Тхоржевский И.И.

 

П. А. СТОЛЫПИН

 

Столыпин... Самое яркое из имен последнего цар­ствования...

Быстро уходят вдаль воспоминания недавнего прошлого, но все более непререкаемым блеском за­горается для нас имя Петра Аркадьевича Столыпи­на, когда-то столь боевое и для многих — когда-то спорное...

Мало сказать, что Столыпин был одним из луч­ших министров всех вообще царствований: он и от лучших слуг российского императорского пре­стола был отличен тем, что обладал чертами вож­дя, в современном политическом значении этого слова. Столыпин был диктатором. «Временщиком» звали его враги. Он властно вел русскую поли­тику, круто направлял ее в определенное русло и одно время добивался в Царском Селе всего. А вместе с тем умел оставаться, внешне, служилым рыцарем своего Государя.

Когда в неудачной японской войне надломилась вера в старое петербургское «как прикажете», тогда Витте удалось начать новый, более творческий пе­риод русской политической жизни. В идее, новый порядок был основан на сближении власти с рус­скими общественными верхами и на постепенном втягивании крестьянских низов в общерусскую культурную государственность. Но Витте удалось только начать. Наладить новый, думский порядок суждено было П. А. Столыпину.

Витте, в первых поисках нового строя, не нашел опоры в русском обществе и никогда не имел ее, по-настоящему, у Государя. В отличие от импера­тора Александра Третьего император Николай Вто­рой Витте не верил. «Витте всегда как-то отделяет себя — от меня», — эта фраза, вскользь, но с не­удовольствием брошенная Государем графу Сольско-му, метко определяет взаимные отношения.

Сменивший Витте, накануне открытия первой Думы, И. Л. Горемыкин оказался тогда — как и впоследствии — в непримиримом разладе с самой идеей Думы. И Государь, с редкой проницатель­ностью и удачей, назначил тогда премьером Столы­пина, всего два-три месяца назад бывшего губерна­тором.

Не «объезженный» в петербургских канцеляриях интриган, но зато привыкший смотреть прямо в глаза русской жизни, Столыпин был сразу встречен по-особенному: надеждой и ненавистью. «В ложе министров публика почему-то интересуется только г. Столыпиным», — писали думские хроникеры...

Для спасения идеи народного представительства Столыпин сломал неудачный избирательный закон Витте (не побоявшись взять «вину и грех» на себя). Не побоялся затем Столыпин — и в этом его глав­ная историческая заслуга — приступить и к корен­ной ломке крестьянского земельного строя. Он спра­ведливо не видел для России иного выхода. Му­жицкое хозяйство надо было вывести из темного, бесправного общинного подполья на твердую собст­венническую дорогу.

Успех столыпинской реформы был лучшим до­казательством ее жизненности. А как ополчались тогда на нее наши «правые»!

Но, сказав революционерам: «Не запугаете», Сто­лыпин мог бы повторить те же слова и правым. Он не боялся крепко держаться Думы, всегда отстаивал молодое русское народное представительство. Не по­боялся он вести беспощадную борьбу и с появив­шимся около царской семьи Распутиным, постоянно высылая его обратно в Тюмень. Это подтачивало его собственное положение, но зато, пока Столыпин был жив, старец никак не мог и не смел распоя­саться.

Распоясываться, впрочем, никому не было по­зволено при Столыпине. Упрямый русский нацио­налист, он был и упрямейшим, подтянутым запад­ником: человеком чести, долга и дисциплины. Он ненавидел русскую лень и русское бахваль­ство, штатское и военное. Столыпин твердо знал и помнил две основные вещи: 1) России надо было внутренне привести себя в порядок, подтянуться, окрепнуть, разбогатеть и 2) России ни в коем слу­чае — еще долго! — не следовало воевать.

Благодаря Столыпину, Россия вышла тогда из смуты и вступила в полосу невиданного ранее хо­зяйственного расцвета и великодержавного роста. Перед такой заслугой — так ли существенны сто­лыпинские ошибки, уклоны и перегибы!

Его политическая линия была «центральной» — единственно правильной для России. И когда, падая от изменнической пули революционера-охранника, Столыпин перекрестил издали Государя, этот по­следний его политический жест был прекрасным, ибо искренним. Столыпин имел право этот жест сделать! Он никогда не «отделял себя» от покойного Государя. И даже когда мог быть в душе недоволен, продолжал «честно и грозно» служить монарху. По­нимал, что значил для России (внутренне еще слабо и плохо связанной) исконный «обруч» монархии!

Убийство Столыпина было сильнейшим ударом по императорской России, началом ее конца. Столы­пинское «Вперед, на легком тормозе» продолжалось еще некоторое время и после его смерти. Главными продолжателями столыпинской традиции были граф В. Н. Коковцов и А. В. Кривошеин. Но власти его не было дано уже никому. Крайние русские фланги начали уже брать верх над центром. И земля стала понемногу ускользать из-под русского трона...

Последний, безвластный, русский премьер князь Голицын остался и на своем посту тем, кем он был раньше: управляющим канцелярией императрицы Александры Федоровны... О вожде-премьере не бы­ло уже и помину...

Но Столыпин свой долг перед Россией исполнил. В верности родине он, в нужную минуту, всегда находил в себе и нужные силы. Как бы нехотя, считая себя раньше «косноязычным», он в Думе показал себя первоклассным оратором. Никогда не считая себя не только гением, но даже просто осо­бым умницей, он избрал единственно верный путь для России, проложил прочные рельсы к будущему.

И вот — судьба! Как человек и политик, Столы­пин всегда был практическим реалистом. Он трезво и просто разглядывал любое положение и внима­тельно искал из него выхода. Зато, раз приняв ре­шение, шел уже в его исполнении безбоязненно, до конца. И на наших глазах этот простой и мужест­венный образ честного реалиста не только был об­лечен героическим ореолом: он начинает уже об­растать светящейся легендой — в согласии с исто­рической правдой.

 

1936

 

К оглавлению.

 

На главную страницу сайта.