Предисловие автора

 

Прошло 13 лет со времени окончания нашей Гражданс­кой войны. Отсутствие материалов, неизбежное для эпо­хи разрухи и разложения, в которой она протекала, и не­доступность для нас и тех разрозненных и случайных пер­воисточников, которые все же частично сохранились в архивах Советской России, конечно, не позволяют сей­час дать исчерпывающего исторически точного ее описа­ния. Но отсутствие этих первоисточников, обязательных для изучения истории внешних войн, не является безус­ловным препятствием для изучения нашей Гражданской войны. Конечно, мы не располагаем архивами. Но так ли много могут дать русские архивы для изучения нашей Гражданской войны? И так ли нам нужно сейчас исчер­пывающее описание всех ее эпизодов и создание много­томного тяжеловесного исторического труда, значение которого сможет быть оценено лишь бесстрастными ис­ториками будущего? Не важнее ли подвести итоги ее опы­та в тот период, когда этот опыт еще не устарел и когда изучение нашей Гражданской войны имеет еще практи­ческое значение?

Задачей настоящего труда поэтому и является не ис­черпывающее описание всех ее перипетий, а лишь стрем­ление уловить своеобразие ее характера и понять приро­ду Гражданской войны в русских условиях в нашу эпоху. Конечно, опыт ее условен. Она происходила на значительно более пониженном этапе техники, чем хотя бы послед­няя война 1914-1918 гг., и велась в обстановке разрушав­шейся материальной базы страны.

И тем не менее именно самим своим своеобразием она резко поставила проблему многогранности военного ис­кусства и условности и относительности ценности боево­го опыта войны. Во многие фетиши мировой войны она внесла свои очень ценные коррективы. Правда, что вместе с тем она внесла еще больше нездорового в умы и военные доктрины ее участников. Разобраться во всем этом, отмес­ти все уродливое и уловить все ценное и является насущ­ной задачей современного историка нашей Гражданской войны.

Попытки ее изучения как нами, так и красными гре­шат преобладанием мемуарной литературы. Отдельные труды красных, стремящиеся обнять ее в целом, сбивают­ся на стремление все объяснить противопоставлением по­беждающего пролетариата «отмирающему капитализму». Конечно, подобное толкование очень поверхностно, если не наивно. Но в то же время и типичное для нашей стороны стремление все объяснить главным образом подавляющей численностью красных и тем, что население еще не «пере­болело» большевизмом, конечно, тоже не вскрывает всех истинных причин нашего поражения и конечной победы красной стороны.

Нашу Гражданскую войну нельзя рассматривать как некое обособленное столкновение двух мировоззрений, двух систем на территории России в 1918-1920 гг. Нача­тая в разгаре мировой войны и завершившаяся в период ее ликвидации, она тесно с ней переплеталась и связыва­лась. Многое в ней становится понятным лишь при разбо­ре ее с точки зрения всего комплекса мировых событий той эпохи.

Колебания военного счастья обеих коалиций в послед­ний год мировой войны и следствия перенапряжения, вызванного войной у всех ее участников, оказывали решаю­щую роль на ход нашей гражданской. Многое и нами и красными во время ее ведения просто недоучитывалось. Тем более важно сейчас в этом разобраться.

Слишком велика была наша ставка для того, чтобы не стремиться найти и понять причины нашего конечного поражения и извлечь из этой войны опыт для будущего.

 

Париж, 1 декабря 1933 г.

 

Глава 1.

Общая характеристика нашей Гражданской войны 1918-1920 гг.

 

Противоречия между центром России и ее окраинами. Рабочие и революционная демократия. Казачество.

Крестьянство. Экономическая разруха, паралич военной промышленности и разруха транспорта, резко понизившие

по сравнению с мировой войной общий технический уровень, на котором велась наша Гражданская война. Своеобразие

нашей Гражданской войны. Удельный вес России в мировой войне к началу Гражданской. Неотделимость нашей Гражданской войны от мировой и влияние на нее последней.

Сложность и необходимость поэтому изучения нашей Гражданской войны исходя из общей обстановки, в которой она протекала. Деление ее на основные периоды

 

Война, в которой обе стороны поставили на карту са­мый вопрос своего физического существования, после трех­летней, исключительной по ожесточенности борьбы закон­чилась победой красных. Белые были последовательно разбиты на всех фронтах. Но не везде победили и красные. Финляндия, Эстония, Латвия и Польша отстояли свою независимость, родившуюся на развалинах русского фрон­та мировой войны. Отстояла захваченную в разгаре рус­ской революции Бессарабию и Румыния. Единые красные имели далеко не единых политических противников.

Русская революция разрушила не только социальные устои, на которых держалось государство Российское, но и те скрепы между окраинами и центральным ядром, которые лежали в основе устройства Российской империи. Первое явление резче бросалось в глаза участникам Граж­данской войны. Выход России из мировой войны, дикта­тура пролетариата, грабеж «награбленного», сметавшая весь веками установившийся социальный порядок волна восставших низов и исторически окутанный мистическим ореолом «черный передел» земли крестьянством слишком били по воображению и слишком задевали участников Гражданской войны. Второе явление — распад империи из-за центробежных устремлений окраин, переставших ощущать притяжение распущенного большевизмом цент­ра, — вначале осознавалось гораздо слабее, и его смысл и значение обеими сторонами сначала явно недооценива­лись. Красными самоопределение народов мыслилось все же в рамках нарождавшейся, по их представлениям той эпохи, мировой революции. Белые были склонны пренеб­режительно называть его «самостийничеством» и стреми­лись к возрождению Российского государства в пределах и формах дооктябрьского переворота. Широкая автоно­мия Польши и Финляндии были, по существу, максиму­мом допускавшихся ими уступок центробежным устрем­лениям. Окраины стремились закрепить независимость или обособленность своего существования. Цели эти были прямо противоположны, и лишь борьба с общим для обо­их противобольшевистских течений (и белого, и окраин­ных) врагом — большевиками временно сглаживала это коренное противоречие в целях борьбы.

Между тем центробежные стремления окраины были объяснимы.

Финляндия, коренные польские земли западнее Не­мана и Буга, вся правобережная (т. е. расположенная на западном берегу Днепра) Украина (кроме г. Киева), Бес­сарабия и Закавказье были вовлечены в состав Российс­кой империи лишь примерно за сто лет до начала нашей Гражданской войны. Полное замирение Кавказа относит­ся лишь ко второй половине XIX в., и только прибалтийские провинции (Ингерманландия, Эстония и Латвия) вошли в состав империи за два столетия до начала Граж­данской войны.

Паралич центра в 1917 г. сразу нарушил то тяготение, ко­торое уравновешивало центробежные стремления окраин.

Уже Февральская революция, свергнувшая создавшую из Московской Руси Российскую империю династию, на­несла непоправимый удар престижу и собирательной спо­собности центра. Историческая роль нашей династии в це­ментировании разноплеменного государства Российского и в связи центра с окраинами, безусловно, была недооце­нена русской контрреволюцией. Авторитету и престижу центральной власти падением династии был нанесен жес­токий удар. Замена понятия государства Российского, ис­торически вылившегося в Российскую империю, идеей на­циональной России в корне нарушала те взаимоотноше­ния между центром и окраинами, на которых держалось здание империи. Удельный вес центра упал, а удельный вес окраин повысился. Печальный опыт растратившего за восемь месяцев своего существования в 1917 г. престиж цен­тра Временного правительства ставил под большой воп­рос собирательную способность заменившей идею обще­российской династии идеи национальной России. Вопрос был, пожалуй, не столько в том, насколько идея монархии была возможна и уместна в эпоху нашей Гражданской вой­ны, сколько в том, что падение династии в корне меняло иерархию отношений центра к окраинам. Взамен истори­чески сложившихся взаимоотношений, основанных на под­чиненности интересов окраин интересам объединявшего и представлявшего общеимперскую идею центра, рожда­лась идея договорных отношений между ними. Идея наци­ональной России в разноплеменной империи, наследуя тра­диции российской монархии, не обладала ни ее авторите­том, ни ее возможностями. Окраины поняли это сразу, и в этом основная причина того разнобоя в стане противни­ков красных, который так типичен для эпохи нашей Граждалекой войны. Навыки и приемы императорской России были не по плечу ее наследникам. Падение династии рож­дало новую эру не подчиненных, а договорных отношений между представителями общероссийского центра и цент­робежными силами российских окраин.

Принявшее участие в нашей Гражданской войне насе­ление октябрьским переворотом было разделено на два стана. С одной стороны — правящие и имущие классы и офицерство, за счет унижения и разорения которых дру­гая часть населения получила столь желанные для них мир и землю. Именно мир, какой угодно ценой, хотя бы, по образному выражению самих же большевиков, даже «по­хабный», и «черный передел» земли крестьянством, а не классовая война или «перманентная революция» Троц­кого были лозунгами, нашедшими отклик в широких сло­ях населения России, поддержавших большевиков.

Но кроме этих двух основных группировок выдели­лись еще два слоя «наследников революции», выигравших от нее и заинтересованных в ее углублении и продолже­нии. Рабочему классу Октябрьская революция дала власть, и его партия — коммунистическая — стала единой правя­щей партией в стране. С другой стороны, Февральская ре­волюция ввела в правящий слой полуобразованные клас­сы, не имевшие доступа к верхам социальной (кстати, очень демократической, ибо образование давало возможность за­нятия самых высших постов в империи независимо от про­исхождения) иерархии Российской империи. Получив от революции доступ к верхам власти, они цепко за нее дер­жались. «Полуинтеллигенты», или так называемая «ре­волюционная демократия», в 1917г. заставили признать их «годность» править Россией. Изгнанная из центра боль­шевистским переворотом, заменившим ее пролетариатом, она осела на не освоенных еще большевиками к началу Гражданской войны окраинах и крепко держалась за вы­рванные ею еще в начале революции, до большевизма, при­вилегии.

Наряду с этими основными группировками среднее по­ложение между окраинами и населением центра страны за­нимало казачество. Исторические условия создали из этих военных поселений на окраинах, постепенно отдалявшихся от центра империи, совершенно самобытные, жившие в зна­чительной мере обособленной жизнью от остальной стра­ны, казачьи территории. Экономические привилегии, сопро­вождавшиеся, правда, несравнимо более тяжелыми по срав­нению с остальным населением страны условиями несения воинской повинности, и особый корпоративный казачий дух и уклад жизни неизбежно должны были привести казаче­ство к столкновению с нивелирующими стремлениями боль­шевиков. Весь вопрос был лишь в том, что казачество вна­чале верило в возможность обособленного существования наряду с большевиками и считало, что нейтралитетом в борьбе оно сможет сохранить свои вольности. Так же как и у окраин, связь казачества с общероссийским центром была сильно подорвана падением династии, и, несмотря на общ­ность происхождения и религии, казачество после русской революции, что бы там ни говорилось, по существу дела, не стремясь к отдалению от России, все же чрезвычайно рев­ниво относилось к своей обособленности и с общероссий­ской властью стремилось войти не в подчиненные, а в рав­ноправные, основанные лишь на договорах, отношения.

Громадная ценность казачества для вооруженной борь­бы с большевизмом заключалась в том, что казачьи земли являлись исходными территориями для оформления во­оруженной борьбы и давали готовые кадры живших на этих территориях бойцов. И действительно, вся история нашей Гражданской войны указывает на ту громадную роль, которую сыграло в ней наше казачество, быстро пос­ле первых колебаний понявшее, что без вооруженной борь­бы ему своих вольностей и своей самобытности от боль­шевиков не отстоять.

Однако без вовлечения в борьбу широких крестьян­ских масс (составлявших около 4/5 населения России) овладеть всем массивом российской территории не могли ни пострадавшие от революции, ни наследники октябрь­ского переворота. И имущие классы, и офицерство, и ка­зачество в противоестественном, по существу дела, союзе с «революционной демократией», родившемся на почве лишь отрицательного отношения и тех и других к боль­шевизму, с одной стороны, и рабочий класс с коммуниста­ми—с другой, были слишком малочисленны сами по себе для возможности прочного освоения собственными сила­ми российской территории. И белые, и красные одинако­во нуждались в вовлечении в вооруженную борьбу основ­ного слоя населения России — крестьянства.

Вопрос привлечения на свою сторону крестьянства был центральным вопросом предстоявшей вооруженной борьбы. Крестьянство, добившись мира, приступило к «чер­ному переделу» земли. К вооруженной борьбе оно не стре­милось, и по существу его отношение к ней было нейтраль­ным, но все его симпатии к началу Гражданской войны были целиком на стороне большевиков, позволивших ему бросить фронт и привлекавших его миражем захвата и дележа земли. Оголение русского фронта, однако, еще не означало конца мировой войны, а «черный передел» гото­вил крестьянству большие сюрпризы в виде «продразвер­стки» 1918г.

Но крестьянство в начале Гражданской войны твердо верило и в прочность мира, и в осуществление своей завет­ной мечты — захвата земли. Воевать оно поэтому совершен­но не собиралось, и в начале нашей Гражданской войны бу­дущее поведение этой стомиллионной инертной массы в процессе вооруженной борьбы оставалось загадкой. Ясно было лишь то, что из этой борьбы может выйти победите­лем только тот, кто привлечет его на свою сторону.

Мировая война и революция 1917 г. подорвали эконо­мическую базу страны. Оккупация немцами 18 губерний (14 целиком и 4 частично) и особенно разруха 1917г. резко понизили производительные силы страны. По сравнению с 1914 г. к началу Гражданской войны сбор хлебов упал на 12%, а валовая продукция промышленности — на 23%. Итак, уже революция 1917г. свела на нет достижения рус­ской промышленности, широко развернувшейся под вли­янием требований мировой войны.

В дальнейшем, в ходе Гражданской войны, снижение экономической базы пошло уже прямо катастрофическим темпом. К ее концу сбор хлебов составлял лишь 62%, а валовая продукция промышленности упала до 11% дово­енной. Нижеприводимая таблица (№ 1) дает это сниже­ние по годам для главных отраслей тяжелой промыш­ленности.

Из этой таблицы видно, что первый год революции (1917) дал снижение производства тяжелой промышлен­ности, т. е. основной базы современной военной промыш­ленности, в среднем на 10-30% по сравнению с последним дореволюционным годом. В дальнейшем первый год Граж­данской войны дал снижение уже на 60-80% в среднем, а второй год Гражданской войны — в среднем еще на 50% по сравнению с предшествующим ему годом. В конечном ито­ге, к концу Гражданской войны добыча угля составляла лишь 23%, нефти - 38%, чугуна - 2,6%, а стали - 3,7% до­военного уровня.

Таблица № 1

СНИЖЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ БАЗЫ РОССИИ ЗА ВРЕМЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

 

 

1916г.

1917г.

1918г.

 

 

Добыча в тыс. тонн

Добыча в тыс. тонн

Снижение в % по сравнению с 1916г.

Добыча в тыс. тонн

Снижение в % по сравнению с 1917г.

Уголь

33000

30000

-9%

12000

- 59%

Нефть

10000

8600

- 13%

3800

- 55%

Чугун

3860

3200

- 17%

500

- 84%

Сталь

4300

3100

- 28%

400

- 86%

Серная кислота

101

81

- 20%

20

- 75%

Азотная кислота

4,2

2,95

- 30%

0,35

- 88%

 

 

1916г.

1919г.

1920г.

 

Добыча в тыс. тонн

Добыча в тыс. тонн

Снижение в % по сравнению с 1918 г.

Добыча в тыс. тонн

Снижение в % по сравнению с 1919г.

Уголь

33 000

8500

- 30%

7600

-8%

Нефть

10000

4500

- 15%

3800

- 13%

Чугун

3860

100

- 77%

100

0

Сталь

4300

200

- 50%

160

- 20%

Серная кислота

101

23

- 17%

15

- 36%

Азотная кислота

4,2

0,5

- 57%

0,38

- 30%

 

В том же положении была и легкая промышленность. Производство сахара упало до 6,7%, а хлопчатобумажной промышленности — до 5,1 % довоенного уровня.

То же состояние разрухи сказывалось и на железнодо­рожном транспорте. Нижеприводимая таблица (№ 2) дает основные цифры состояния транспорта во время Граж­данской войны по сравнению с довоенным уровнем.

Таблица № 2

РАЗРУХА ТРАНСПОРТА ЗА ВРЕМЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ1

 

 

1914г.

1916г.

1917г.

Среднее наличие паровозов в сутки

20000

19900

20700

Из них % «больных», т. е. неисправных, паровозов

15%

16,9%

23,2%

Всего вагонов

450 000

507 000

500 000

Из них % «больных», т. е. неисправных, вагонов

4,9%

4,4%

7,4%

Число «здоровых», т. е. исправных, вагонов на 1 «здоровый», т. е. исправный, паровоз

25

30

30

 

1918г.

1919г.

1920г.

Среднее наличие паровозов в сутки

11 500

9100

13 100

Из них % «больных», т. е. неисправных, паровозов

37,5%

51,4%

57,7%

Всего вагонов

302 800

250 000 .

310000

Из них % «больных», т. е. неисправных, вагонов

11,3%

18,4%

22,3%

Число «здоровых», т. е. исправных, вагонов на 1 «здоровый», т. е. исправный, паровоз

38

45

43

 

Из этой таблицы видно, что разрушение транспорта шло сразу по двум направлениям — уменьшалось нали­чие парка подвижного состава и повышался процент не­исправных паровозов и вагонов. В результате число «здо­ровых», т. е. исправных, паровозов по сравнению с послед­ним дореволюционным годом уменьшилось почти втрое, а исправных вагонов — вдвое. Наконец, последняя строч­ка таблицы указывает на общую мощь железнодорожного парка. На один исправный паровоз в 1916 г. приходилось в полтора раза меньше вагонов, чем к концу Гражданской войны (30 вместо 43).

Разрушение железнодорожной сети за время войны измеряется следующими цифрами:

Таблица № 3

РАЗРУШЕНИЯ НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЙ СЕТИ РОССИИ ЗА ВРЕМЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

(всего разрушено)2

Мостов

3597

Железнодорожного полотна (км)

1700

Стрелочных переводов

2900

Гидравлических насосов

264

Водоемных и водоподъемных зданий

466

Телеграфных проводов (км)

86500

Телеграфных аппаратов

4300

Телефонных аппаратов

10800

 

К тому же к концу Гражданской войны выслужили все сроки около 2/8 общего количества шпал и требовали сроч­ной замены пришедшие в полную негодность 2900 км рель­сов, между тем как наличие имевшихся в распоряжении ресурсов не превышало 10% потребности (не более 290 км рельсов).

При подобной разрухе промышленности и транспор­та, естественно, не могла работать и военно-техническая база. Действительно, хотя вся военная промышленность и была сосредоточена в центральной части России (Петербург, Подмосковный район и лишь отчасти Поволжье), в течение почти всей Гражданской войны остававшейся во власти большевиков, падение ее производительности было не менее катастрофичным. Нижеприводимая таблица (№ 4) дает это в цифрах.

Таблица № 4

СРАВНЕНИЕ РАБОТЫ РУССКОЙ ВОЕННОЙ

ПРОМЫШЛЕННОСТИ ПО ГЛАВНЫМ ПРЕДМЕТАМ

СНАБЖЕНИЯ ЗА ВРЕМЯ МИРОВОЙ

И ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙН3

 

Всего изготовлено за месяц

 

1914г. Средняя месячная до начала войны

Январь

1915г.

Январь 1916г.

Январь

1917г.

Винтовок

5000

34700

88400

128800

Пулеметов

76

216

506

1200

Ружейных и пулеметных патронов

46 млн.

49,8 млн.

114.6 млн.

143,3 млн.

76-мм (3") легких пушек

_

35

328

567

 

 

Всего изготовлено за месяц

 

Декабрь 1917г.

Февраль 1918г.

Январь 1919г.

Средняя месячная за 1919г.

Средняя месячная за 1929 г.

Винтовок

44 600

15600

39000

39000

25000

Пулеметов

440

200

480

504

313

Ружейных н пулеметных патронов

49.7 млн.

1 1,6 млн.

19, 7 млн.

29,7 млн.

27,5 млн.

76-м (3") легких пушек

49

_

__

30.5

_

 

То есть, иначе говоря, весь подъем русской военной промышленности за время мировой войны за первый же год революции был сведен почти на нет. Декабрь 1917 г. дает по сравнению с январем того же года почти тройное снижение производства винтовок, пулеметов и ружейно-пулеметных патронов и в 11 раз — по производству основ­ного образца артиллерийских орудий — 76-мм (3") легких пушек. Последствием октябрьского переворота было снижение уже за два первых месяца 1918 г. производства русской военной промышленности еще втрое — по вин­товкам, вдвое — по пулеметам и в 4,5 раза — по ружейно-пулеметным патронам. Все попытки красных ее поднять за годы Гражданской войны смогли вернуть ее лишь к уров­ню середины 1915 г., т. е. эпохи начала развертывания на­шей военной промышленности во время мировой войны.

Еще хуже обстояло дело у белых, совершенно лишен­ных на занимавшихся ими территориях заводов военной промышленности.

Ясно, что в условиях подобной разрухи наша Граждан­ская война протекала совершенно на ином этапе развития техники, чем непосредственно ей предшествовавшая и еще длившаяся в ее начале мировая война. Иной технический этап относит ее скорее к эпохе второй половины XIX в., чем к первой четверти XX. И это не могло не сказаться на при­емах ее ведения и на возможностях, которыми располагали для решения своих задач обе боровшиеся стороны. Наша Гражданская война на десятилетия отставала от техники своей эпохи и велась в условиях такой экономической раз­рухи и такой технической немощи, которая, несмотря на всю нашу отсталость, так дорого нам стоившую в 1914-1917 гг., все же была невозможна в дореволюционной Рос­сии. Примитивность технических средств, которыми рас­полагали обе стороны, наложила резкий отпечаток на ха­рактер ее ведения, вызвав к жизни, казалось бы, давно уже отжившие свой век и примитивные формы. Необъятные же пространства России еще более разрежали и те скудные тех­нические средства, которыми располагали боровшиеся сто­роны. Ведь если русский фронт мировой войны (1500 км) вдвое примерно превосходил французский, то фронты на­шей Гражданской войны достигали временами впятеро большего протяжения, доходя до 8000 км...

Скудность технических средств и российские просто­ры, на которых разыгралась война, привели к той ничтожной насыщенности и плотности ее фронтов, которые возродили давно всеми забытый размах операций и те так­тические приемы, которые артиллерией, авиацией и тан­ками давно уже были сданы в архив.

Несмотря на весь ее внешний примитивизм, наша Гражданская война тем не менее представляет большой и чисто военный интерес, подчеркивая разнообразие форм военного искусства и приоткрывая завесу над многим из того, что было от нас скрыто позиционным характером мировой войны.

Наша Гражданская война перелилась непосредствен­но из внешней и притом коалиционной войны, потребо­вавшей от России наибольшего напряжения за всю ее ис­торию со времен Наполеона. Она от нее неотделима. Ни наши противники, ни наши союзники не могли не считать­ся с наличием России, особенно в первый ее год, когда судь­бы мира еще решались вооруженной борьбой на полях Франции и Греции (Салоники). Неотделима она от нее и потому, что 39 месяцев вооруженной борьбы России с коа­лицией Центральных держав выработали известную во­енную доктрину, создали известные представления о ха­рактере современной вооруженной борьбы и, главное, при­учили к известным масштабам, созданным внешней вой­ной. Все это было целиком перенесено в совершенно иные условия нашей Гражданской войны, и лишь ее непосред­ственный опыт заставил многое переменить и многое со­вершенно отбросить. Но пока Гражданская война в самом процессе борьбы выработала новые приемы и формы, вли­яние опыта и представлений мировой войны оказывало самое существенное влияние на ее ведение.

Октябрьский переворот практически означал оконча­ние трехлетней вооруженной борьбы с коалицией Цент­ральных держав на русских фронтах. Но от этого мировая война лишь вступала в новую форму. Октябрьский пере­ворот только еще больше перемещал ее центр тяжести на французский фронт.

Удельный вес России в мировой войне вернее всего оп­ределяется не столько ее влиянием в среде коалиции, силь­но подрывавшимся нашей технической отсталостью и фи­нансовой зависимостью, сколько тем количеством сил на­ших противников, которые мы оттягивали на себя во вре­мя войны.

К началу революции, т. е. к 15 марта 1917 г., распреде­ление сил Центральных держав по главным фронтам было таково4:

французский — 142 дивизии5,

русский6 — 120 дивизий7.

Как это ни может показаться странным, но русская революция и почти мгновенно после нее начавшееся раз­ложение нашего фронта вызвали новое его усиление гер­манскими дивизиями. Отчасти это делалось за счет но­вых формирований, а отчасти за счет перебросок с фран­цузского фронта. Всего за время с 15 марта по 1 сентяб­ря 1917 г. немцами было сформировано 14 новых диви­зий, и в то же время число дивизий на нашем фронте увеличилось также на 14 дивизий, т. е. все усиление гер­манских армий за первую половину 1917 г. целиком было ими использовано для усиления русского фронта. При этом число германских дивизий на нашем фронте к 1 сентября 1917 г. — 90 являлось максимальным за все время войны...

Поэтому к 1 сентября 1917г. соотношение сил наших противников на главных фронтах войны было следующим:

французский фронт — 142 дивизии,

русский фронт — 134 дивизии.

14 сентября был арестован Керенским Верховный главнокомандующий генерал Корнилов, и только с этого времени наши противники стали оголять русский фронт. Всего за осень 1917 г. до октябрьского переворота немца­ми было переброшено с русского фронта во Францию 7 ди­визий, и ко времени захвата власти большевиками (7 но­ября 1917 г.) соотношение сил на фронтах было таково:

французский фронт — 151 дивизия,

русский фронт — 127 дивизий8.

То есть к октябрьскому перевороту, несмотря на пол­ное разложение нашей армии за восемь месяцев правле­ния Россией Временного правительства, все же число ди­визий наших противников на русском фронте увеличи­лось по сравнению с последними дореволюционными ме­сяцами 1917 г. на 7 единиц.

Иначе говоря, к началу нашей Гражданской войны по своему удельному весу русский фронт лишь на 1/6 уступал главному фронту мировой войны. Ясно, что то или иное те­чение событий в России не могло не задевать самым чув­ствительным образом и наших союзников, и наших про­тивников. Поэтому, как только после октябрьского пере­ворота германские дивизии русского фронта потекли сплошной волной на французский фронт, наши союзни­ки не могли не стремиться как-то этот поток задержать. В этом, конечно, и лежит основная и, пожалуй, единствен­ная причина их интервенции в 1918 г...

11 ноября 1918г. мировая война кончилась победой союзников. Значение России и для наших бывших вра­гов, и для наших друзей сразу упало почти до нуля. По­пытки вооруженной борьбы с коммунизмом как с миро­вым злом довольно скоро были заменены нехитрой иде­ей «санитарного кордона» из лимитрофов и контролем над областями России, которые союзники не хотели от­давать во власть большевиков (Грузия, Азербайджан, Дальний Восток). В смысле же поддержки вооруженной борьбы белых с красными все ограничилось посылкой избытков запасов вооружения и снаряжения, оставших­ся от мировой войны. Тем не менее союзная интервенция ив 1919 г. оказывала решающее влияние на ход нашей Гражданской войны. Борьба с коммунизмом, часто в ту эпоху трактовавшимся в Европе как послевоенная бо­лезнь побежденных в связи с вспышкой большевизма в Центральной Европе в 1919 г., как-то в представлении победителей еще сливалась с эпохой вооруженной борь­бы в мировую войну.

Созданная союзниками в противовес Германии Польша определенно намечалась ими в качестве орудия борьбы с большевизмом, и ее выступление весной 1920 г. не может не рассматриваться как продолжение интервен­ции союзников. Ведь не случайно же, конечно, совпадение даты признания Францией генерала Врангеля (10 авгус­та 1920 г.) и начала сражения красных и поляков под сте­нами Варшавы (12 августа 1920 г.).

Победа поляков во второй половине сентября 1920 г., с точки зрения союзников, устранила непосредственную угрозу коммунизма Европе, и заключенное большевика­ми с поляками 12 октября 1920 г. в Риге перемирие можно считать концом интервенции и заключительным актом влияния на нашу Гражданскую войну войны мировой. Эвакуация Крыма (14-16 ноября 1920 г.) через месяц пос­ле Рижского перемирия по существу дела является кон­цом и нашей Гражданской войны. Попытки закрепиться в Приморье в 1921-1922гг. носили слишком местный и про­винциальный характер для того, чтобы их можно было включить в ход нашей вооруженной борьбы с красными, носившей совершенно иной размах и ставившей себе со­вершенно иные и другого масштаба цели.

В общероссийском масштабе эвакуация Крыма, несо­мненно, была эпилогом нашей вооруженной борьбы с ком­мунизмом.

Прямое или косвенное влияние мировой войны крас­ною нитью проходит через всю нашу Гражданскую войну, и только учитывая ее влияние, можно ее ввести в правиль­ную историческую перспективу. Вмешательство в нее и наших противников, и наших союзников имело место тог­да, когда это диктовалось интересами мировой войны и ее ликвидации. Вне этого интервенция, с их точки зрения, не оправдывала неизбежно связанных с нею жертв. Неизбеж­ность борьбы капиталистического мира с коммунизмом, ясно сознаваемая этим последним, ведь и до сих пор не осознана Европой и Америкой. Только становясь на эту точку зрения, можно беспристрастно судить их поступки. Романтика в политике в XX столетии, несомненно, явля­ется анахронизмом, и строить на ней расчеты не приходи­лось и не приходится.

Именно исходя из этой неотделимости нашей Граж­данской войны от войны мировой, изложение событий нашей вооруженной борьбы с красными приходится вес­ти не по отдельным ее фронтам и не отделяя боровшихся в ней с красными белых от окраинных государств, а в общем масштабе борьбы, в которой порой самым причудливым образом переплетались действия и отдельных фронтов, и лимитрофных государств, и наших союзников, и наших противников по мировой войне. Лишь не теряя из виду общей картины борьбы, можно верно оценить и усилия, и степень влияния каждого из фронтов, и при этом неизбеж­но приходится пересмотреть некоторые из установок, по­лучивших общее признание именно в силу искусственно­го их выделения из общих рамок борьбы в целом.

Тактические формы борьбы представляют гораздо меньший интерес, чем оперативные, в силу громадного снижения общего технического уровня, на котором проис­ходила наша Гражданская война. Однако разнообразие условий борьбы на отдельных фронтах дает все же доволь­но много поучительного в этом отношении. Поэтому и опыт отдельных тактических эпизодов, и характер вооружен­ных столкновений в разные периоды и на разных фрон­тах нашей Гражданской войны, конечно, требуют изуче­ния. Весь вопрос только в том, чтобы эти тактические фор­мы и характеристики борьбы на отдельных фронтах не заслоняли общей оперативной и стратегической картины всей войны в целом. Иначе опыт борьбы на отдельных фрон­тах неизбежно ведет к опасным обобщениям и искажает многогранный характер нашей Гражданской войны, со­здавая искусственную схему несуществующих в действительности каких-то особых приемов ведения Гражданской войны в отличие от приемов ведения военных действий вообще. Искусственное создание особой теории Граждан­ской войны в противовес общей теории военного искусст­ва при внимательном изучении нашей Гражданской вой­ны не выдерживает критики. Теория военного искусства одинакова для всякой войны. Весь вопрос лишь в ее при­менении и в учете общих условий вооруженной борьбы. А эти условия различны для каждой войны. Поэтому и гражданские войны разных эпох так же отличаются друг от друга, как и войны внешние на разных этапах истории.

Опыт нашей Гражданской войны, конечно, представ­ляет несомненную и большую ценность для русских усло­вий нашей эпохи, но от этого до создания на основании ее опыта общей теории всякой Гражданской войны, конечно, очень далеко, и подобные попытки заранее обречены на неуспех.

Общая политическая и стратегическая обстановка, в которой началась, развивалась и закончилась наша Граж­данская война, совпадает с эпохой конца мировой войны и периода ее ликвидации. Поэтому в настоящих очерках и принято деление ее на периоды исходя из общей обстанов­ки, в которой она протекала.

По существу дела, поэтому наша Гражданская война естественно делится на три основных периода. Первый — эпоха мировой войны, т. е. октябрьского переворота (7 но­ября 1917 г.) до ее окончания (11 ноября 1918 г.)9. Второй - от перемирия на французском фронте до окончания борь­бы с большевиками в общероссийском масштабе, т. е. до Новороссийской эвакуации вооруженных сил юга России, гибели адмирала Колчака, расформирования Северо-За­падной армии генерала Юденича и эвакуации Архангель­ска и Мурманска. В общем, концом периода можно счи­тать март 1920 г. Третий период характеризуется борьбой с большевиками Польши и Крымской армии генерала Врангеля (апрель — ноябрь 1920 г.).

В частности, первый период можно подразделить на следующие этапы:

1. Борьба до австро-германской оккупации и ухода Добровольческой армии в 1-й поход, обнимающая сопротивление Дона, Кубани и Украины, захват Румынией Бессарабии, зарождение Добровольче­ской и Кубанской армий на Дону и в Екатеринодаре до конца сопротивления Дона и Кубани. Началом его приходится считать октябрьский переворот (7 ноября 1917 г.), а концом — вторую половину фев­раля 1918 г.

2.      Австро-германская оккупация Прибалтики, Запад­ной Белоруссии, Украины, Крыма и Финляндии и 1-й Кубанский поход Добровольческой армии, т. е. эпоха с конца февраля по начало мая 1918 г.

3.      Оформление русской контрреволюции, выразивше­еся в создании противобольшевистских фронтов на севере (Архангельск — Мурманск), по Волге, восста­ниях Дона и Терека, июльских восстаниях правых и левых эсеров в Подмосковном районе и завоевании Добровольческой армией Кубани, т. е. лето 1918 г. (от начала мая до 1 сентября).

И наконец,

4.       Осень 1918г., или период стабилизации создавших­ся летом антисоветских фронтов, сопровождавший­ся частичными успехами Добровольческой армии на восточной Кубани и частичными неудачами При­волжского фронта и закреплением позиций Дона и Северной армии на Беломорском побережье ( 1 сен­тября — 11 ноября 1918 г.).

Второй период можно подразделить на следующие этапы:

1.  Непосредственные следствия окончания мировой войны — падение и ослабление группировок, опи­равшихся на оккупационные армии Центральных держав, создание новых государств на западной границе и военная интервенция союзников на юге Рос­сии и в Закавказье. Одновременно с этим отход вос­точных армий к предгорьям Урала, выдвижение идеи общеимперской диктатуры адмирала Колчака и освобождение Добровольческой армией всего Се­верного Кавказа (11 ноября 1918 г. — конец февраля 1919 г.).

2. Переходный период — приспособление к новой обста­новке, вызванной окончанием мировой войны. Пере­нос центра тяжести борьбы на юге с Кавказа на Дон, вооруженная интервенция и эвакуация союзниками юга России, создание западного противосоветского фронта и наступление армий адмирала Колчака от Урала до Волги (март — апрель 1919 г.).

3.      Период оформления контрреволюции в общеимпер­ском масштабе и ликвидация мировой войны — при­знание белыми фронтами правителем России адми­рала Колчака, выдвижение Добровольческой армии на Украину и Нижнюю Волгу, наступление запад­ного польско-латвийско-эстонсксго фронта, созда­ние Северо-Западной армии генерала Юденича и отход армий Восточного фронта от Волги за Урал. Оформление конца мировой войны подписанием Версальского договора (май — август 1919 г.).

4.      Общее наступление белых фронтов — Доброволь­ческой армии на Москву (захват Орла), Северо-За­падной армии на Петербург (захват Пулково) и ар­мий Восточного фронта из Сибири к Уралу. Эваку­ация союзниками Беломорского побережья и война белых с украинцами (сентябрь — первая половина октября 1919 г.).

5.  Ликвидация белых фронтов — отход Добровольче­ской армии от Орла на Ростов (и крестьянские вос­стания на Украине), восточных армий в Сибирь и расформирование армии генерала Юденича (вто­рая половина октября — декабрь 1919 г.).

6.                 Агония белых фронтов — расстрел адмирала Кол­чака, ликвидация Северного фронта, Новороссий­ская эвакуация (январь — март 1920 г.).

Третий период можно подразделить на:

1.   Польское наступление на Украине и оформление Крымской армии генерала Врангеля (апрель — май 1920 г.).

2.   Поход большевиков на Варшаву и выход армии ге­нерала Врангеля на Нижний Днепр, к границам Дона и на Кубань (июнь — август 1920 г.).

3.   Польско-советское перемирие и ликвидация Крым­ского фронта (сентябрь — ноябрь 1920 г.).

 

    К оглавлению.

 

 

Примечания.

 

1Барский, Никулин, Зеленцов. Роль железных дорог в Гражданской войне 1918-1921 гг. Табл. 2 // Гражданская война 1918-1921 гг. Т. II. М.: Военный вестник, 1928. С. 331.

2 Там же. С. 339.

3 Данные этой таблицы сведены из таблиц, приведенных в ст.: Вол­пе А. Военная промышленность в Гражданской войне // Гражданская война 1918-1921 гг. Т. П. С. 372, 375, 390.

4 Данные о количестве дивизий на разных фронтах во время войны заимствованы из основанного на официальных материалах германского Государственного архива в Потсдаме труда Гере (Gehre L. Die Krâftverteilung wflhrend des Weltkrieges. Berlin: Mittleru. Sohn, 1928).

5 Все германские.

6 Везде число дивизий относится только к Западному фронту; Кав­казский и Персидский не учтены в числе дивизий.

7 76 германских, 40 австрийских и 4 турецких и болгарских.

8 Из них 83 германских.

9 Ввиду различия стилей на разных фронтах борьбы и повсемест­ного сейчас перехода на новый стиль все даты приведены по новому стилю.