Марко Буттино (Marco Buttino).

 

Революция наоборот.

 

 

Часть 2. Глава 1.

 

Революция по телеграфу. (Март-апрель 1917 года)

 

Восстание 1916 года обозначило разрушение связей внутри общества, внутри государственной администрации. Это не стало, однако, доколониальной революцией, потому что не нашлось лидера, ко­торый сформулировал бы приемлемую политическую альтернативу; скорее это был подавленный мятеж, не свергнувший колониальную систему, хотя и нанесший ей некоторый урон. У мусульман и русских не оставалось альтернативных путей для выстраивания новых отно­шений. Падение царского режима, однако, значительно изменило ситуацию и перспективы ее развития.

Вначале казалось, что все, напротив, упростится. Новая ритори­ка завоевывала площади, не встречая сопротивления, все были гото­вы прославлять демократию и приближение конца войны, пока шла речь о лозунгах, а не о решениях, чреватых последствиями для хруп­кого равновесия колонии. Еще прежде, чем о политике, встал вопрос о людях. Смена чиновников, необходимая новому режиму для завое­вания доверия, вселяла надежды и могла дать позитивный сигнал му­сульманам. Однако как произошла бы эта смена? Не были ли опасны для русских подобные изменения в ситуации, и без того кризисной и напряженной?

Царский колониальный режим, преодолевший столкновение с мятежниками, поставила под сомнение революция, произошедшая далеко отсюда. Известие об отречении царя вызвало немедленный отклик в Ташкенте. Это был услышанный всеми сигнал о том, что су­ществующий порядок может быть изменен. Каждый интерпретиро­вал новость по-своему, и каждый попытался понять, какие перед ним открываются возможности. Престиж звания упал в глазах многих офицеров, солдаты увидели возможность вернуться домой. Для мно­гих семей русских иммигрантов это был конец безопасности, угроза второй волны мятежа; для мусульман — надежда на конец репрессив­ного колониального владычества, а для многих из них, возможно, также конец и всех деловых отношений с русскими. Неопределен­ность и обилие открывающихся возможностей могли опрокинуть ко­лониальный строй и повлечь беспорядки. Так что ситуация была очень щекотливая, все зависело от того, каким образом смена режима, начавшаяся в Петрограде, затронет колонию.

Вернемся же в Ташкент и последуем за ходом событий.

Первые неофициальные слухи об отречении царя распространились в Ташкенте 1 марта. В воспоминаниях мы читаем:

«Телеграммы <из Петрограда> рвали друг у друга из рук. На улицах и в парках собирались в кружки и читали телеграммы, обменива­лись новостями, обсуждали <...> В сердцах всех были веселье и лег­кость»257.

Известие «воспринято во всех кругах Ташкента с радостью, гра­ничащей с безумием. <...> Кто станет новым царем, вот вопрос, кото­рый все себе задавали. Слишком смелой еще была мысль, что царя больше не будет вообще»258. Город охватило брожение, все хотели знать, что происходит в Петрограде. Наконец, 3 марта, газеты объя­вили о формировании нового правительства.

«Граждане Туркестанского края! В Петрограде произошли вели­кие события <...> Обращаемся к вам, армия Туркестана, к вам — сол­даты, к вам — рабочие, ремесленники и крестьяне, наконец к вам - туземные сограждане! Помните, что любой беспорядок играет на пользу только врагам нового порядка и нашим внешним врагам, нем­цам»259.

С этим призывом обратилась к населению газета «Туркестанский курьер», еженедельник русской буржуазии Ташкента, поддерживаю­щей новое правительство. Все властные группировки и влиятельные горожане были благосклонны к смене режима; не было и признака оппозиции, напротив, — призывы к спокойствию и порядку; все хоте­ли, чтобы «революция» произошла без потрясений и, разумеется, с сохранением русских колониальных интересов.

Сразу стали циркулировать слухи, впоследствии оказавшиеся бес­почвенными, о том, что мусульмане вновь готовят восстание; сооб­щалось о нападениях на русских в Кзыл-Арвате и Коканде260. Естест­венно, имели место опасения, что с падением царизма русское насе­ление окажется беззащитным. Потом последовали успокаивающие известия: генерал Куропаткин решил руководить изменениями в ко­лониальной администрации именем нового правительства; тем са­мым армия оставалась на месте. Генерал, как он сам писал в своих дневниках, «глубоко сочувствовал новому строю жизни в России»261 и 4 марта отдал приказ войскам сохранять верность правительству. Следующий день в Ташкенте был днем большого празднества. Власти объявили праздничную манифестацию в честь нового поряд­ка. Местом манифестации стала центральная площадь нового горо­да, площадь Кауфмана. Было дождливое воскресенье, ранним утром на площади появились офицеры и солдаты, затем стали прибывать в большом количестве русские горожане, их было несколько тысяч, не все смогли попасть на плотно забитую площадь, многие стояли на со­седних улицах. Полиции нигде не наблюдалось, все были доброжелательны. В 11 утра с большой помпой прибыл генерал Куропаткин. И взяв слово, он раскритиковал министров бывшего правительства, которые не смогли обеспечить население продуктами первой необходимости и «не действовали в согласии с представителями народа». Затем обратился он к Николаю Николаевичу как к «Верховному Главнокомандующему и Великому Князю», который признал новое правительство еще до того как отказался от трона.

«Теперь в России есть крепкая и законная власть <...> — сказал Куропаткин. — Теперь все в России должны признать эту новую власть и непоколебимо уважать ее. Чтобы обеспечить победу над врагом, все должны продолжать работу на своем месте; чтобы дать войскам все необходимое, должны сохранять полный порядок и спокойствие».

Затем слово взял Маллицкий, городской голова, и продолжал в той же риторике, обратившись ко всем горожанам, — «христианам, мусульманам и евреям».

«Великая революция, — сказал он, — происходит в то время, когда краем управляет старый туркестанский военный, генерал Куропаткин. Возможно, Временное правительство найдет ему за­мену <...> пока Временное правительство не сочтет нужным его заменить, поклянемся подчиняться ему до последней капли нашей крови».

В конце церемонии Куропаткин и городской голова встретились с делегацией от старого города и призвали ее участвовать в поддер­жании порядка, а также сотрудничать с русскими для победы в вой­не262.

Чтобы внушить доверие мусульманам, Куропаткин продемонст­рировал им первое конкретное свидетельство изменений в позиции администрации — разослал циркуляр губернаторам областей, в кото­ром приказывал прекратить уголовное преследование киргизов, принимавших участие в восстании 1916 года, остановить админист­ративные наказания в их отношении, добиться смягчения уже выне­сенных приговоров263. Несколько дней спустя Куропаткин ввел в Действие на территории Туркестана декрет об амнистии, выпущен­ный Петроградским правительством 8 марта. На основании этого де­крета киргизы, приговоренные за мятеж, выходили на свободу, а те, которые бежали в Китай, получили возможность вернуться в Туркес­тан264. Амнистия была также распространена на русских колонистов и казаков, виновных в применении насилия во время подавления восстания. Правительство намеревалось скорее не вершить правосу­дие, а стереть из памяти произошедшие конфликты, возможно, не отдавая себе отчета, что таким образом дает повод к новым вспышкам насилия.

Колониальные власти Туркестана со страхом приспосаблива­ть к новым веяниям из Петрограда, с трудом принимали крах монархии и уже начинали надеяться на сильную руку нового правительства. В первую очередь им хотелось, чтобы падение центральной имперской власти не повлекло за собой хаос в колонии. Солдат собирали на площади, поскольку опасались, что армия не останется в бездействии, и поручали кому-нибудь говорить об угрозе нового мятежа мусульман, чтобы убедить солдат и колонистов в необходимости держаться вместе. Петроградская революция, казалось, каса­лась главным образом, если не исключительно, русских. Жители старого города не были с русскими на площади во время этих двусмысленных празднеств; впрочем, они и не смогли бы следить за речами представителей власти,  которые говорили на непонятном им языке.

Одновременно с ташкентской манифестацией подобные меро­приятия прошли в Самарканде, Ашхабаде, затем в Петро-Александровске и в Ходжентской крепости265, а несколько позже и в более далеких русских городах. В Верном и Семиречье в конце марта по улицам прошли двадцать тысяч человек. Это были городские жите­ли, казаки из ближайших станиц, солдаты. Местная газета, сообщая о демонстрации, подчеркивала, что, когда шествие двигалось мимо мечети, находившиеся рядом мусульмане приветствовали его266. Не упускалось ни одного случая подчеркнуть общественное согла­сие, в существовании которого все сомневались.

В то же время в Ташкенте продолжались уличные акции. Ритори­ка и хореография манифестаций производили впечатление того, что происходящая революция была карикатурой, срежиссированной людьми старого режима. 10 марта отмечался национальный празд­ник освобождения. Одновременно происходили две манифестации: одна в новом городе, другая — в старом. Акции не противопоставля­лись друг другу. В русском городе на площади собрались десятки ты­сяч солдат с красными кокардами, русских горожан, а также мусуль­манская делегация с флагами и транспарантами. Манифестанты несли большие портреты Родзянко, Керенского и Милюкова, членов пет­роградского Временного правительства. Лозунги провозглашали свободу и скорое образование Учредительного собрания. Играли и пели «Марсельезу». На площади был и мусульманский оркестр. Со­брание было открыто, естественно, Куропаткиным, который укра­сил грудь красной розеткой. Потом выступали городские власти и, что было в новинку, речь держал председатель Совета рабочих Бельков, затем слово взяли мусульмане267. Манифестация старого го­рода также была многочисленной. Одним из двух основных орато­ров был Кольбай Тугусов, редактор «Алаша», газеты национальной казахской организации. Собрание приняло решение послать Вре­менному правительству телеграмму солидарности268.

Происходила революция, у которой, казалось, было много не­ожиданных сторонников и ни одного врага.

 

В Ташкенте появляются Советы, и преобразуется городская администрация

 

Городские власти, организующие сходки на площадях Ташкента, обсуждали (в других обстоятельствах) институциональные рефор­мы, которые нужно провести, чтобы продемонстрировать доверие новому политическому курсу. Многие проблемы, возникавшие у их коллег в Петрограде, здесь и не ставились. Здесь не было народного восстания, не было Советов, которые требовали изменений в прави­тельстве, вроде бы не было никаких внутренних конфликтов в госу­дарственном аппарате, не было угрозы реакционного государственного переворота, поскольку армия была по-прежнему сильна. Так что дискуссии касались мер по приведению политических институ­ций Туркестана в соответствие с существующими в центре. Именно потому что в Туркестане не произошло революции, инициатива остава­лась по большей части в руках старых правящих классов. Последние были готовы дать основные политические свободы, поскольку не могли противостоять решениям Петрограда, но в то же время стара­лись придать нововведениям весьма умеренный характер. В столь взрывоопасной ситуации, что сложилась в Туркестане, изменения должны были проходить под лозунгом преемственности,  чтобы избежать кризиса государственной власти и обеспечить колониза­торские интересы. Альтернатива должна была выстраиваться посте­пенно и требовала полной сплоченности внутри русской общины, а также политики сотрудничества с прогрессивными силами мусуль­ман. Управление краем оставалось, таким образом, под контролем генерала Куропаткина, который становился действительно времен­ным представителем новой власти Петрограда.

Изменения в управлении Туркестаном еще не намечались, но уже началась реформа городской администрации Ташкента и других крупных городов края. Первые инициативы были нацелены на рас­ширение участия в городском управлении посредством привлечения существующих общественных организаций и создания новых форм представительства — Советов.

2 марта, когда еще не было официально объявлено о формирова­нии Временного правительства в Петрограде, в Ташкенте состоя­лось собрание рабочих мастерских Центральной азиатской желез­ной дороги, на котором был создан первый Совет269. На следующий День представители Совета этих мастерских вместе с представите­лями других фабрик сформировали Совет рабочих депутатов Таш­кента. Совет, состоявший в основном из меньшевиков, выпустил обращение, в котором утверждал, что свои задачи он видит «в поддержании полного спокойствия в городе и предотвращении всяких нежелательных выступлений»270.

Рабочие решили, кроме того, созвать собрание солдат, чтобы об­разовать Совет солдатских депутатов; этот Совет, говорилось в обращении, «должен взять на себя поддержание дисциплины в войсках и предотвращение отдельных разрозненных выступлений»271. 4 марта, неизвестно при каком количестве представителей, образовался солдатский Совет272. В разных войсковых подразделениях быстро создавались комитеты. Те, кто продвигал эти инициативы, не имели враждебных армии целей, не пытались расшатать военную дисциплину; напротив, они декларировали желание создать «тесные и дружеские» отношения между офицерами и простыми солдатами273. К организации Советов примкнули многие офицеры, очевидно, они же и выступали в качестве инициаторов. Некоторые из них были из­вестны своим враждебным отношением к мусульманам274.

Новые организмы, рожденные революцией, несли в себе, тем са­мым, менталитет прошлого: с одной стороны, они казалось бы были обеспокоены прежде всего тем, чтобы избежать выхода на баррика­ды ташкентских рабочих и солдат, как это произошло в Петрограде; а с другой — старались не допустить изменений в позиции и образе русской колониальной армии по отношению к туземному населению.

В эти первые дни те, кто активно продвигал формирование Со­ветов, занимались в основном организационными проблемами. Нужно было назначать собрания на основных фабриках и мастер­ских, созывать солдат, находить надежных людей, которые могли бы войти в Совет. В отличие от того, как это происходило в Петро­граде, эти Советы не были результатом борьбы на фабриках или в войсках; в Ташкенте не происходило больших забастовок и давно не существовало профсоюзных или политических организаций на фабриках или в казармах. Советы, следовательно, появлялись без каких-то специальных задач или требований, только как механизм для организации рабочих и солдат и для распространения среди них информации о происходящей в России революции. Группа активис­тов состояла из людей, относящих себя к меньшевикам и эсерам, но линии этих партий не были главным пунктом политической повест­ки дня. На данный момент речь шла только о создании организую­щих инструментов для образования и легитимизации политическо­го представительского управления в той переходной фазе, когда властные отношения и критерии управления оказались под сомне­нием.

Вначале местные Советы были немногочисленны (на первом го­родском собрании Совета рабочих присутствовало не больше двадца­ти пяти рабочих и двух солдат)275 и потому не могли всерьез считать­ся представляющими общественные интересы. Несмотря на это, формирующаяся политическая система придала им функции пред­ставителей Исполнительного комитета Советов Петрограда, соот­ветственно дав власть, вытекающую из этой роли. Центр осуществ­лял постоянное давление на правительство Ташкента, посылая прямые указания по телеграфу276, а местные Советы следили за исполнением этих указаний, выполняя функции контроля и даже блокируя деятельность местного правительства. Таким образом, помимо своих функций общественного представительства, Советы с самого начала заняли определяющие позиции.

Основным каналом распространения революционных идей и сообщения с центром являлась армия. 1 марта в Петрограде Совет издал приказ, который стал, по сути декларацией прав солдат; в нем не излагались принципы, в нем содержались директивы, направленные на демократизацию внутренней жизни казарм и регуляцию учас­тия солдат в политической деятельности277. Куропаткин не мог вос­препятствовать предоставлению тех же прав солдатам Туркестана. Конечно, это не могло ему понравиться, и потому, вероятно, он пы­тался ограничить политическую активность солдат (в чем, как мы увидим, его будут обвинять Советы), но он не мог запретить солдатам выбирать своих представителей, потому что в таком случае опроверг бы собственное заявление о приверженности новому политическому курсу. В своем дневнике он с определенным беспокойством записал 6 марта, что в Ташкенте организуются солдатские Советы, в казармах выбирают делегатов278. Солдатская организация создавалась очень быстро и сразу стала основной движущей силой советизации в горо­де. Политический вес армии определялся центральной ролью, кото­рую она играла в Туркестане. Совет был легитимным представителем солдат, носителем их воли, выражавшейся помимо всякой иерархии. Куропаткин оставался верховной военной властью, а Совет стано­вился в армии политической властью.

Поначалу, впрочем, позиции Советов не отличались от провоз­глашенных Куропаткиным на площади; может быть, существовала договоренность с генералом относительно реализации постепенно­го и мирного перехода к новому режиму. Куропаткин эксплицитно предложил Советам организовать защиту против возможного восста­ния мусульман279. Угроза нового мятежа на самом деле существовала только в нескольких ограниченных зонах края и не представляла се­рьезной опасности, при условии, конечно, что русская армия оста­нется на месте. Советы понимали эту необходимость и являлись (в том числе и поэтому) инструментами сохранения порядка и поддер­жания государственного аппарата, а не подрывающим фактором.

В первые же дни марта началась и реформа городской админист­рации Ташкента. 3 марта состоялось собрание «общественных орга­низаций», то есть профессиональных и сословных ассоциаций города (коммерсанты, ремесленники, служащие, домовладельцы и т.п.). Представители этих организаций, уже игравшие значительную роль в формировании Городской думы, решили образовать Временный Комитет, которому поручить управление политической и экономиче­ской жизнью Ташкента280. Речь шла, по сути, об отмене старой, цен­зовой Думы, выражающей интересы богатых слоев населения, и об образовании альтернативного органа, который бы допускал боле широкое участие в управлении городом. Таким образом началась переходная фаза: предстояло создать условия для подготовки демократических выборов, на базе которых появилась бы новая Дума.

На следующий день Куропаткин отдал распоряжение всем своим подчиненным и краевым институциям выполнять любое указание новых управленческих структур. В то же время он указал на опас­ность беспорядков и на необходимость принятия мер для избежания случаев нарушения порядка и общественного спокойствия, подчерк­нул, что все попытки организовать беспорядки, грабежи и погромы должны жестоко подавляться. На самом деле его беспокойство было вызвано главным образом опасностью институциональной рефор­мы, которая могла парализовать государство и ослабить его перед ли­цом бурлящего общества. Он обратился к новым центральным влас­тям Петрограда за разъяснениями по поводу образующихся Советов и исполнительных комитетов. Центр должен был дать указания от­носительно формирования этих структур и возможности участия в них чиновников. Вопрос заключался в определении границ возмож­ных действий Советов и комитетов. Обращаясь к центру, генерал не забыл упомянуть сложность ситуации в Туркестане, подчеркнуть, что еще имеется риск мятежей и нужно избегать любых трений между му­сульманами и русскими. В общем, Куропаткин подчинялся новому-правительству, но не скрывал своего беспокойства о существующей опасности краха государственности281.

5 марта, в день первой большой уличной манифестации, члены старой Городской думы (которая формально все еще исполняла свои обязанности) и представители общественных организаций провели встречу. Присутствовали все, кто что-то значил в городе, — члены предыдущей администрации, представители 22 общественных орга­низаций, представители Совета, много публики. Среди прочих выде­лялись представители старого режима, такие, как мэр Маллицкий (мы уже знаем его по митингу на площади, где он выступал вместе с Куропаткиным), депутат от Туркестана во Второй государственной думе (1907 года) Наливкин, Коледзян, также депутат Второй думы. Разумеется, там присутствовали и новые политические фигуры, воз­никшие после Февральской революции, как, например, меньшевик Бельков, представляющий рабочий Совет города. На собрании были также представители старого города; один из них, член Думы, высту­пил в дискуссии, говоря по-русски. Как писали газеты, это было пер­вым собранием с полной свободой слова, но из отчетов следует, что дискуссия послужила не столько выявлению разных позиций, сколь­ко проверке общей приверженности новому политическому курсу. В конце мирного обсуждения произошел маленький, но значимый инцидент: часть присутствующих попросила убрать из зала портрет царя, однако городской голова выступил против, возникла перепалка, с протестами и оскорблениями282. Начатая во время первой встречи работа продолжилась на следующий день, было решено образовать Исполнительный комитет, куда вошли представители Советов и общественных организаций Ташкента.

Одним из главных вопросов, которые в последующие дни обсуждались Исполнительным комитетом, было определение путей учас­тия мусульманского населения в политической жизни. Поводом для дискуссии стала организация мусульманами выборных администра­тивных структур в старом городе. В одной из мечетей, неизвестно по каким критериям, были назначены представители кварталов (12 че­ловек на каждый из четырех кварталов) в новом Комитете старого города. Этот Комитет, в свою очередь, по планам мусульман, должен был делегировать двух представителей в центральную администра­цию Ташкента283. Городской Исполнительный комитет одобрил уча­стие мусульман: Комитет был готов предоставить место даже не двум, а четырем мусульманским представителям (русским гарантиро­валось значительное большинство), но все это при условии, что деле­гаты будут избраны всеобщим тайным голосованием284. Это требова­ние, изначально невыполнимое (впрочем, даже в новом городе не были назначены выборы членов Комитета), выявляло явное недове­рие русских к инициативам мусульман.

После серии переговоров решили, что Исполнительный коми­тет будет состоять из 19 членов. Туда вошли пять представителей Со­вета рабочих, два — от солдатского Совета, два — от старой Городской думы, два — от Комитета старого города (представители Шура-и-Ислам, о которой пойдет речь позже), один — от адвокатуры, один — от учительской ассоциации, один — от ассоциации врачей и еще пятеро представителей других общественных организаций285. Советы, обра­зованные лишь несколько дней назад, получили наибольшее предста­вительство в Исполнительном комитете. Напротив, старая Город­ская дума была практически отстранена от власти.

Первой инициативой Комитета было требование упразднить Царскую полицию. В эти же дни в старом городе случились волнения, вызванные желанием не только распустить царскую полицию, но и создать новую милицию, состоящую исключительно из мусульман286. С согласия Куропаткина 6 марта старая полиция была распущена287, начальник полиции и пятеро высших полицейских чинов арестова­ны288. На собрании Исполнительного комитета председателю солдатского Совета, эсеру Бройдо, было предложено стать комиссаром милиции Ташкента и Ташкентского уезда289. Бройдо, однако, предло­жения не принял290.

Его отказ, вероятно, объясняется тем, что, согласившись, предсе­датель Совета оказался бы на ключевом месте в новой государственной структуре с еще не определенным иерархическим подчинением. Поскольку институциональная картина была еще неясна, не было понятно, перед кем отвечает начальник полиции: перед Исполнительным комитетом или перед генералом Куропаткиным? Совет утверждал, что полицейские должности должны быть выборными и не следует ограничиваться простой внутренней перестройкой, удаляя только наиболее скомпрометировавших себя при старом режиме чи­новников. На собрании солдатского Совета 24 марта Бройдо опять настоял на реформе, потребовав, чтобы полицейские служащие уез­да были заменены выборной милицией291.

Функции начальника полиции нового города были доверены чле­ну Исполнительного комитета адвокату Закаменному292. В старом го­роде руководить милицией поручили Худойарханову, капитану дейст­вующей армии из Сырдарьинской области, вероятно, татарину293 . Как и следовало ожидать, немедленно возникли сложности как ин­ституционального порядка, так и вполне практического. Закаменный направил телеграмму военному министру Временного прави­тельства, требуя прояснить вопрос собственного подчинения Куропаткину, и в ожидании ответа объявил о том, что не считает себя иерархически ниже генерала294. В то же время Куропаткин, хотя и допустил арест предыдущего полицмейстера, еще не освободил его от должности и продолжал выплачивать ему оклад295. Таким обра­зом, налицо был конфликт власти, парализовавший (по-крайней ме­ре на некоторое время) новую верхушку правоохранительных орга­нов. Существенные проблемы возникли, однако, позже, при реорга­низации аппарата этих органов. Прокурор Ташкентского суда писал, что новая милиция состояла из людей, ненавистных населению, ни­кому не подчиняющихся и коррумпированных296.

Политическое обновление начиналось осмотрительно, в обста­новке взаимного согласия. Однако для дальнейшего движения тре­бовалась большая определенность со стороны тех, кто хотел сло­мить инерцию старого колониального режима. Необходимы были согласованные действия — инициатива, исходящая сверху, из Петро­града, и давление, осуществляемое снизу, общественными организа­циями и прежде всего Советами. Боязнь того, что Февральская рево­люция вызовет опасный вакуум власти, подтолкнул к первым обнов­ленческим инициативам, но будущее представлялось неясным и сулило сложности, конфликты и разочарования. Первые предпри­нятые шаги обнаруживали определенный страх перед новым, а так­же некоторую неоднозначность: еще не были очерчены новые рамки власти; абсолютной загадкой оставалось, в каких отношениях находятся горожане и их официальные представители; неизвестно было, получат ли все горожане, и русские и мусульмане, одинаковые права и получит ли Туркестан автономию от центра.

 

Решается судьба администрации всего Туркестана

 

Как уже можно было убедиться, главными действующими лицами новой политики были Советы. К концу марта они, похоже, нарастили свои организационные возможности и добились большей четкости в постановке задач. Новое самосознание ташкентских Советов бы­ло по-видимому, вызвано налаживанием тесных связей с Петрогра­дом. В центре готовился Первый всероссийский съезд Советов, от­крытие которого было назначено на 29 марта, и полным ходом шли консультации с многими местными Советами. В Ташкенте ожидали приезда представителя московского Совета. Совет рабочих, подго­няемый этими сроками, собрался 20 марта и утвердил собственный устав. Таким образом были формализованы критерии представи­тельства в Совете и его внутренняя организационная структура297. Даже если впрямую не заявлялось, что уставные нормы будут приме­няться на деле, все равно это было важным шагом на пути приближе­ния Совета к интересам социума, который он намеревался представ­лять, а также легитимизировало его руководство. На следующий день прибыл московский представитель и провел первое объединен­ное собрание рабочего и солдатского Советов298. Целью собрания было избрать делегатов на петроградский съезд и составить обраще­ние, содержащее политические установки двух Советов, чтобы вве­рить его делегатам. Текст утвержденного обращения не содержал но­вых тезисов и ограничивался подтверждением полной поддержки политики Временного правительства299. Обмен делегациями между центром и Ташкентом, возможно, содействовал координации дейст­вий, которые следовало предпринять в Туркестане.

Вскоре Советы начали предпринимать активные действия, что­бы переломить сопротивление институциональным реформам. 24 марта собрание под руководством Бройдо потребовало удалить старых чиновников из уездных администраций и ускорить замену царской полиции выборной милицией300.

Четыре дня спустя состоялось еще одно объединенное собрание обоих Советов, и там уже можно было наблюдать четкие признаки их усиления и радикализации. Прежде всего было принято решение о слиянии двух Советов, с образованием Совета солдатских и рабо­чих депутатов Ташкента. Бройдо, лидер солдатского Совета, был на­значен председателем объединенного Совета. Все члены нового городского Совета были русскими301. На том же собрании было реше­но издавать еженедельный печатный орган «Наша газета» и созвать конгресс всех Советов Туркестана 7 апреля302. Конгресс был хоро­шей возможностью завязать тесные отношения с Советами, которые появлялись в других городах края (в Самарканде, Новой Бухаре, Андижане, Намангане, Коканде, Фергане, Ашхабаде и др.), и взять в свои руки политическое руководство в Ташкенте.

На том же собрании Совет впервые обвинил генерала Куропаткина в единоличном принятии решений, которые повлекли усугубление конфликта между русскими колонистами и кочевниками (к этим обвинениям мы вернемся позже), а также потребовал сместить чи­новников царской администрации303. Очевидно, ташкентский Совет полагал, что у него уже достаточно сил не только для влияния на вла­стные решения на уровне города, но и для того, чтобы потребовать изменения в руководстве всего Туркестана. Обвинение Куропаткина представляло генерала в дурном свете и должно было подтолкнуть Временное правительство покончить с неопределенностью относи­тельно администрации Туркестана. Действительно, вплоть до этого момента Петроград поддерживал генерала. Куропаткин был необхо­дим для установления порядка в регионе, хотя не лучшим образом представлял центральное правительство, если не сказать больше, так как являлся очевидным символом старого режима. Поэтому в Пе­трограде отношение к нему сложилось двойственное, рано или позд­но его должны были убрать из Туркестана, но следовало дождаться подходящего момента, чтобы смена прошла как можно менее травма­тично. Первый шаг в этом направлении был сделан в середине мар­та, с принятием решения назначить в Туркестан комиссара Времен­ного правительства. Сообщая об этом Куропаткину, военный ми­нистр Временного правительства, он же ответственный по делам в Туркестане, обратился к генералу с многочисленными похвалами, указывая на то, что комиссар, князь Васильчиков, будет работать вме­сте с ним, а не заменять его304. Князю предстояло в первую очередь выстроить отношения между администрацией и общественными ор­ганизациями305 затем следовало принять участие в разработке ре­форм первого уровня (создание земства и регламента использования земли и воды в сельской местности)306. Васильчиков получил назна­чение, когда находился в Петрограде и не успел отправиться в Турке­стан, так как известия, пришедшие из Ташкента, сделали его поездку бессмысленной307. Ташкентский Совет воспользовался решением Временного правительства, чтобы добиться снятия Куропаткина. Возможно, его вдохновил на эти действия Исполнительный комитет Советов Петрограда и имелась поддержка членов Временного прави­тельства. Представитель ташкентского Совета Першин в то время находился действительно в Петрограде и обсуждал там с Керенским смену генерала308.

Куропаткин, судя по всему, не отдавал себе отчета в опасности си­туации и полагал, что может обуздать власть Советов. 30 марта он от­дал приказ войскам, где говорилось, что в последнее время появи­лись случаи отставок людей с должности по решению Совета, а это недопустимо, так как только Временное правительство может ре­шать такие вопросы309.

В то время как генерал издавал свой приказ, шло собрание Сове­та, которое решило снять его с должности губернатора Туркестана и командующего армией, сместить еще четырех генералов и взять их под арест. Формально Совет не имел таких полномочий, поэтому в тот же день было созвано второе собрание, с участием членов городского Исполнительного коми­тета, который взял на себя ответ­ственность привести в действие решения Совета. На собрании по­становили также отделить граж­данскую администрацию края от военной: первая переходила в под­чинение трем комиссарам Испол­нительного комитета Ташкента (среди них был Бельков, руководи­тель Совета рабочих)310, вторая подчинялась полковнику Черкесу, который становился тем самым ко­мандующим туркестанской арми­ей, сменив на этом посту Куропаткина. Черкесу в подчинение прида­вались также еще два полковника, назначенных собранием311. Не­сколько дней спустя на новом собрании Совета Черкеса ввели в пре­зидиум ташкентского Совета, другие два полковника стали его члена­ми312. 31 марта, в то время как Черкес вступал в должность, Куропат­кин был взят под домашний арест313. Никто не выступил в его защи­ту, даже армейские командиры, которые очевидным образом опаса­лись выступить против воли Совета и дискредитировать себя перед солдатами. Впрочем, и в Петрограде уже были согласны со снятием генерала. Куропаткин, таким образом, вынужден был подчиниться и попросил у Совета разрешения покинуть Туркестан314. Совет разре­шил, и 6 апреля генерал отбыл в Петроград (где сразу по прибытии был отпущен из-под ареста).

В тот же день, что Куропаткин покинул Туркестан, в Петрограде был назначен комитет Временного правительства с функциями пра­вительства Туркестана. Власть Комитета распространялась на пять областей края, а также на Хивинское и Бухарское ханства. Комитет состоял из девяти членов, пятеро из которых были русскими, а чет­веро — мусульманами. Назначения были сделаны таким образом, что­бы свести воедино все основные политические силы, наличествую­щие в Туркестане, и получить одобрение как Совета, так и мусульман­ских организаций315.

Смена администрации Туркестана обозначила важный успех Со­вета. В кратчайшие сроки он не только стал политической силой первого уровня в городе, но и продемонстрировал, что может существенным образом влиять на решения, касающиеся управления всем Туркестаном. Образование Комитета Временного правительства - то, к чему привела эта политическая интрига, было важным шагом на пути дальнейших реформ административной системы. Ташкентский Совет потеснил центральное правительство на этой территории и гордился радикальностью своих позиций. В первом номере «Нашей газеты», вышедшем на следующий день после ареста Куропаткина в редакционной статье говорилось, что во всем Временном прави­тельстве один Керенский представлял трудовые массы, все осталь­ные министры представляли только землевладельцев и промышлен­ников316.

Чтобы лучше понимать все хитросплетения тогдашней поли­тической жизни, подробнее остановимся на обвинениях, которые Совет предъявил Куропаткину.

 

Обвинения в адрес генерала Куропаткина и доводы Совета

 

Ташкентский Совет вменял Куропаткину в вину в основном две вещи. Первое обвинение: генерал препятствовал участию солдат в политической жизни и пытался избежать их вмешательства в дела ад­министрации317. Это было вполне вероятно. Куропаткин, старый го­сударственный служака, воспринимал собственные функции и функ­ции армии как вытекающие из служения Отечеству, из порядка и иерархии, и опасался, что ослабление дисциплины может захлест­нуть армию, подвергнуть русское население опасности и допустить падение колониального режима. В своем дневнике, еще в начале мар­та, генерал написал по поводу солдатского Совета, что пока еще не случилось ничего страшного, но «ожидать можно всего, до террори­стических актов, особенно опасных в Азии, где мы, русские, состав­ляем треть среди 10 миллионов туземного населения». В этой ситуа­ции, писал он, существует угроза, что петроградский Совет выдвинет требование о передаче власти народу; если это требование распрост­ранится и на Туркестан, начнутся беспорядки318. Таковы были трево­ги генерала. В Туркестане, однако, не происходило революции, Со­вет не ставил задачи поднять солдат на мятеж, он стремился лишь снять верхушку армии, сохраняя порядок в казармах.

Перейдем ко второму обвинению, на котором Совет настаивал с большей определенностью. Куропаткина сочли виновным в раздаче оружия русским колонистам для подавления восстания мусульман. Вопрос контроля за оружием всегда был сложным для края, посколь­ку колонисты хотели держать его при себе, а войска — хранить на приказарменных складах319. После Февраля опасность ослабления власти и русского военного присутствия заставляла колонистов требовать вооружения с еще большей настойчивостью. В конце марта Совет обсуждал столкновения русских с мусульманами в поселении пятьдесят километров от Ташкента, и кто-то сообщил о том, что Куропаткин снабдил русских двумястами ружьями. Совет придерживался мнения, что в случае беспорядков необходимо посылать войска, а не вооружать колонистов, и потому утвердил резолюцию, в ко­рой порицал действия генерала. По мнению Совета, Куропаткин продолжал в отношении мусульман политику старой администрации раздавая оружие, сознательно провоцировал возвращение к этни­ческому конфликту в жесткой форме320.

Версия происходящего, представленная Куропаткиным, заметно отличалась. Он признал, что раздал даже не 200 ружей, а все 8000, но подчеркнул, что в марте 1917 года требования выдачи оружия много­кратно поступали от местного Совета321. По его утверждению, он вы­давал оружие только тогда, когда без него нельзя было обойтись, иными словами, когда войска были не в состоянии защитить русское население. Он не видел своей вины, потому что сражался за то, что­бы обеспечить переход к новой системе свободной России без травм, без кровопролития, и добился больших результатов: в пяти областях Туркестанского края в течение марта не было пролито ни одной капли крови322.

На этом строилась защита генерала. Куропаткин настаивал: мир­ный путь к демократическому управлению требовал защиты русского населения от мусульман, вплоть до защиты оружием в случае необхо­димости. Было очевидно, что для русских существует опасность, уж по крайней мере — что русские вряд ли смогли бы продолжать поль­зоваться своими привилегиями в Туркестане. Обсуждались лишь ме­тоды, которыми можно было и следовало бороться с этой опаснос­тью.

Второе обвинение в адрес Куропаткина представляется обосно­ванным, поскольку с тех пор, как он стал губернатором, колонистам было роздано много оружия. Как мы уже знаем, в основном его полу­чали колонисты Семиречья, еще в начале 1917 года, и много оружия раздавалось на случай непредвиденных обстоятельств323. Совет, од­нако, не мог не видеть ранее, что оружие раздавалось колонистам, поэтому его протест выглядит по меньшей мере запоздалым. Совет не противопоставил себя с ходу генералу, напротив — полагал его верным новому правительству. Впрочем, и в Петрограде его не рас­ценивали как врага, даже когда он был удален из Туркестана. Генерал пишет об одной беседе с Керенским, во время которой единствен­ный министр, к которому лояльно относился ташкентский Совет, «реабилитировал» его в части обвинений в распространении оружия с целью спровоцировать столкновения с мусульманами324.

В то же время в Ташкенте генерал Черкес признавал, что раздача оружия Куропаткиным не была провокацией, это был ответ на требо­вания оружия, которые исходили и продолжали еще исходить от крестьян, а также от местных исполнительных комитетов. Черкес, однако, запретил всякую раздачу оружия325 и приказал военному командованию Семиречья распространить этот запрет по всем казармам326.

Подлинный политический смысл обвинений в адрес генерала состоял, однако, в том, что они служили оправданием решению Совета взять под свой контроль командование войсками и распространение оружия — уже тогда важные моменты, в перспективе — наиважней­шие. Куропаткин это хорошо понимал и написал, лишь слегка пре­увеличив, что мотив его ареста состоял в том, что Совету «надо было взять власть в свои руки»327.

Обвинения Совета, хотя и не до конца искренние, были хорошо выстроены. Это обусловливалось прежде всего тем, что политичес­кие изменения в колонии они собирались проводить, основываясь на сочетании инициатив Совета на местном уровне и реформатор­ских действий Временного правительства. Центральное правитель­ство уже приняло требования Совета относительно политических свобод солдат, а недавно выпустило декрет, отменяющий ограниче­ния прав и дискриминацию нерусских национальных групп населе­ния328. Соответственно, оно не могло игнорировать тяжесть предъ­явленных Куропаткину обвинений.

Кроме того, эти обвинения позволяли Совету предстать привер­женцем умеренной линии в выстраивании отношений между рус­скими и мусульманами. Эта линия позволила Совету завязать контак­ты с некоторыми мусульманскими организациями, появляющимися в крае (контакты крайне противоречивые, как будет видно в даль­нейшем). С этой точки зрения очень значимым было уже одно при­сутствие мусульманских представителей на собрании Совета, на ко­тором было начато наступление на Куропаткина и где представите­ли Совета говорили, что «свобода объединяет все народы», и обра­щались к сартам, туркменам и киргизам, признавая их страдания и подтверждая, что теперь они «члены одной семьи» с русскими329. Риторика эта позже станет постоянной, несмотря на расхождения с конкретными действиями русских. Важно было, однако, чтобы за­явления были сделаны именно тогда, были использованы против Куропаткина и послужили определению позиции Совета в период борьбы за власть. На собрании, где потребовали снятия Куропатки­на, также присутствовали мусульмане, члены Шура-и-Йслам330. Совет, состоящий из русских, надеялся привлечь прогрессивные мусульманские организации, чтобы избежать опасного противосто­яния с местным населением.

Начинание Совета, как видно, имело успех: Куропаткин был из­гнан из Туркестана; на командование войсками были поставлены лю­ди, верные Совету, гарантировавшие дальнейшее вовлечение солдат в политическую жизнь; был создан Комитет Временного правитель­ства, что также послужило знаком открытости для прогрессивных мусульманских организаций. Их самая большая всероссийская орга­низация - Временное центральное бюро мусульман России, созданное в марте, на собрании 6 апреля одобрило решения Комитета, центральное бюро призвало членов Комитета немедленно удалить из Туркестана приверженцев старого режима; добиться полного ра­венства в правах для русских и мусульман с гарантией представитель­ства национальных меньшинств; согласовывать действия Комитета с представителями Советов; бороться с колониальным менталитетом и колониальной политикой331.

Таким образом, казалось бы произошло слияние сил, согласных вести Туркестан к демократическому строю, гармонично обеспечи­вающему интересы и русских, и мусульман.

 

Примечания.

257 Бауман В. Февральский переворот в Ташкенте // Красная летопись Тур­кестана. 1923. №1-2. С.47.

258       Castagne J. Le Turkestan depuis la révolution russe (1917—1921) // Revue du monde musulman. Vol.50. Jul. 1922. P.28.

259Туркестанский курьер. 1917. 3 марта. №50. C.l.

260Иноятов Х.Ш. Октябрьская революция в Узбекистане. М., 1958. С.28.

261       Так в записях от 6 марта. См.: Из дневника // Красный архив. Т.20. М., 1927. С.59.

262    Отчет о манифестации 5 марта см.: Туркестанский курьер. 1917. 7 марта. №53. С.З; Из дневника (1927). С.59.

263    Хроника событий Великой Октябрьской социалистической революции в Узбекистане. Ташкент, 1962. С.17-18.

264    Победа советской власти в Средней Азии и Казахстане. Ташкент, 1967. С.156и165.

265 Иноятов Х.Ш. Победа советской власти в Туркестане. М., 1978. С.116.

 266 Семиреченския областныя ведомости. 1917. 28 марта. №70. С.12.

 267 Туркестанский курьер. 1917. 12 марта. №56. С.З; Castagne (1922). С.32-35. Кастанье присутствовал на манифестации.

268       Туркестанский курьер. 1917. 12 марта. №56. С.З.

269       Наша газета. 1917. 23 апреля. №4. С.23.

270    Федоров Е. К истории Коммунистической Партии Туркестана // Коммунистическая мысль. 1926. №1. С.50.

271    То же.

272 Туркестанский курьер.  1917.  8 марта. №54.  (Перепечатано: Хроника (1962) С.17).

273  Так утверждалось на съезде солдатских и офицерских делегатов в середине апреля. Ср.: Туркестанский курьер. 1917. 25 апреля. №90. С.34.

274    Согласно Хайиту, среди офицеров, примкнувших к Совету, были: генерал  Духопский (который во время волнений в Андижане 1898 г. собрал в мечети мусульман и принялся избивать их, пока они молились, склонив голову); генерал Ажванов (в юности, в 1864 г., участвовал в нападении на Ташкент и был известен особенно жестоким отношением к мусульманам); генерал Сансонов (который велел повесить портрет царя в мечетях и молиться за него); генерал Мартинс (в августе приказал, чтобы мусульмане при встрече с русским офицером или чиновником приветствовали его, опускаясь на колени). Ср.: Hayit В. Die Nationalen Regierungen von Kokand (Choqand) und der Alasch Orda. Munchen, 1950. S. 1920 неопубликованная докторская диссертация); информация, приводимая Хайитом основном взята из: Чокай-оглу М. (Чокаев М.). 1917 Yil hatira parchalari. Berlin-Paris, 1937. S.25 и 27.

275 Наша газета. 1917. 23 апреля. №4. С.23.

276 Так утверждает Куропаткин: Из дневника (1927). С.61 (запись от 12 марта 1917г.).

277    Речь идет о приказе № 1 Совета рабочих и солдат, опубликованном в пе­троградских «Известиях». Основные пункты приказа: солдаты должны избрать комитеты и послать представителей в Совет; во время службы солдаты должны соблюдать воинскую дисциплину, но вне казармы пользуются всеми правами обычного гражданина; Советы представляют солдат во всем, что касается их политических действий; оружейные склады находятся в распоряжении и под кон­тролем солдатских комитетов; приказ должен быть прочтен во всех военных ча­стях. Текст приказа воспроизведен: Ferro M. La rivoluzione del 1917. Firenze, 1974. P.141.

278       Из дневника (1927). C.60.

279       Carrère D'Encausse H. Réforme et révolution chez les musulmans de l'Empire Russe. Paris, 1981 (первое издание, 1966). P.192.

280       Туркестанский курьер. 1917. 4 марта. №51. Процитировано в: Хроника (1962). С.16.

281       Сообщение Куропаткина председателю правительства, князю Львову, и военному министру // РГВИА. 400/1/4619/7-7об.

282       Туркестанский курьер. 1917. 15 марта. №59. С.1.

283       Там же. 9 марта. №55. С.2.

284   Там же. 12 марта. №56. С.З.

285       Вахабов М. Ташкент в период трех революций. Ташкент, 1957. С.148—149; Подготовка и проведение Великой Октябрьской социалистической революции в Узбекистане. Ташкент, 1947. С.84.

286       Туркестанский курьер. 1917. 9 марта. №55. С.2.

287       Мураевский С. (Лопухов В.). Очерки по истории революционного движе­ния в Средней Азии. Ташкент, 1926. С.12.

288       Хроника (1962). С.20; Победа (1967). С.165.

289    Туркестанский курьер. 1917. 9 марта. №55. С.2.

290       Там же. 15 марта. №59. С.2.

291       Там же. 28 марта. №69. С.З.

292       Там же. 15 марта. №59. С.2.

293    Подготовка (1947). С.30-31.

294    Как гласит рапорт военного губернатора Сырдарьинской области генера­лу Куропаткину от 14 марта. Там же.

295    Мураевский С. (Лопухов В.) (1926). С.12.

296    См. рапорт прокурора Барановского от 7 августа об изменениях в округе после Февральской революции. Полный текст: Подготовка (1947). С.85.

297    Сведения об уставе Совета рабочих см.: Вахабов (1957). С.141—142.

298    Там же; Хроника (1962). С.25.

299    Текст см.: Туркестанский курьер. 1917. 24 марта. №67. С.2.

300    Там же. 28 марта. №69. С.З.

301 Вахабов (1957). С.144.

302 Хроника (1962). С.27.

303 Наша газета. 1917. 1 апреля. №1. С.З.

304 Туркестанский курьер. 1917. 15 марта. №59. С.1.

305  Как утверждает сам Куропаткин в телеграмме от 14 марта чиновнику Катакурганского уезда. См.: Хроника (1962). С.23.

306    Туркестанский курьер. 1917. 15 марта. №59. С.1.

307    Алексеенков П. Национальная политика временного правительства в Туркестане в 1917т. // Пролетарская революция. 1928. №8 (79). С 107

308    Наша газета. 1917. 27 апреля. №6. С.12.

309 Приказ по армии Куропаткина №  208 от 30.03.1917 г  

310    Подготовка (1947). С.41.

311    Туркестанский курьер. 1917. 7 апреля. №75. С.1; Турсунов (1971). С 58

312    То же.

313    Черкес объявил армии о своем назначении «временным» командующим военным округом: ср. его приказ по армии № 211 от 31.03.1917 г. и приказ № 99п от 01.04.1917 г.//РГВИА. 165/1/1631/1 и 4.

314    Турсунов (1971). С.58.

315 Хроника (1962). С.34 и Hayit (1950). Р.20-21. Русскими были председа­тель Комитета Щепкин (руководитель кадетской партии), Преображенский (социал-демократ), Шкапский (социал-демократ), Елпатьевский (адвокат, уже год живущий в Туркестане) и Липовский (учившийся в русской гимназии Таш­кента и считавшийся экспертом по Туркестану). Мусульманами были: Абдуррахман Давлетшин (татарин, генерал, основатель социалистической партии «Тангтхылар», близкий с русскими эсерами), Садри Максудов (татарин, член Центрального комитета Всероссийского съезда мусульман с его основания в 1905 г., член Третьей Думы и член партии кадетов), Али Хан Букейханов (ка­зах, представитель национальной интеллигенции и основатель партии Алаш-Орда, депутат Думы первого и третьего созывов; он не примет должности чле­на Туркестанского комитета и станет комиссаром Временного правительства в Тургае) и Мухамед Тыныщпаев (тоже казах, член Третьей Думы и основатель Алаш-Орды).

316    Наша газета. 1917. 1 апреля. №1. С.1.

317    Статья Бройдо // Там же. С.13.

318  Из дневника (1927). С.59-60, запись от 6 марта 1917 г.

319    Раздача оружия колонистам для самообороны была задумана еще в 1891 г. В 1909 г. было решено, однако, что лучше не сосредоточивать много ору­жия в руках крестьян, поскольку по империи шли аграрные волнения, а на ме­стном уровне отношения с туземным населением не представлялись источни­ком опасности. По этой причине губернатор приказал сдать оружие и хранить его на армейских складах, назначив ответственных за это и определив параме­тры его использования. Вскоре, впрочем, выяснилось, что выданное ранее ору­жие забрать обратно невозможно: тогда в 1912-м решили не отбирать, но и не выдавать новое. Ср. рапорт артиллерийского управления округа  апрель 191' //РГВИА. 1396/2/152/335-338.

320    Наша газета. 1917. 1 апреля. №1. С.З.

321    Из дневника (1927). С.57 и телеграмма Куропаткина военному министру от 31.03.1917 (на следующий день после смещения) // РГВИА. 400/1/462°/ 57-59.

322    Наша газета. 1917. 1 апреля. №1. С.З.

323    РГВИА. 1396/2/152/335-338.

324 Встреча произошла 29 апреля. См.: Из дневника (1927). С.65.

325 Сообщение Черкеса Комитету Временного правительства от 09.0б.1у // РГВИА. 1396/2/152/335-338.                                                   , /

326    Приказ военного командования в Семиречье № 88 от 19.04.1917 г. // РГВИА. 1436/1/15/67.

327 Из дневника (1927). С.61; запись от 31 марта 1917 г.

328 Речь идет о декрете об отмене дискриминации на основе национальности , религии и социального происхождения, подписанном князем Львовым 20 марта. Текст декрета см.: Ferro (1974). Р.383.

329 Наша газета. 1917. 1 апреля. №1. С.З.

 330 Победа (1967). С.168.

331 Туркестанский курьер. 1917. 21 апреля. №87. С.З.