского.

И вот теперь, когда —

И реже все, и все туманней

Встают уже перед умом

Картины молодости ранней...

нам надо встряхнуть свою память, вновь духовно пережить свое прошлое и ясно, и прямо посмотреть в глаза настоящему...

Мы боролись, мы отступили, но мы не сдались и не примирились; враг не свергнут, враг не побежден, но и мы живы. И тому есть свидетельства. И ныне наступает уже пора произвести окончательный расчет, пора “посчитаться”... И для этого, прежде всего, надо вспомнить и осознать свое прошлое.

По доброй воле, по свободному произволению пошли те первые, которые создали белое движение. Пусть теперь, пусть даже и справедливо, нам говорят, что в запоздалом переходе на принудительную мобилизацию был источник наших неудач. Пусть так. И все же, для того, чтобы заставлять, надо было, чтобы в самом начале, при зарождении (да и потом) в минуту страшного исторического падения и забвения, кто-нибудь — гордый и властный, по своей воле, вышел вперед и сказал, как сказал генерал Дроздовский в Румынии: “Я иду — кто за мной?!”. И чтобы на его призыв и вызов, и на такой же призыв генералов Корнилова и Алексеева, по всей России, обезумевшей и забывшей, въ разных местах её, сквозь грохот бегущих с фронта домой эшелонов, пронесся тысячеустный шорох тайного для врагов ответа: “Мы”!

Когда говорят о добровольчестве, то всегда говорят о долге, о принятии на себя обязанности, о жертве и о подвиге. Да, это так. Говорят, что разнузданной вольнице „голому человеку на голой земле", „освободившему" себя от всяких обязанностей, и от родины, и от чести, что России, заплеванной бесчинствами революции — противостали верные и обреченные люди долга, люди жаждавшие не свободы, a долга и подчинения. Да это так. Но часто забывают, что предельно и истинно свободен не каторжник, бежавший из тюрьмы, не холоп и раб, сорвавший свои кандалы и убивший своего господина, a лишь тот, кто может и смеет, как хозяин взять сам в свои руки свою жизнь и распорядиться ею, как он хочет; забывают, что и не было, и нет на свете большей свободы, как свою волю, свою добрую волю, сделать господином своей жизни и подчинить ей не других, a себя; забывают, что не палачи с “развязанными” руками, a те мученики, которые добровольно шли в цепях (человеческих) умирать за веру Христову, в первые дни христианства были подлинно свободны, и что истинно свободными и истинными свободолюбцами в 1917 году в России были прежде всего те, кто навсегда связал свое имя с делом освобождения России от большевицкого рабства.

Это надо и знать, и осознать.

Прошло десять лет. Не новая, a старая борьба продолжается и вновь разгорается. Её сущность и прежде не покрывалась только той формой армейской борьбы, в которую она тогда исторически вылилась; прежде всего она была в том знамени, на котором стояло одно немеркнущее имя — Россия! И потому и не странно, a понятно, что среди имен тех новых наших героев, которые пали недавно в длящейся борьбе с нашим врагом, мы находим имена тех людей, которые доблестно участвовали и в армейской борьбе. Ta же идея, то же дело и те же люди. Но, если тогда, пусть и не сразу, можно было, однако, принуждать, то теперь не только внешние условия, но и характер внешне измененной борьбы требуют предельного добровольчества. Ибо если можно было приказать и заставить стать в строй, то нельзя „приказать" пойти в Россию и взорвать осиное гнездо на Лубянке.

Добровольчество не умерло. Оно не только живо, но и ожило. Через десять лет оно вновь ярко засияло нам светом подвига и осветило тьму нашего безвременья, разбудив нашу совесть!

Есть и будут люди, верные своему прошлому, не изменившие и не забывшие дела жизни и смерти наших павших вождей, верные и послушные призыву нашего старого Вождя.

Старое — новое Добровольчество.

В этом и наша задача, и наша программа, и наше вдохновение.

Н. Цуриков

На главную страницу сайта