4. Демократия как угроза

В начале 1917 года в повестке дня туркестанского правительства и основных политических сил стояли весьма серьезные вопросы: следовало определить политические права мусульманского большинства края и прояснить отношения между местным правительством и правительством в Петрограде. Обсуждались различные конституционные варианты, поскольку уже назрела необходимость утвердить окончание зависимости, основанной на военном завоевании, и зафиксировать появление новых отношений (необязательно колониального характера) между Туркестаном и Россией. Дискуссия шла о формах и границах желаемой независимости.

К этой ситуации край пришел не в результате антиколониальной мусульманской революции. Мусульманские политические организации, даже самые активные, не стремились, как мы уже знаем, порвать отношения с Россией и объявить о независимости. Авторитет центральной власти упал по причинам в основном внутрироссийского свойства — вследствие демократической революции, экономических проблем, войны. Колония постепенно предоставлялась сама себе, хотя формально еще зависела от Петрограда, при этом центральное правительство еще пыталось оказывать влияние и осуществлять силовое вмешательство, как мы увидим далее, только в наиболее сложные моменты.

Умеренность мусульманских политиков не входила в противоречие со слабостью центральной власти, но положение колонии оставалось тем не менее неопределенным. Одна из причин этой неопределенности состояла в том, что осуществление в Туркестане реформы, основанной на применении принципов проекта Временного правительства, привело бы к последствиям, маложелательным для большинства проживающих там русских: создание демократических институций, базирующихся на всеобщем голосовании, реально угрожало поколебать основы русской власти и снизить колониальную зависимость региона. Прочие причины неопределенности нам известны: экономический кризис, атмосфера напряженности между русскими и мусульманами в городах, жестокие конфликты между колонистами и кочевниками.

В этой главе мы рассмотрим этапы институционального перехода от системы назначения сверху к политической новации, основанной на голосовании. Первый «избирательный эксперимент» произошел в Ташкенте при обновлении Городской думы. Это было под. ходящим случаем, чтобы понять, есть ли какие-то взгляды, которые разделяет население обеих частей города, и имеется ли, следовательно, возможность найти кандидатуры, что-либо значащие как для русских, так и для мусульманских избирателей. Это заставило русские партии окончательно определиться относительно противоречий между их демократической риторикой и во многом колониальной сутью. Также и мусульманские организации должны были выработать свое отношение к формам демократии, предлагаемым Россией. Среди прочего наконец обнаружился бы реальный вес прогрессизма джадидов в мусульманском обществе. Мы не будем сразу сообщать результаты голосования, о них читатель узнает через несколько страниц.

Затем мы проанализируем реакцию русских кругов на угрозу распада колониальной власти. Мы приближаемся к Октябрю, который здесь обернется «революцией наоборот», контрреволюцией.

Правительство края и Совет

Формально администрация Туркестана зависела от Временного правительства и, следовательно, от членов Комитета, которых присылал Петроград. В действительности властные отношения имели другую конфигурацию. В селах и городах действовали Советы или другие местные органы, которые и были реальной властью, в то время как на более высоком уровне, то есть на уровне края и областей, имела место двойственность или, лучше сказать, двусмысленность в разделении властей. В самом деле, существовал Совет Туркестана наряду с Комитетом Временного правительства, а в областях действовали областные Советы, но Комитет имел право назначать там своих полномочных комиссаров.

Весной это равновесие властей было отнюдь не стабильным. В начале мая, как мы уже видели, краевой Совет взялся за организацию продовольственного снабжения, присвоив себе важную функцию правительства. Это решение, принятое под давлением растущего недовольства русского меньшинства, было частью более широких действий Совета, стремившегося поставить под сомнение политическую самостоятельность Комитета и самоутвердиться в качестве реального центра власти в регионе. Повод для такого поворота представился, когда Комитет назначил двух военных, ненавидимых Советом, в администрацию Сырдарьинской области. Ташкентский Совет выразил протест против этого назначения и потребовал их отзыва, а также отставки Щепкина, председателя Комитета529 . В ответ на эту атаку члены Комитета, находящиеся в Ташкенте, заявили, что отвечают за свои действия только перед Временным правительством, но это заявление не сопровождалось рассмотрением претензий Совета, напротив, они подали в Петроград заявление о собственной отставке. В телеграмме Временному правительству члены Комитета, исключая двух комиссаров Семиречья, заявили, что вынуждены отказаться от должностей, поскольку общая политическая ситуации в России не позволяет им ответить Совету энергичными мерами, следовательно, они принуждены уступить530.

Конфликт между Советом и Комитетом пришелся на поворотный момент в политике самого Временного правительства. В Петрограде после апрельских волнений и падения первого кабинета князя Львова было образовано коалиционное правительство с участием социалистических партий. Тем самым действия Совета были направлены на приведение местной политики в соответствие с политикой центра. В Туркестане, однако, отставка Комитета, возвращение в Петроград большей части его членов и более чем месячный перерыв до образования нового Комитета вызвали вакуум власти, который мог преодолеть только Совет, взяв на себя все функции управления. Судя по заявлениям, сделанным в связи с отставкой членов Комитета, краевой Совет стремился, однако, не к этому. Совет хотел влиять на правительство, контролировать его, но не заменить его собой⁵³¹.

Комитет продолжал формально существовать, хотя его члены ушли в отставку, а некоторые даже покинули Ташкент. Совет, который по закону не мог взять на себя власть правительства, решил присоединить к Комитету, лишенному теперь всякой власти, краевое совещание. Этот новый орган, представляющий советские, государственные и мусульманские институции, стал, по сути, правительством Туркестана⁵³².

По другую сторону баррикад от этого аномально выстроенного и хрупкого институционального образования находилось бурлящее общество края. Проблема сохранения порядка вставала со всей безотлагательностью в самом Ташкенте и в Ташкентской и Сырдарьинской областях. В середине мая было создано областное совещание, призванное управлять деятельностью разнообразных местных Советов и комитетов, привести их в соответствие с существующими законами⁵³³. В те же дни, опять же по общей инициативе Совета и других общественных организаций, образовалось городское совещание для борьбы с хулиганством, пьянством, самогоноварением, азартными играми и т.п. Совещание, которое могло самостоятельно наложить арест до шести месяцев на подозреваемых в преступлении, принимало на себя функции городской полиции⁵³⁴.

Спокойствие нарушала, однако, не только обычная преступность, имели место также стихийные забастовки и массовое дезертирство из армии. Общественные организации умеренного толка, представлявшие профессиональные круги русского населения, стремились обвинить в этой ситуации Совет, возлагая на него ответственность за ослабление дисциплины на рабочих местах и в казармах⁵³⁵ Краевой Совет, который сейчас ставил себе первейшей задачей сделать страну управляемой, отреагировал на обвинения, объявив жестокие санкции против дезертиров и приняв меры против беззаконий, зачастую чинившихся солдатами, как, например, продажа казарменного имущества⁵³⁶. Одновременно с этим Совет стал вмешиваться во все основные проблемы армейской жизни: он вынес отрицательное решение по поводу запроса об отправке домой трехсот солдат родом из Семиречья для защиты своих родных, как они уверяли, в случае беспорядков, устроенных кочевниками⁵³⁷; приказал др_угим военным частям передислоцироваться в Ташкент⁵³⁸; поддержал решение Временного правительства провести набор рекрутов среди русских, рожденных в Туркестане, которые до сих пор были избавлены от военной службы⁵³⁹; допустил отправку войск из Туркестана на фронт, несмотря на то, что это значительно ослабляло солдатский Совет⁵⁴⁰. Сам Бройдо, непререкаемый лидер краевого Совета, отправился с этими частями⁵⁴¹.

Начинания, которые привели к отставке Комитета под председательством Щепкина, виделись в Петрограде как соответствующие новой политике центрального правительства, а последующие действия Совета продемонстрировали его надежность в партнерстве с центром. В Петрограде признавали необходимость реорганизации системы управления Туркестаном и допускали, что Совет сыграет в этом значительную роль, но не подразумевали его чрезмерного вмешательства в управленческую деятельность⁵⁴². Центр ценил Совет в основном как инструмент поддержания порядка и считал необходимым с ним сотрудничать, в особенности для избежания ожесточения конфликтов, в первую очередь в Семиречье⁵⁴³. Мусульманский Исполнительный комитет, который представлял в Петрограде мусульманское движение всех регионов бывшей Российской империи, также высказался в пользу Совета и обратился к Бройдо за докладом о положении мусульман в Туркестане⁵⁴⁴.

Назначение нового туркестанского Комитета было результатом переговоров с Петроградом, в которых активную роль играли представители туркестанского Совета. Параллельно в Ташкенте проходило обсуждение кандидатур между краевым Советом и Милли Шураси (Национальный центр мусульман Туркестана под руководством Мустафы Чокаева)⁵⁴⁵. Членами Комитета были назначены, по предложению Милли Шураси, сам Чокаев⁵⁴⁶ и Иванов, которого, хотя он и был русским, ценили за корректность, проявленную после Февральской революции, когда он был городским головой Ташкента. От старого Комитета остались Шкапский и Тынышпаев, бывшие комиссарами Семиречья и ценимые Милли Шураси, а также Липовский и Елпатьевский, которых считали людьми краевого Совета. Вошел туда также и русский меньшевик, Шендриков547. По предложению краевого Совета председателем Комитета стал Наливкин548. Наливкин из русских был, возможно, лучшим знатоком местного общества, он нал и языки, и культуру, пользовался хорошей репутацией как у джадидов так и у улемов славился своей левой идеологией549.

Соответственно, в середине июля Туркестан получил новый Комитет. В противоположность предыдущему, на этот раз речь шла об органе, назначенном после долгих переговоров с местными политическими силами, который, по существу, удовлетворял как требованиям русского Совета, так и требованиям мусульман и состоял из людей прогрессистского толка, созвучного тому, что преобладал в Петрограде. На собрании Совета обсуждались возможные формы отношений с новыми представителями правительства и было решено образовать Краевое совещание, представляющее местные силы, в первую очередь Советы, чтобы поддержать Комитет, а также создать на областном уровне комиссариаты, состоящие из людей, назначенных совместно Комитетом и представителями местных Советов550. Идея независимости от Совета, тщетно отстаиваемая старым Комитетом, была уже давно забыта. В отсутствие точных правил, диктуемых центральным правительством, Совет готовился управлять посредством нового Комитета.

Приближалось, однако, время глубинных изменений в жизни колонии. Назревал переход от политического режима, построенного на назначениях и кооптации, к системе, строящейся на всеобщих выборах. По всей России готовились к местным выборам, вовсю шла избирательная кампания по выборам в Учредительное собрание. В колонии опасались, что эти трансформации приведут к отрицательным и губительным результатам для русских, которые составляли этническое меньшинство и оказались бы также и политическим меньшинством. Совет как гарант порядка и той степени демократии, которая допускалась колониальной природой режима, был абсолютно неадекватен революции, декларирующей переход к демократии, строящейся на всеобщем голосовании.

Русские становятся политическим меньшинством

С того момента, как в Ташкент пришло известие об образовании Временного правительства, встреченное на улицах города «Марсельезой», все главные русские политические организации ставили в центр своих программ построение и защиту демократического строя. Именно благодаря демократии эти организации смогли появиться (или перестроиться) и обрести место и авторитет во властных институциях края.

Эти русские организации рассматривали население, в особенности мусульманское, как человеческую массу, которую надо направлять и воспитывать, то есть понимали правление в параметрах колониального режима, но чуть более открытого к участию в нем местного населения; они ни в коем случае не намеревались начинать колониальную революцию, которая бы обратилась против них самих. Превознося демократические ценности, политические лидеры русского меньшинства не соглашались с чрезмерными претензиями на власть мусульманских лидеров, приводя в защиту собственных позиций тот факт, что мусульманское общество было авторитарным и малограмотным. Демократия представлялась им как фундамент ценностей меньшинства, а не как признание прав большинства. Она была отличительным признаком русского общества от туземного, признаком культурного и гражданского превосходства русских над отсталым и привыкшим к деспотизму местным населением.

Русские политические организации поэтому считали, что связи Туркестана с Россией не должны ослабляться, но в то же время необходимо дать колонии определенную степень самостоятельности, настолько, чтобы позволить ташкентскому правительству действовать с учетом специфики местного общества. Полная независимость и власть большинства (автохтонного), по мнению меньшинства (русского), привели бы к отрицанию демократии как главного завоевания Февральской революции.

Эта концепция возникла уже в апреле, когда на съезде общественных краевых организаций обсуждались отношения между Туркестаном и Россией. На съезде присутствовали представители всех политических сил, поддерживающих Временное правительство, почти все делегаты были русскими. Съезд высказался в пользу образования «демократической федеративной республики» с «сильной центральной властью, действующей в интересах всей России». Члены этой федерации обладали бы «большей или меньшей автономией соответственно их культурному уровню»⁵⁵¹.

Через несколько дней после съезда представители тех же политических сил были созваны на собрание Комитета Временного правительства. Там позиция русских прозвучала в более явной форме: «Особенная ситуация Туркестанского края... делает невозможной полную политическую независимость»⁵⁵². Отчет собрания появился на страницах «Туркестанского курьера», еженедельника, близкого кадетам; в статье говорилось, что «как колония Туркестан должен управляться наподобие английских и французских колоний», однако с учетом того, что существует «огромная разница... между культурным уровнем Канады и Австралии и уровнем туземного населения Туркестана», а также того факта, что в Туркестане «туземцы» гораздо более многочисленны⁵⁵³. Темные мусульмане, как их часто называла русская пресса Туркестана, неспособны к самоуправлению.

В мае, когда было разорвано соглашение, связывающее Комитет Временного правительства с Советом, последний попытался усилить собственную политическую деятельность, завоевывая общественные организации, которые были в подавляющем большинстве близки кадетам и защищали Щепкина в схватке с Советом⁵⁵⁴. Освободившись от связей с кадетами, казалось бы, терявшими силу, Совет попытался усилить свою поддержку обществом, обратившись в том числе и к мусульманскому населению. Несмотря на это, он избегал официальных высказываний по поводу автономии.

Эта проблема, напротив, обсуждалась на съезде эсеров. На нем была принята резолюция, в которой в лучшем колониальном стиле утверждалось, что мусульманское население пока не смогло воспринять западных стимулов к культурному развитию, что не существует пока образованного мусульманского класса, способного управлять своим народом и направлять его к началам демократии. Съезд не отрицал в принципе автономии, хотя утверждал, что она может быть определена только позже — Учредительным собранием; в настоящий момент же он призвал к созданию органов местного самоуправления в городах и селах, которые способствовали бы «созреванию» населения на основе демократических принципов⁵⁵⁵.

Социал-демократы обсудили отношения между русскими и мусульманами, а также автономию Туркестана на июньском съезде. Резолюция съезда гласила: «Признавая, что полное разрешение национального вопроса возможно только при уничтожении классовых различий после торжества социализма, а до того возможно лишь смягчение национальных противоречий или национального угнетения путем паллиативов, политическая автономия отдельных областей не дает достаточных гарантий прав национальных меньшинств». Съезд счел тем не менее необходимым, чтобы в реорганизации российского государства учитывалась специфика «наций, их образа жизни и экономики», предлагая «национальную и культурную автономию» разным народам края⁵⁵⁶.

Дебаты между русскими о правах мусульманского большинства состояли, однако, не только в этих более или менее расплывчатых формулировках по поводу автономии Туркестана. Близость выборов в ташкентскую Думу и Думы других городов края требовала конкретных предложений. Это было поводом, для многих нежелательным, к применению на практике тех самых демократических принципов, на которые все так неопределенно ссылались.

Относительно ташкентских выборов начали оживленно дискутировать в начале мая. Кадеты предложили создать две Думы: одну — для европейских кварталов, другую — для мусульманских. Тем самым русские сохранили бы контроль над своей частью города, где находились вокзал, банки и немногочисленные промышленные предприятия. Более богатый бюджет нового города снял бы с себя таким образом административные расходы мусульманских кварталов, которые управляли бы собой отдельно и за свой счет. Эта идея защищалась знакомой нам аргументацией: мусульмане, говорилось в «Туркестанском курьере», находятся на «культурном уровне» ниже русских и в пять раз более многочисленны; если бы избиралась единая Дума, они получили бы пропорциональное число депутатов, а это остановило бы «культурное» развитие города; следовательно, необходима страховка от риска, состоящего в численном превосходстве мусульман, потому что пройдет, быть может, еще сто лет, пока они достигнут «культурного уровня», достаточного для того, чтобы упра_влять наравне с русскими⁵⁵⁷.

Кадеты в поддержке своего предложения опирались на заявления, сделанные Убайдуллой Ходжаевым на собрании общественных организаций в апреле⁵⁵⁸. Как мы уже упоминали, Ходжаев признавал что мусульмане не могли рассчитывать на число представителей в институциях, равное русским. Сам Мустафа Чокаев, когда прибыл в Ташкент, соглашался с кадетами и считал, что формирование единой Думы потребует политических качеств, которыми мусульмане не обладают⁵⁵⁹. Мусульманское движение получило толчок к радикальному развитию от Зеки Велиди Тогана. Башкирский лидер, который прибыл в Ташкент за несколько дней до Чокаева и записался в партию эсеров, заявлял, что город должен иметь единую Думу, избранную всеобщим равным голосованием, без различия между горожанами⁵⁶⁰. Во имя демократии защищались права автохтонного большинства. Это стало преобладающей позицией среди мусульман, когда началась организация движения и появилась Шура-и-Ислам.

Русские социалистические партии, которые управляли краевым Советом и находились в тот момент в полемике с кадетами Комитета Временного правительства и буржуазными общественными организациями Ташкента, приняли позицию мусульман (возможно, чтобы продемонстрировать превосходство собственных демократических убеждений над предрассудками) и так же предложили формировать единую Городскую думу⁵⁶¹.

Началась избирательная кампания.

В новом городе было сформировано двенадцать избирательных списков. Имелись партия эсеров и партия социал-демократов, через Совет осуществлявшие реальную власть русских в Ташкенте, а также и в крае. Первая из них поставила во главе списка авторитетное имя Керенского⁵⁶². Либеральная русская буржуазия была представлена либерально-демократическим блоком, соотносящим себя с кадетами; помимо того, имелись списки партии «Народная свобода», собрания общественных организаций, домовладельцев, казацкого круга, евреев европейского города, солдатских жен, интеллигенток, Совета русских каменщиков, профсоюза промышленных и торговых служажих.

Мусульмане представили только четыре списка: улемы; «мусульмане старого и нового города», представляющие прогрессистские круги Шура-и-Ислам; список мусульманских каменщиков (под влиянием городского Совета); список от евреев старого города (бухарские евреи)⁵⁶³.

Мусульмане, следовательно представили меньшее число списков, но среди них произошел значительный раскол: Джамаит-и-Упема откололась Шура-и-Ислам и участвовала в выборах самостоятельно, улемы-традиционалисты решили ответить на политическое превосходство джадидов и сочли переход от системы кооптации к выборам подходящим поводом, чтобы воспользоваться поддержкой населения. Для них было важным разрушить опасный диалог с русскими, который начали джадиды и который числил политическим партнером краевой Совет.

Принимая правила предвыборной конкуренции, улемы все же требовали, чтобы женщины не занимались публичной деятельностью и, следовательно, не ходили на выборы. Традиция имела большее значение, чем преходящие избирательные условности. Вопрос о правах женщин был, впрочем, далеко не последним в полемике между улемами и джадидами. Это уже крайне остро дискутировалось в мае, на мусульманском съезде в Москве, но теперь проблема вновь становилась актуальной, потому что джадиды, не разделяющие консерватизма улемов, не желали отказываться от драгоценных голосов⁵⁶⁴.

В начале июля Шура-и-Ислам обратилась к муллам с просьбой разрешить женщинам участвовать в выборах и предложила, чтобы те голосовали с закрытым лицом, в закрытых помещениях и под присмотром других женщин⁵⁶⁵. Вскоре, однако, по старому городу распространились слухи, что женщины будут обязаны открыть лицо, а мужчины, получив право голоса, должны будут потом идти на воинскую службу⁵⁶⁶. Слухи, возможно, были пущены с целью убедить мусульман отказаться от голосования. Однако в конце концов голосование было организовано, специально для женщин выделили пять избирательных участков, при условии, что они снимут покрывала для установления личности⁵⁶⁷. Джадиды, поддерживая эту процедуру оказались в оппозиции к муллам и в глазах многих выглядели, соответственно, предателями.

Русские в это время развернули активную предвыборную пропаганду, членов Совета настойчиво призывали привести к урнам своих жен.

В конце июля состоялись выборы.

Результаты выборов (см. таблицу) отражают четкие политические различия между новым городом и старым. Только один избирательный список (список Шура-и-Ислам) был представлен в обеих частях города. Он получил около 1000 голосов в новом городе, где имел поддержку мусульман европейских кварталов, и 6000 в старом городе, где 40 000 голосов ушли к Джамаит-и-Улема. Шура-и-Ислам добилась только 11 из 112 думских мест, в то время как улемы получили 62. Это было плохим результатом для прогрессивных мусульманских политиков и для джадидов, вынужденных признать непопулярность своего политического проекта. В старом городе половина избирателей не голосовала, крайне высокой была явка среди мужчин, а женщины остались дома. Среди проголосовавших 9 из 10 поддержали консерваторов-улемов. В русской части города явка была выше, по результатам на первом месте оказалась партия эсеров: сказалась поддержка Керенского, который за несколько дней до того стал председателем Временного правительства.

«Наша газета», издание Совета, ссылаясь на результаты выборов в новом городе, провозгласила «победу социалистов». Однако эта победа не выходила за пределы европейского общества. Русские высказались в пользу своего правительства в Петрограде и нуждались теперь в его поддержке, поскольку стали в Ташкенте политическим меньшинством. Газета опубликовала результаты выборов с именами новых членов Думы, но опустила имена представителей Джамаит-и-Улема, которые вышли победителями. Газета ограничилась указанием, что речь идет о «четыре мусульманских судьях, многих муллах и богатых баях»569. Их имена было трудно писать кириллицей, да и не было желания подчеркивать их значительность.

Джамаит-и-Улема — опасный соперник джадидов, недооцененный русскими социалистами, - утвердилась в качестве основной политической силы города, получившей абсолютное большинство мест в Думе. Теперь Джамаит-и-Улема была готова завязывать отношения с выразителями русских консервативных тенденций, только бы положить предел козням со стороны русских реформистов и джадидов.

Противоречия с джадидами и русскими социалистами проявились уже на первых заседаниях думы. Улемы, будучи вынуждены искать союзников среди русских, чтобы те не выбрали игру на разделение Думы на две части и на самоуправление нового города, поддержали кандидатуру русского монархиста на должность городского головы570. Эсеры и социал-демократы сочли это недопустимым, так же как и джадиды. Прения длились десять дней, но наконец компромисс был достигнут: городским головой назначили эсера, его заместителем — представителя Джамаит-и-Улема⁵⁷². Однако борьба между двумя фракциями со временем только ожесточалась.

Результаты выборов в Ташкентскую городскую думу.

	Старый город	Новый город	Всего по городу
Число имеющих право голоса	93 674	40 704	134 378
Число проголосовавших	47 189	25 052	72 241
% явки	50,4	61,5	53,8
Число избранных депутатов	74	38	112
Голоса:
Партия эсеров
Число	-	15 753	15 753
%	-	62,9	21,8
Число депутатов			24
Партия социал-демократов
Число	-	2 946	22 946
%	-	11,8	4,1
Число депутатов			5
Радикально-демократический блок
Число	-	1569	1569
%	-	6,3	2,2
Число депутатов			2
Собрание общественных организаций
Число	-	1154	1154
%	-	4,6	1,6
Число депутатов			1
Прочие 8 списков нового города
Число	-	2520	2520
%	-	10,0	3,5
Число депутатов			4
Джамаит-и-Улема
Число	40 302	-	40 302
%	85,4		55,8
Число депутатов			62
Шура-и-Ислам
Число	6050	1110	7160
%	12,8	4,4	9,9
Число депутатов			11
Прочие 2 списка старого города
Число	837		837
%	1,8		1,1
Число депутатов			2

Противостояние было усугублено обсуждением мусульманской самостоятельности в отправлении правосудия. Вопрос был поднят в связи с проектом реформы, подготовленным Временным правительством, который был призван очертить круг полномочий шариатских судей — казиев. Проект не устраивал исламские консервативные круги Ташкента, не желавшие допускать вмешательства русской юстиции во внутренние дела мусульманского общества и предлагавшие, напротив, усилить полномочия казиев. Эта проблема была предметом спора также и между самими мусульманами, так как джадиды не соглашались с улемами и с их консервативным подходом к вопросам права. Наблюдались признаки несогласия с предложением улемов и среди кочевников, которые опасались, что усиление власти казиев приведет к попыткам расширить применение шариата и на население, практикующее адат, традиционное право⁵⁷³.

В то время как шли эти споры, а Чокаев и Лапин вели длительные заседания в поиске компромисса, произошел случай, который значительно осложнил ситуацию. Некий Мир Мухсин написал статью в «Туране» с жестокой критикой традиционного образования в медресе. Тема, собственно, была не нова, эта критика многократно высказывалась джадидами, но статья привела к скандалу. Ташкентские улемы, воспользовавшись поводом, выразили глубочайшее негодование и оценили публикацию как оскорбление ислама, казий приказал начальнику полиции старого города арестовать Мир Мухсина и приговорил его к отсечению руки. Дебаты о системе правосудия переместились из области определения принципов к обсуждению этого конкретного случая. Русское общественное мнение ополчилось против приговора; городской Совет потребовал ареста казия; наконец русский суд отменил приговор исламского судьи и постановил освободить из-под стражи Мир Мухсина. Чокаев, приведя этот эпизод в своих воспоминаниях о 1917 годе, вспоминает, что пытался вмешаться в ситуацию, но его позиция выглядела двусмысленной: в самом деле, он был против приговора казия и, разумеется, расценивал вердикт как свидетельство отсталости правосудия, но он и не поддерживал яростную атаку русских на эту институцию. Чокаев занимал промежуточную позицию, в то время как русское и мусульманское общественные мнения находились в открытой оппозиции друг к другу⁵⁷⁴.

Этот вопрос, как подчеркивал Чокаев, имел весьма тревожные политические последствия. Улемы, настаивая на своем требовании усилить исламские суды, возбуждали враждебное отношение к себе со стороны русских и противопоставляли себя Временному правительству, которое не стало бы принимать их сторону вопреки русскому общественному мнению. Дело Мир Мухсина, казалось, возникло специально, и, может быть, так оно и было, чтобы поставить джадидов и Шура-и-Ислам в сложное положение и обозначить границу между двумя социумами, населяющими Ташкент.

Напряженная атмосфера непосредственным образом сказалась в ташкентской Думе. Комитет Временного правительства и городской Совет, которые не могли игнорировать настроения русских, склонялись к рассмотрению идеи о разделении Думы, как изначально предлагали русские консервативные силы. Таким образом терпела крах автономия мусульман, воспринимаемая как право управлять — сегодня Ташкентом, а завтра, возможно, и всем Туркестаном575.

Джадиды были, по существу, гораздо ближе к русским социалистическим партиям, чем к улемам, но не могли открыто проявить свою враждебность к крупнейшей мусульманской политической организации. Их позиция особенно усложнилась, когда русские партии, числящие себя прогрессистскими, начали жесткую пропагандистскую кампанию против Джамаит-и-Улема.

В день назначения городского головы «Наша газета» опубликовала статью «Голод и улемы», вызвавшую сенсацию. Автором был некий Цвилинг, социал-демократ большевистского толка. Целесообразно привести важные фрагменты этого текста, характеризующие стиль полемики, а также тот политический поворот, который назревал в русских социалистических партиях, формировавших краевой Совет:

«Голод со всеми его ужасными последствиями надвигается к нам все ближе и ближе. Из разных городов и уездов, сел и кишлаков с каждым днем поступают сведения одно другого тревожнее.

Нет хлеба, нет картофеля, исчезает мясо.

Весь ужас положения заключается в том, что нет продуктов, которыми бы можно было заменить хлеб и мясо. Нет ни фруктов, ни овощей. <...>

Председатель Сырдарьинского областного комитета в своем донесении в Петроград о голоде в Туркестанском крае говорит прямо и открыто всю правду:

— Мы накануне голодных бунтов. <...>

Перед нами картина самого настоящего, самого ужасного голода.

Единственное наше спасение, единственная мера для ослабления Кризиса — это организация.

А для города Ташкента такой организацией является Городская Дума. <...>

К нам надвигается и еще одно страшное бедствие — холера. <...>

Голод — лучший спутник холеры <...> все надежды были обращены на новую Городскую думу.

И вот случилось большое несчастье: появилось третье бедствие — «Улема»! столь же опасное, как голод и холера. Опасное потому, что тормозит работу нового городского самоуправления.

Кучка вожаков-реакционеров старого города, по-видимому, задалась целью дискредитировать демократическую Думу <...> Эта кучка реакционеров из старого города состоит из богачей, наживших миллионы во время войны, составивших состояние на народном бедствии.

Им не интересна борьба с голодом, а, наоборот, им нужен этот голод, чтобы нажить еще миллионы на припрятанных товарах. <. > Для русской части города в крайнем случае есть простой выход: отделиться от туземцев и образовать отдельную Думу576.

Статья выражала мнение социалистических партий, которые препятствовали союзу Джамаит-и-Улема с русскими консерваторами, но не видели возможности управлять городом и постепенно осознавали свою ошибку в отстаивании идеи единой Думы. Выпады против Джамаит-и-Улема звучали и как обвинения в адрес 85% мусульманского населения, проголосовавших за улемов на выборах, и были направлены на консолидацию русского общественного мнения в пользу Совета перед лицом мусульманской угрозы. Впервые в отношении мусульман использовались столь оскорбительные выражения. Эта инициатива не могла не поставить в крайне сложное положение Шура-и-Ислам, подталкивая ее к выбору — принять сторону мусульманского большинства или же сторону русских соцпартий.

Русские партии оказывали давление на все мусульманские силы, используя самую острую тему — нехватку продовольствия. Если бы мусульмане пошли на сотрудничество, отступив на второстепенные роли, они могли надеяться на то, что Дума учтет их интересы при распределении продовольствия; в случае отказа от сотрудничества им пришлось бы выстраивать собственную самостоятельную администрацию, а влиятельные фигуры старого города и базарные купцы оказались бы ответственными за голод, распространяющийся среди их соотечественников. Однако эта угроза имела крайне незначительный эффект в склонении улемов к большему сотрудничеству в рамках Думы. И это было признаком значительного ухудшения политической ситуации.

Выборы ослабили власть Совета, который прежде играл значительную роль в управлении краем, а теперь имел оппозицию со стороны мусульман в самой столице колонии. Перспективы были неопределенными как никогда, поскольку по всему Туркестану готовились другие выборы — в Учредительное собрание. Совет, прежде надеявшийся внести раскол между мусульманами, пользуясь преимуществом отношений с Шура-и-Ислам, обнаружил теперь, что и его союзники были слабы, враждебно настроив по отношению к себе мусульманское большинство.

В ход была пущена угроза голода, но это обернулось лишь пропагандистским маневром, так как правительство, занятое успокоением своих собственных соотечественников, ничего не могло предложить мусульманам. Среди европейского населения крепло опасное и неуправляемое недовольство, направленное прежде всего против мусульман и усугубляемое боязнью роста их влияния в городском управлении. Атака на улемов была лишь слабой попыткой в первую очередь умиротворить русских. Среди последних, однако зрела революция.

Примечания.

530 Победа (1963). С.89-80; Туркестанский курьер. 1917. 09.06. №102. С.З.

531 Такой вывод можно сделать из текста протокола заседания краевого Совета, на котором обсуждалась отставка членов Комитета (Победа (1963) (95—98), и из отчета заседания исполкома ташкентского Совета, на котором председатель и некоторые члены Комитета Временного правительства пытались предотвратить его развал (Наша газета. 1917. 13.06. №16. С.З).

532 Членов совещания избирали: троих — съезд краевых исполкомов, троих — краевой рабоче-солдатский Совет, троих — мусулыманский краевой Совет, двоих — Городская дума Ташкента, десятерых — области края (2 члена на область), двоих — русские колонисты Бухарского эмирата. Данные по стенограмме первого заседания совещания 29 апреля (ЦГАРУз. 1-1044/1/25/1; Резцов Л. Октябрь в Туркестане. Ташкент, 1927. С.61).

533 Прокурор ташкентского городского суда и прокурор областного суда положительно приняли эту инициативу. Это можно увидеть в их докладе от 7 августа об изменениях, произошедших в округе после Февральской революции: Победа (1963). С.208-209.

534 Туркестанский курьер. 1917. 19.05. №109. С.З.

535 Наша газета. 1917. 07.05. №13. С.1.

536 Там же. 01.06. №31. С.2.

537 Там же. 13.05. №16. С.4.

538 Туркестанский курьер. 1917. 11.06. №128. С.З.

539 Там же.

540 Там же. 14.06. №130. С.3-4.

541 Там же. 25.06. №140. С.З.

542 В середине июня Бройдо, который, судя по всему, не отбыл на фронт, встретился в Петрограде с князем Львовым, председателем правительства, и обсудил с ним программу переустройства управления в Туркестане. Программа, разработанная краевым Советом, содержала три основных пункта. Первый пункт заключался в том, чтобы представители Временного правительства работали вместе с местными политиками. Это предложение, однако, было встречено скептически. Обсуждение проходило в МВД, в заседании участвовали отставленные члены Комитета, и общее мнение склонялось в пользу создания Краевого совещания с исключительно совещательными функциями. Второй пункт программы предусматривал расширение полномочий нового Комитета: по сравнению со щепкинским комитетом он должен был иметь больше самостоятельности в издании декретов и не ограничиваться исполнением решений, принятых в Петрограде. По этому пункту и Львов, и Керенский высказались положительно. Третий пункт касался права Совета осуществлять контроль за деятельностью Комитета. Львов выступил против этого требования. Ср.: Туркестанский курьер. 1917. 22.06. №137. С.З; Castagne J. Le Turkestan depuis la révolution russe (1917-1921) // Revue du monde musulman. Vol.50. Juillet. 1922. P.37; Победа (1963). C.141.

543 Бройдо обсудил с Львовым и Керенским также необходимые меры для остановки резни среди кочевников Семиречья.

544 Castagne (1922). Р.36. 5« Çokayoglu (1937). Р.45.

546 В то время Чокаев был членом сырдарьинского Совета, председателем которого был Наливкин (ЦГАРУз. 1-1044/1/2/214), и вторично назначен членом Комитета, 31 августа: Вестник Временного Правительства. № 154 от 16.09.1917 (РГВИА. 400/1/4658/30).

547 Çokayoglu (1937). Р.80-82.

548 Першин прибыл в Петроград для участия в I Всероссийском съезде Советов и остался в столице на весь июль, участвуя в переговорах о создании нового Туркестанского комитета. В письмах в адрес ташкентского Совета он сообщал о своем неприятии кандидатуры Чайкина, выдвинутой усульманской стороной (Победа (1963). С.155). Чайкин был эсером из Ферганы, поддерживал тесные отношения с Мунавваром Кари Абдурашидовым и Убайдуллой Ходжаевым. Кандидатура была отвергнута, так как ее не поддержали также и улемы, полагавшие Чайкина слишком близким к джадидам (Çokayoglu (1937). Р.81). Пер говоры, таким образом, имели целью поиски фигуры, которая могла быть npинята всеми политическими силами Туркестана. Назначение Наливкина на место председателя произошло 28 июля на совещании по делам края (ЦГАРУз. 1-1044/1/25/187).

549 Владимир Петрович Наливкин находился в Туркестане много лет. Он прибыл в край в качестве офицера армии и участвовал в Хивинской кампании; затем подал в отставку и приобрел участок земли в сельской местности недалеко от Ферганы, где прожил несколько лет. За это время он хорошо выучил узбекский, таджикский и арабский языки, вел жизнь сельского жителя. Вернувшись к общественной жизни, он стал инспектором учебных мусульманских заведений края, затем работал в русско-туземных школах, преподавал местные языки будущим учителям в Ташкенте. Он искал связей с прогрессивной частью мусульманской элиты и вошел в контакт с влиятельными представителями движения джадидов. В 1906 г. он основал газету «Тараккий» (Прогресс) вместе с Вяткиным, также русским социалистом, и Саидом Исмаил Абиди, татарским эсером. Газета, стала влиятельным печатным органом и сотрудничала с такими прогрессивными мусульманскими интеллектуалами, как Исмаил Алиев и Мунаввар Кари Абду-рагаидов. Газета видела перспективы в преобразовании империи и созыве Думы, имела связи с кадетской партией (наиболее лояльной к национальным движениям) и открыто полемизировала с консервативными исламскими тенденциями. Именно из-за такой ориентации газета вскоре была закрыта указанием властей. Наливкин стал депутатом Второй Думы, но затем ситуация изменилась, политикой стало заниматься небезопасно. Биографию В.П.Наливкина см.: Библиографический словарь (1989). С.170—172; Bennigsen, Lemercier Quelquejay (1964). Р.161-162; Бартольд (1963). С.305-306.

550 Решение съезда областных Советов и социалистических партий на заседании 14 июля: Победа (1963). С.168-169.

551 Туркестанский курьер. 1917. 13.04. №80. С.2.

552 Там же. 15.04. №82. С.2. Существенную часть этой статьи см.: Алексеенков(1928).С.106-107.

553 То же.

554 Туркестанский курьер. 1917. 25.05. №113. С.З; 26.05. №114. С.З.

555 Наша газета. 1917. 11 мая. №15. С.4.

556 Полный текст резолюции см.: Алексеенков (1928). С.109—110; Лопухов В., Мураевский С. Из истории Коммунистической партии Туркестана: Второй Туркестанский краевой съезд РСДРП // Коммунист (орган ЦК Компартии Туркестана). 1922. Август-сентябрь. №78. СЛЗО.

557 Туркестанский курьер. 1917. 06.05. №100. С.2; 09.05. №102. С.2.
558 Там же. №102.

559 Togan (1969). Р.150-151.

560 То же.

561 Решение, принятое, вероятно, по инструкции из Петрограда, было в дальнейшем слегка модифицировано, чтобы удовлетворить и требования русских. Компромисс стал результатом работы комиссии, сформированной Комитетом Временного правительства и состоявшей из семи русских (один от Комитета, два от Совета, четверо от прочих русских организаций) и двоих мусульман — Чокаева и Тогана. Комиссия приняла устав, который предусматривал единую Думу, но советники, избираемые двумя частями города, имели право потребовать ее разделения. Это решение мотивировалось тем, что русские и мусульманские советчики будут вынуждены во избежание разделения Думы постоянно искать компромисс, устраивающий обе стороны. На деле это скорее являлось угрозой для мусульманских советников: если бы они не приняли решение русских, последние просто отделились бы и образовали собственную Думу. По этой причине Чокаев и Тоган отказались голосовать за устав, который был тем не менее принят русскими. Ср.: Туркестанский курьер. 1917. 09.05. №102. С.2; Наша газета. 1917. 07.05. •^13; 08.06. №37. С. 1-2; 10.06. №39; Лопухов-Мараевский (1922). С.140-141;

562 Туркестанский курьер. 1917. 18.07. №156. С.4.

563 Там же. 02.08. №171. С.4.

564 Дискуссия о женском вопросе на Всероссийском съезде в Москве закончилась принятием (большинством голосов) резолюции, в которой критиковалось зависимое положение женщин, утверждалось, что эта практика вовсе не предписывается шариатом, и содержалось требование установить полное равенство полов, включая право женщин на активную политическую и общественную деятельность (текст резолюции, уже опубликованный в Диманштейн (1930). С.296—298, был перепечатан: Программные документы мусульманских политических партий, 1917-1920 гг. // Society for Central Asian Studies, reprintséries n.2. Oxford, 1985. P.15—20). Резолюция вызвала большой скандал и ожесточенные нападки со стороны консерваторов. Убайдулла Ходжаев, лидер джадидов, выступил тогда в защиту консервативной позиции: он заявил, что вопросы, касающиеся религии и церкви, не могут решаться столь поспешно, и потребовал пересмотра резолюции. Из его слов очевидно, что главной его заботой было не восстановить против себя консервативную часть Туркестана. Он заявил это и открыто, утверждая, что говорит «от имени десяти миллионов мусульман Средней Азии». Он вопрошал: «Как я смогу появиться перед теми, кто меня делегировал на этот съезд?... что я смогу им сказать, если эта резолюция не будет пересмотрена?» (Зеньковский (1960). С.151). Джадиды, которые, вероятнее всего, поддерживали резолюцию, предпочли не голосовать за нее, чтобы не уступить улемам роль защитников традиционных ценностей. Вся туркестанская делегация, тем самым, воздержалась от голосования по резолюции (Daulet S. The First Ail Muslim Congress of Russia, Moscow, 1—11 May 1917 // Central Asian Survey, n.l. 1989. P.25).

565 Туркестанский курьер. 1917. 02.07. №145. С.З.
566 Там же. 05.07. №147. С.З.

567 Там же. 26.07. №165. С.З.

568 Наша газета. 1917. 23.07. №75. С.1.

569 Заголовок на первой полосе №83 Нашей газеты.

570 Речь идет о генерале Лыкошине, губернаторе Самаркандской области, ответственном за подавление мятежа в Джизаке в 1916 году (Çokayoglu (1937). Р.36). В действительности Лыкошин, который, скорее всего не разделял взгляды власти на мобилизацию, пытался избежать мятежа и договориться с влиятельными фигурами с мусульманской стороны, а приказ о подавлении мятежа поступил от Куропаткина. Губернатор, считавший Лыкошина неспособным к действиям, отправил его в отставку. О Лыкошине и его роли в событиях 1916г. см.: Красный архив. Т.34. 1929. С.46, 50; Рыскулов (1927). С.28; Пястовский А.З. (ред.) и др. Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане: Сборник документов. М-, 1960. С.103-170.

571 Туркестанский курьер. 1917. 01.08. №170. С.З.; 02.08. №171. С.4; 03.08. №172. (данные имеются также в: Победа (1963). С.204—205); Наша газета. 1917. 02.08. №83. С.2. Еще менее полные данные, чем в этой таблице, приводятся в Khalid (1998). Р.261 (где в качестве источника используется газета «Кенгаш» от 6 августа).

572 Отчеты о заседаниях Думы в августе см.: Туркестанский курьер. 1917 15.08. №182 (прил. к газете) и 20.08. №186. С.З; Наша газета. 1917.17.08. №95. С.2 и 25.08. №102. С.2.

573 Çokayoglu (1937). Р.66-67.

574 Там же. Р.67—68. Газеты того времени сообщают о смертной казни, а не об отсечении руки: Khalid (1998). Р.258-259.

575 Здесь мы детально воспроизводим оценки Чокаева (Çokayoglu (1937 Р.68-69).

576 Статью, вышедшую 2 августа в №100, почти целиком см.: Додонов И.К. (ред.). Победа Великой Октябрьской социалистической революции в Туркестане: Сборник документов. Ташкент, 1947. С.45—58.

577 Туркестанский курьер. 1917. 06.07. №148. С.З.

578 В Думе продолжались конфликты, в особенности по вопросам назначений. См., напр., стенограммы заседаний от 6 августа // ЦГАРУз. 1-37/1/667/177-178) и от 26 августа (Там же 179-182).

579 Мусульманское политическое движение требовало приостановить поселение колонистов на землях киргизов и казахов (см.: отчеты Всероссийского мусульманского съезда: Наша газета. 1917. 17.05. №19. С.1; 18.05. №20. С.2); оно так же требовало возмещения земель колонистами, а от аграрной реформы ждало перераспределения земли и регламентации прав на использование воды — на основе нужд кочевников, допуская лишь незначительные уступки русским (см. резолюцию по аграрному вопросу, принятую на съезде в Оренбурге, программу Алаш-Орды и резолюцию съезда киргизов Туркестана: Экономическое (1957). Т.З. С.383-384; Диманштейн (1930). С.362-365; Туркестанский курьер. 1917. 19.09. №208. С.4). Требование положить конец насилию со стороны колонистов и организовать помощь кочевникам вновь прозвучало на съезде киргизов Туркестана, а затем и на II съезде мусульман Туркестана в сентябре: Туркестанский курьер. №208; Семиреченские ведомости. 1917. 29.09. №216. С.1-2.