ЯЩИК Т.К. Рядом с императрицей. Воспоминания лейб-казака.

 

 

    Предисловие

    (к датскому изданию 1968 г.){1}

    Тимофей Ксенофонтович  Ящик  родился  28 апреля  1878  года{2}  на

Кубани, в семье  Ксенофонта Ящика и  его супруги Василисы  Вараввы{3},

родиной которых  была станица  Новоминская. Это  жизнеописание в  1942

году Ящик продиктовал  на русском  языке своей  супруге Агнес  Обринк,

которая записала его на датском  языке{4}. В книге Ящик не  упоминает,

что в России он был женат на Марте Сидорской из станицы Новоминской, у

которой  от  него  было  четверо  детей,  из  них  двое  сыновей  были

священниками. Его супруга была убита во время революционных волнений в

1917 году, и  после того,  как Ящик  вместе с  императрицей приехал  в

Данию, он много раз  тщетно пытался вывезти из  России в Данию  своего

младшего сына,  который  страдал  туберкулезом.  Когда  сын,  наконец,

получил  выездное  разрешение,  то  было  уже  поздно:  Ящик   получил

извещение о том,  что сын его  мертв, и ему  направили фотографию,  на

которой  был  изображен  сын,  лежащий  в  простом  деревянном  гробу,

выстланном  газетами{5}.  Ящик  так  никогда  и  не  получил  датского

гражданства, он не хотел обращаться за  ним, а жил, как и  большинство

русских эмигрантов, в постоянной надежде когда-нибудь снова  вернуться

в Россию.  Ящик умер  17 июля  1946  года и  был похоронен  в  русском

секторе кладбища Ассистенс.  Его супруга Агнес  Обринк, родившаяся  28

августа 1892  года,  в  течение нескольких  лет  продолжала  содержать

бакалейный магазин на Вестерванг  в Вальбю, а  потом продала его.  Она

умерла 7 июня  1952 года и  была похоронена рядом  со своим  мужем{6}.

 

    Мое казачье детство и начало военной службы

    Мой конь подо мной – мой Бог надо мной.

    Я – казак, каким был до меня и  мой отец, а до него был его  отец.

Сколько мы  себя помним,  в  нашей семье  все мужчины  были  казаками.

Женщины... да, они были хорошими  женами, имели много детей, что  было

для нас вполне обычным делом. В  моей семье было четверо мальчиков.  Я

был самым младшим из четырех. Кроме нас, было еще две девочки{7}. Они,

конечно, были умными  и красивыми, но  девочки у казаков  в расчет  не

берутся, так как они  не могут стать солдатами.  Я родился в России  –

моей любимой России. Точнее сказать – на Кавказе в Кубанской  области.

Место, где я  родился, называется станица  Новоминская, там я  впервые

увидел свет 28  апреля 1878  года{8}. Эту  дату я,  конечно, узнал  от

других людей. Но все остальное, о чем рассказывается в этой книге –  о

моей удивительной и богатой событиями жизни, я помню сам и отвечаю  за

все изложенное, точка в точку. Я так много пережил за эти прошедшие 63

года, что у меня нет нужды  добавлять что-либо в свое повествование  с

целью сделать его  более драматичным и  захватывающим, чем  какой-либо

роман. Первое  из  запомнившихся  мне событий  произошло,  когда  меня

посадили на лошадь. Наверняка, это была старая и спокойная лошадь,  но

я уцепился  за нее  так, как  только мог  в мои  три-четыре года.  Мои

братья стояли рядом и  смеялись надо мной.  Старший был уже  солдатом.

Другие стали ими  позже. Один  из них  служил в  артиллерии, другой  в

кавалерии -20- , а третий в  гвардии, но, конечно, все они состояли  в

казачьем полку. И я бесконечно восхищался ими. Я не помню, как  прошла

моя первая  поездка  верхом.  Знаю,  что  несколько  раз  был  сброшен

лошадью, но в  течение короткого времени  научился крепко держаться  в

седле и постепенно  я, а не  лошадь, стал определять,  куда нам  нужно

ехать. В 4  года мне  выдали первую казачью  форму. После  этого я  не

ходил в иной  одежде. Мальчишки  всегда ходили  в форме  и были  горды

этим. Мы  чувствовали себя  уже казаками.  Я не  помню, когда  получил

своего первого коня – первого, которого имел право называть своим, но,

во всяком случае, еще до  того, как начал ходить  в школу, я уже  умел

ездить верхом и ездил хорошо. Мы, мальчишки, видели, как наши братья и

их товарищи  упражняются в  различных верховых  искусствах, в  которых

кубанские  казаки  во  все  времена  были  мастерами,  и  пытались  им

подражать. Иногда у нас получалось, и мы были так же горды собой,  как

любой  датский  мальчик,   который,  приходя  домой   из  школы,   мог

рассказать, что  он  лучший ученик  в  классе. Когда  мне  исполнилось

полных шесть лет,  я пошел  в школу. В  районе, в  котором жило  14000

человек{9}, было шесть школ. Расстояния были, порой, такими  большими,

что многие  из  детей должны  были  ездить  из дома  до  школы.  Когда

мальчишки могли взять своего коня, то ехали на нем в школу. Подъехав к

воротам школы, мы  спрыгивали с  него, разнуздывали,  и говорили  ему,

чтобы он шел домой – и конь быстро понимал сказанное. Можно также было

увидеть, как отец, старшие братья или работник везли младших в  школу.

Те крепко держались  за ездока,  иногда по несколько  человек друг  за

другом, так что последний  сидел уже почти  на хвосте лошади.  Повозки

из-за состояния дорог использовалась  очень редко, большей частью  это

были воловьи упряжки, которые  для нас, мальчишек, двигались  чересчур

медленно. Небольшие быстрые  и умные кубанские  лошади для детей  были

все равно что велосипед для жителей Копенгагена. Для взрослых они были

боевыми товарищами  и  рабочей  силой,  которая,  однако,  никогда  не

использовалась  для  пахоты.  Лошадей  щадили,  и  для  такой   работы

использовались волы.  -21-  В  то  время,  когда  проводились  полевые

работы, мы, разумеется,  оставались дома и  помогали взрослым. В  этих

работах участвовали также женщины и старики. Никому не было  позволено

бездельничать. Нужно было заботиться о том, чтобы дело двигалось,  так

как у настоящего казака, солдата все должно быть хорошим, чтобы он  по

возвращении со  службы мог  гордиться своей  землей. Женщины  частично

заботились и о его снаряжении, так как, зачастую, именно они выполняли

по серебру прекрасные работы для  украшения кинжалов и сабель.  Однако

школа не имела особого значения в нашем развитии, во всяком случае для

нас, мальчиков.  В ней  было  только два  класса начальной  школы.  Мы

переходили во второй  класс без всяких  затруднений. А когда  узнавали

уже столько  же,  сколько  и  учитель –  почти  столько,  –  школу  мы

заканчивали. Некоторые, конечно,  могли продолжать, так  как в  городе

имелись средние  учебные заведения  и гимназии  для тех,  у кого  было

желание и способности. Религия была в школе основным предметом,  кроме

того мы учились  читать, писать  и считать.  Я помню  немного о  самом

времени учебы  в  школе,  кроме  одного  очень  смешного  случая.  Это

произошло в первый год учебы, когда мы еще проходили книжку для чтения

первого класса «Пчелка»,  с изображенной на  ней пчелой. Пчела  должна

была показывать нам пример усердия и  терпения. Однажды к нам в  класс

пришел новый  молодой учитель,  сын  священника, который  был  заядлым

конькобежцем. У  этого вида  спорта  зимой были  большие  возможности.

Учитель вошел в  класс и написал  на доске несколько  цифр, но лед  за

окном притягивал его  настолько сильно, что  минуту спустя мы  увидели

его уже затягивающим коньки. Он приказал нам сидеть тихо и считать,  а

сам пошел  на  лед. Мы  бросились  к  окнам и  любовались  фигурами  и

поворотами, которые  он выделывал  на  льду. Все  забыли про  счет,  а

вскоре нашлось несколько  озорников, которые начали  кидаться мелом  и

книгами, в результате чего класс за короткое время стал похож на  поле

боя. Тогда я был  еще маленьким и застенчивым  и с ужасом наблюдал  за

этой необузданностью. Учитель вернулся в класс, но уже после того, как

было разбито несколько стекол. -22- – Вы скверные мальчишки! –  кричал

он. – Как вы могли это сделать? Кто начал? И он посмотрел на сделанные

разрушения. Ответа не последовало. – Вам  не стыдно! Я не хочу  больше

иметь дела с вами, отправляйтесь домой. Удивленный, я вернулся  домой.

Дома мать потребовала объяснения такого раннего возвращения из  школы,

то же  самое,  вероятно, сделали  другие  отцы и  матери,  виновным  и

невиновным достались подзатыльники и порка, а самым виноватым еще было

дано задание  вставить  новые  стекла.  Для учителя  же  это  был  его

последний день работы, он более не годился в учителя казакам.  Позднее

я ходил  в большую  школу, где  оба  класса сидели  в одном,  по  моим

понятиям, огромном зале и занимались  вместе. Учителя были строгими  и

не скупились на тумаки. Однажды у нас был диктант. Я быстро  справился

со своим  заданием  и  повернулся  к  сидящему  сзади  ученику,  чтобы

посмотреть, как  далеко он  продвинулся. Учитель  был тут  как тут.  –

Бездельничаешь, парень! Зачем  вертишься? Чтобы  придать своим  словам

вес, он  дернул меня  за чуб.  Было  больно, а  я ведь  выполнил  свою

работу. Когда позже у нас в школе была елка, учитель подошел ко мне  с

подарком и сказал, что я все же способный мальчик. Учителя обычно были

из «наших». Они получали жалованье от правительства, но зачастую имели

землю, которую сами возделывали или сдавали в аренду. Как правило, они

рьяно исполняли свои  обязанности, если  не были  слишком уж  старыми.

Можно сказать, что духовной «темноты» в  нашем краю не было. В  школах

были библиотеки, и люди брали книги у учителей, руководивших  выдачей.

Лучшие воспоминания о  школе касаются внешкольного  времени. Это  были

новогодние праздники  и те  случайные вечера,  на которые  мы  ходили,

зимние  помещения,  где  молодежь  собиралась  попеть,  потанцевать  и

порукодельничать. Это была  елка в  школе с  последующей вечеринкой  у

учителей.  Во  время  больших  праздников,  таких  как  Новый  год   и

Рождество, у ребятишек была возможность заработать себе -23- карманные

деньги. Мы  ходили от  дома  к дому  с Рождественской  звездой  нашего

собственного   производства   –    несколькими   палочками,    которые

закреплялись в  виде звезды  на длинной  палке, середина  звезды  была

украшена блестящей бумагой и картинкой с рождественскими евангельскими

мотивами. Мы входили через двери,  которые в рождественскую ночь  были

гостеприимно открыты, кланялись в угол, в котором висели иконы, и пели

рождественские гимны.  Перед иконами  были зажжены  лампады, и  голоса

мальчиков звучали громко и красиво. Хозяин и его семья хвалили нас,  и

в качестве  вознаграждения давали  нам  монетки, сладости  и  конфеты.

Кроме этого, был тихий  праздник Рождества, но  именно поэтому он  был

таким торжественным.  В  первый день  Рождества  ходили в  церковь,  и

колокола звонили  над заснеженной  землей.  На второй  день  Рождества

приходили гости, и люди становились добрыми. Новый год был для нас,  в

противоположность европейскому, также тихим домашним праздником. Двери

вновь открывались в двенадцать часов ночи, дети заходили, на этот  раз

с мешочком зерна, и  бросали зерно по направлению  к иконам. Тогда  мы

говорили: «С Новым  годом! Со святым  Василием!»{10} На масленицу  был

маскарад, который известен здесь в Дании и в других странах.  Ряженые,

одетые чаще всего бессовестными цыганами, обходили дома и  выпрашивали

всякую снедь. После этого собирались в каком-нибудь месте и устраивали

большой пир. В основе этой радости жизни была, все же, настоящая  вера

в Бога. Моя  семья была очень  религиозной. Я рано  научился любить  и

слушаться Бога. В связи  с этим я вспоминаю,  что дети каждое утро  до

того, как  сесть за  стол, должны  были умыться  и совершить  утреннюю

молитву. Выдержать весь этот  ритуал для маленького сонного  мальчика,

который к тому же очень любил поесть, было особенно тяжело. Как только

я начал говорить более  или менее правильно,  отец научил меня  словам

молитвы, учил меня креститься, делать поклоны и опускаться на  колени.

Однажды утром мне  пришла в  голову мысль  прикинуться больным,  чтобы

увильнуть  от  уроков  и  «утренней  гимнастики».  -24-  Я  лежал,  но

прислушивался  к  полному  молчанию  за  столом,  и  ждал,  когда  мне

что-нибудь принесут.  И тут  я  увидел, что  отец встал  из-за  стола,

медленно снял ремень со стены, сложил его в два раза и подошел ко мне.

Еще до того, как я успел сдвинуться с места, я получил обжигающий удар

ремнем. – И тебе не стыдно! – сказал  отец. – Или я не учил тебя,  что

Господь не любит неумытых детей? Помолился ли ты утром и  поблагодарил

ли Господа за  свое счастливое  пробуждение? Ты мог  ночью умереть  во

сне. Поблагодари  Господа,  парень, за  то,  что  ты все  еще  жив!  Я

вынужден  был  встать  перед  иконами  и  попросить  прощения  за  мой

проступок. Как я помню, это был единственный случай, когда отец поднял

на меня руку.

 

    Один раз рождаешься – один раз умираешь

    Может быть, датскому ребенку наша жизнь и покажется  однообразной.

Нам же она нравилась.  Во всяком случае, она  была здоровой. На  14000

человек был только один  врач, который жил в  нашем районе, а  зубного

врача и вовсе не было. Наша  пища была настолько здоровой, что  зубной

врач разорился бы за короткое время. Было и так, что старик лет 70 или

больше в один прекрасный день, к своему огорчению, замечал, что у него

качается зуб. Тогда  он обвязывал зуб  бечевкой. Другой конец  бечевки

крепко привязывал к  ножке стола  и дергал.  Если бечевка  оказывалась

крепкой, зуб был удален. Во всяком случае, я никогда не слышал,  чтобы

ножка стола треснула. Крепость наших зубов объяснялась тем, что мы ели

сухой, а не свежий мягкий хлеб, который так любят в большинстве  стран

Европы – и, наверное,  в особенности здесь в  Дании. Что такое кофе  с

венскими булочками,  мы не  знали вовсе.  Мы сами  пекли себе  хлеб  и

сушили его до такой степени, что он становился твердым, как сухарь.  И

по сегодняшний день у меня в духовке на изразцовой печке всегда  стоит

мешочек с  -25-  хлебом,  соответствующим моему  вкусу,  и  в  пожилом

возрасте у  меня все  зубы  целы. Зубной  щетки  вообще не  знали,  мы

набирали в  рот  воды  и  тщательно  его  прополаскивали;  этого  было

достаточно для  соблюдения гигиены,  так  как мы  ели много  овощей  и

фруктов с нашей собственной  земли. В целом,  жили мы неплохо.  Зимнюю

половину года  проводили в  своем доме.  Мы начинали  день с  трапезы,

состоявшей из пирожков  с капустной или  мясной начинкой или  с тем  и

другим. После  этого  следовала обязательная  большая  порция  пшенной

каши. Заканчивали  трапезу  истинно  по-русски  –  стаканом  чая.  Чаю

составляла конкуренцию  только  водка,  но нам,  детям,  ее,  все  же,

пробовать не  разрешали.  В двенадцать  обед.  Он состоял  из  первого

блюда, часто это был известный свекольный «борщ», жирный простой  суп,

который нам очень  нравился. После  этого нам  подавали жареное  мясо,

которое ели почти без  картошки и без соуса.  А когда нам подавали  на

обед картошку, она, как правило, была жареной. В три часа дня мы  пили

чай с колбасой или сыром. В  семь часов был обильный ужин,  состоявший

из остатков различной дневной еды. Мы поистине не нуждались ни в  чем.

Летом мы дома  не жили,  а отправлялись  в поле.  Другими словами,  мы

переселялись в небольшие  хатки, которые  располагались на  выделенной

нам земле. В хатках были печки,  но летом мы жили походной жизнью  все

же больше, чем  зимой. В один  из таких летних  выездов на «землю»  со

мной произошел  один  опасный случай.  Я  должен был  пасти  скот,  но

приучил молодого  двухгодовалого бычка  следить  за коровами.  Он  был

достаточно способным, что позволяло мне лечь и спать в поле,  подложив

руку под голову. То же самое я  сделал и в один особенно жаркий  день,

когда меня разморило. Вдруг я проснулся, почувствовав странный  холод.

В тот же  момент я услышал,  что сосед  кричит мне о  том, что  коровы

зашли на его поле. Я подпрыгнул, а  так как я поднялся, под мою  блузу

попала ядовитая двухметровая змея. Пока  я спал, она ползала по  моему

животу. Змея свернулась и подняла голову, чтобы укусить, но  работник,

который прибежал  посмотреть  -26- ,  что  случилось, убил  ее  метким

ударом палки. В последующем я был очень осторожен и не ложился спать в

открытом поле. В другой раз я  и мои родители оказались в  смертельной

опасности. Это  произошло по  вине волков.  Я вдобавок  был еще  очень

маленьким. Помню, что мы ехали в телеге, запряженной волами, и когда я

вставал в телеге, то  мог крепко держаться за  плечо сидящей в  телеге

матери. Мы ехали через лес, где  водились волки. Вдруг я услышал,  как

волы как-то странно начали мычать. Был уже вечер. Отец сошел с телеги,

и я услышал, как моя мать закричала. Перед нами стояла стая волков. Их

было слишком  много,  а  у  отца  не было  с  собой  ружья.  Тогда  он

решительно взял  палку с  телеги и,  держа ее  перед собой,  пошел  на

волков. Это их напугало, и нам удалось вернуться домой живыми. Вода, а

вовсе не водка, в раннем детстве оказалась такой же опасной для  меня,

в чем частично  виновата была  моя сестра.  Наш дом  был расположен  у

реки, и из воды выступали небольшие мостки, которые использовались для

того, чтобы  полоскать  белье. Мне  было  всего три  года,  когда  моя

сестра, ее подружки, все в возрасте до 12 лет, и я сидели на мостках и

смотрели в воду. Девочки  дурачились и, опустив  в воду ноги,  болтали

ими. Я попробовал,  было, сделать то  же самое, но  незаметно для  них

потерял равновесие и опрокинулся в воду. Меня на поверхности  частично

удерживала моя  рубашка, так  как из  нее образовался  пузырь. Тем  не

менее я наглотался  воды, меня  унесло, и я  действительно утонул  бы,

если бы один  человек не заметил  в воде нечто  странное и не  вытащил

меня. Он не знал  других способов спасения  на водах, поэтому  схватил

меня и  сильно встряхнул.  В  результате я  немного  пришел в  себя  и

срыгнул воду. Нет нужды рассказывать, что девочки, которые должны были

следить за мной, получили по заслугам. -27-

 

    Аллах посылает тебе гостя!

    В детстве были также и огорчения. Печалью в сердце отзывалось  то,

что очень старого коня приходилось пристреливать. Общей бедой для  нас

было и  то, что  зимой в  наши деревни  проникали волки  и  утаскивали

жирную овцу. Если зима была особенно суровой и волки становились очень

дерзкими, то принималось  решение покончить с  ними. Тогда вся  округа

созывалась для охоты  на волков.  Мне было не  больше двенадцати  лет,

когда меня посчитали достаточно взрослым, чтобы взять с собой. Мужчины

верхом выстраивались в большую дугу вокруг того места, где должна была

находиться стая.  Они  образовывали  полукруг  и  по  сигналу  скакали

вперед. Одновременно  стариков,  женщин  и  мальчишек  мобилизовали  в

качестве загонщиков. Они вооружались вилами, косами и другими  острыми

орудиями и  получали приказ  создавать как  можно больше  шума. Еще  я

помню, как стучало мое сердце, когда  впервые попал на такую охоту  на

волков, но я никому не смел сказать об этом, так как будущий казак  не

должен поддаваться страху.  Мы видели стаю  волков, промчавшуюся  мимо

как серая туча,  и гнавшихся  за ними  по пятам  наших быстрых  собак,

яростно  лаявших,  чтобы  показать  людям  дорогу.  И,  наконец,  стая

полностью  окружалась  и  уничтожалась  выстрелами  из  револьверов  и

карабинов. Теперь наступала очередь мальчишек посчитаться с волками  с

помощью наших кинжалов  и вил.  В этот момент  не чувствуешь  никакого

сострадания. Волк был нашим общим врагом, жестоким недругом казаков  и

его любимых животных. После этого все гордые направлялись домой выпить

стакан чаю и  водки. А  когда дети  укладывались в  постель и  шепотом

обсуждали события, произошедшие  на охоте, то  слышали, как в  горнице

старики рассказывали, что, во времена их молодости были огромные волки

и люди,  которые в  одиночку  сражались с  отчаянной от  голода  стаей

волков. И когда  водка уже  горячила кровь,  они начинали  отплясывать

старинные народные танцы, такие как гопак  и лихую лезгинку – танец  с

кинжалами. И  даже старые  деды  позволяли -28-  вовлечь себя  в  ряды

танцующих, они  пытались  еще  раз пройтись  вприсядку  в  гопаке  или

пробежаться по кругу в лезгинке; физических сил у них не хватало и они

не  могли  соревноваться  с  молодыми  в  «лихости»  (казачье   слово,

означающее темперамент). Зимой, особенно  на масленицу, была  традиция

веселого катанья на санях, запряженных тройкой или четверкой  лошадей.

Ух-ты! Как они  летели по  льду и снегу!  Ехали от  кабачка к  кабачку

заправляться «бензином»,  что еще  больше прибавляло  скорости. И  это

великое безделье среди долгой зимы  придавало необходимые нам силы.  К

сожалению, веселая компания могла закончить свое путешествие в  канаве

со сломанными руками  и ногами. Летом  мне доставляло большую  радость

ездить верхом  купаться.  Купанье  представляло  собой  веселую  возню

лошадиных и  мальчишеских  тел в  холодной  воде, на  солнце,  которое

светило с безоблачного  неба. Зимой  купанье было  совсем другим.  Нас

сажали в лохань, как говорилось раньше, сдеЛанную своими руками. Таким

способом каждую субботу мылись и взрослые. В воду бросали  раскаленный

камень или  гильзы  от патронов,  которые  нагревали ее  до  требуемой

температуры. Не  думайте,  что  мы не  соблюдали  чистоту!  Когда  нас

посещали мирные жители гор,  это было также  волнующее событие. Об  их

дикости и  тяге  к  разбою  всегда  ходили  легенды.  У  них  все  еще

существовала кровная месть. Но  если кто-то приходил  к ним как  гость

(кунак), то нельзя  было найти более  гостеприимного хозяина, чем  эти

люди. Случайных путешественников принимали и угощали также хорошо;  их

пожитки передавались на хранение  главному человеку в ауле  (деревне),

лошади были накормлены,  а днем  позже вещи возвращались  им в  полной

целости  и  сохранности.   Но  могло  случиться,   что  те  же   самые

путешественники, на  своем дальнейшем  пути подвергались  нападению  и

ограблению. Если ты приезжал гостем, тебя проводили в кунакскую  залу,

где были прекрасные ковры и  подушки, приносили кальян, что  считалось

знаком миролюбия. Кроме того, тебе подавали -29- густой турецкий  кофе

с гущей  на дне  чашки. Разговоры  были нашпигованы  словами  «кардаш»

(брат) и «якши»  (хороший). Женщины в  таких случаях не  показывались,

они только  подавали еду  или  омывали ноги,  что всегда  было  знаком

оказания чести чужому человеку, а гостеприимность рассматривалась  как

служение Богу. Свадьба в горах праздновалась с танцами и демонстрацией

оружия,  мужчины  и  женщины  танцевали  лезгинку,  выстрелы   служили

сопровождением музыке. Это был дикий  и живописный Кавказ! Однажды  во

время танца на кавказской свадьбе я получил довольно серьезную травму.

Я участвовал в одной из самых разудалых лезгинок, во время которой  не

только  бросали  кинжалы,  но  и  стреляли  из  пистолетов  под   ноги

танцующим. Здесь  нельзя  было ошибаться,  так  как это  был  танец  с

оружием. Я стал совсем неистовым от танца и грохота, и до того, как  я

понял это,  я уже  танцевал с  кинжалом  в руке.  Когда я  должен  был

бросить  кинжал  в  землю  зубами,  произошло  несчастье.  Я   потерял

равновесие, и лезвие прорезало мой мягкий сапог и прошло через один из

пальцев, как сквозь масло. Сильно потекла  кровь, и как только мог,  я

добрался до дому, где меня перевязали. После этого сумасшедшего вечера

я пролежал в постели целых три недели. Самую своеобразную лезгинку  из

тех, о которых я когда-либо слышал, теперь, к радости ее исполнителей,

не танцуют, о чем я сейчас расскажу. Один терский казак приобрел врага

среди граничащих с  ними черкесов. Произошло  убийство, и  родственник

убитого принял, из-за схожести имен, терского казака за убийцу. В один

прекрасный день, когда казак приехал на рынок с возами помидор (он шел

перед первой телегой, а мальчик из их семьи – перед другой), человек с

винтовкой выскочил из-за  поворота около кустарника.  Наш друг, как  и

мальчик, был без оружия.  Он начал объясняться с  черкесом, но тот  не

склонен был верить,  что у  него под  прицелом не  тот человек.  Чтобы

успокоить свою душу, он приказал казаку залезть на воз с помидорами.

    – Танцуй лезгинку  на своих  помидорах! – закричал  черкес, –  ну,

быстро!  -30-  Под  угрозой  винтовки,  направленной  на  него,  казак

вынужден был  послушаться  кавказца, чье  желание  увидеть  прекрасный

танец своей родины не охладилось до тех пор, пока оба воза помидор  не

превратились в помидорную кашу под танцевальными коленами русского. Но

драма имела свое продолжение. Казак  выследил своего врага –  любителя

лезгинки –  и  однажды уже  он  с  винтовкой в  руках  появился  перед

черкесом в  его  саду, где  тот  занимался сбором  слив.  Он  приказал

черкесу собрать сливы в кучу, и теперь черкес должен был танцевать под

музыку казака, пока сок не был выжат из всех слив. Чтобы представление

далее не продолжалось казак  поставил точку в  этой истории с  помощью

ружейной пули.

 

    Новобранец в армии императора

    Вот и наступил,  наконец, долгожданный  день, когда  я должен  был

начать дело  моей  собственной жизни.  Мне  казалось, что  годы  моего

обучения  длятся   целую  вечность{11},   хотя   они  и   были   полны

захватывающими впечатлениями.

    Однажды  во  время  тренировки   по  верховой  езде  я   подвергся

значительной опасности.  Наш  инструктор  по  верховой  езде  соорудил

препятствие, которое мы должны были  преодолеть. Оно состояло из  двух

канав, расположенных в 30 метрах друг от друга, посередине между  ними

располагался барьер  высотой в  полтора метра.  Разогнав лошадь  перед

первой канавой, всадник должен был  спрыгнуть на землю и, взлетев  над

лошадью, перевалиться на другую сторону. При следующем препятствии  он

прыгал в противоположном направлении,  а в третий  раз на ту  сторону,

что и  в первый  раз.  Это был  фокус,  который могли  усвоить  только

единицы. Тренировка  проходила  в  воскресенье и  на  ней  было  много

народу, в том числе  большое число мальчишек,  которые должны были  ее

посмотреть.

    Когда я  приблизился  к препятствию,  я  завел одну  ногу  на  шею

лошади, чтобы быть готовым к прыжку,  но руки вдруг соскользнули, и  я

выпустил гриву лошади, а спустя мгновенье -31- лошадь потащила меня за

собой, так как одна моя нога крепко застряла в стремени. Инстинктивно,

чтобы не разбить голову, я подставлял каждый раз обе руки, когда видел

на  близком  расстоянии  от  своего  лица  длинный  лошадиный   хвост.

Неожиданно мне удалось ухватиться одной рукой за хвост лошади, и таким

не предусмотренным способом  лошадь и я  преодолели препятствие. Я  не

получил травм, так  как земля  была мягкой,  и даже  не ободрал  руки.

После этого наш учитель по верховой езде похвалил меня за хладнокровие

и сказал  другим,  что таким  образом  можно выйти  из  непредвиденной

ситуации.

    Во время  тренировок по  верховой  езде мог  произойти  несчастный

случай. Если казак падал с лошади, ему полагалось полежать и прийти  в

себя  в  течение  небольшого  времени,  пока  его  не  осмотрят  более

внимательно. Серьезные несчастья происходили редко, молодые люди  были

ловкими и легкими  и привыкли выходить  из затруднительных  положений.

Никто не нуждался  в какой-либо  сентиментальности. Ближайший  лазарет

был  в  70  километрах,  и  если  доехать  туда  было  невозможно,  то

обходились помощью обычного санитара. Люди были закаленные, даже самые

трудные роды, подчас, происходили без  помощи врача; к сожалению,  это

могло привести  к  тому, что  нужно  было  спасать жизнь  и  матери  и

ребенка.

    Когда приходила пора идти в солдаты, то с собой брали коня и  свое

личное снаряжение. Семья не могла  избежать больших расходов, так  как

снарядить казака было довольно дорого. Но она платила эту цену охотно,

потому что  нам  всем  внушали,  что любить  царя  нужно  больше,  чем

кого-либо на свете.  Мы чувствовали  себя особо  избранными для  того,

чтобы охранять и защищать его.

    Когда мне  исполнился 21  год, я  передал свои  земельные  участки

семье и отправился на сборный пункт, откуда мы должны были идти маршем

в  Тифлис.   В  этом   походе  предъявлялись   большие  требования   к

находчивости  и  самостоятельности,  и   я  впоследствии  должен   был

показывать пример в выполнении этого.

    Наш  полк  стоял  в  Кахизмане{12}  под  Тифлисом.  Офицер  забрал

новобранцев на сборном пункте и препроводил их в место назначения.  Мы

поехали во Владикавказ  железной дрогой в  составе 200 человек,  после

чего мы ехали по проселочной -32- дороге, проходившей между  пропастью

и крутой отвесной  скалой, до тех  пор, пока не  достигли цели  нашего

путешествия.

    Во Владикавказе мы,  прежде всего, должны  были сделать  различные

закупки, и  я вместе  с 7  другими новобранцами  был выбран  в  помощь

офицеру для совершения в пути разных дел. Нам выдали карту и мы должны

были опередить колонну, чтобы обеспечить ее прибытие.

    Стояла жаркая солнечная погода, и  когда мы закончили свои дела  в

городе,  у  нас  был  четырехчасовой  запас  времени  по  сравнению  с

остальными и мы решили тронуться в путь.

    Мы выполнили наши  задачи вполне удовлетворительно,  но, устав  от

однообразия дороги, взяли на себя смелость отправиться прямым коротким

путем, чтобы сэкономить время для дальнейшего отдыха и развлечений  на

следующем  привале  до   прихода  остальных.  Мы   знали,  что   можно

воспользоваться   горными   тропами,   чтобы   значительно   сократить

расстояние. После расспросов выяснилось, что к реке Куре, где  имеется

мост, ведет  ослиная  тропа! Мост  приведет  к населенному  пункту,  в

который мы и должны были попасть.

    Двинулись в путь в хорошем настроении и очень радовались тому, что

приедем намного раньше,  но на последнем  участке дороги тропка  стала

слишком узка для лошадей. Почва была очень рыхлой, и легко можно  было

поскользнуться. 12 метрами ниже нас бурлила удивительно быстрая  река.

Возвращаться назад было  невозможно, так  как это  значило опоздать  и

получить соответствующий  нагоняй.  Одному  из  нас  пришло  в  голову

спуститься вниз по склону к реке. Но как выяснилось, в этом также были

большие трудности – склон был слишком крутым. Что же было делать?

    Пока  обдумывали  это  обстоятельство,  обнаружилось,  что  четыре

лошади уже  спускаются вниз  поодиночке. Когда  животные были  уже  на

полпути вниз по склону, только тогда мы схватились за ремни и веревки,

и это единственное, что  мы могли в данный  момент сделать. К  счастью

казацкие лошади  послушны и  терпеливы, как  никакие другие  животные,

когда они понимают, что ситуация серьезная. И вот мы снова  продолжили

свой путь вдоль реки. Настроение опять поднялось -33- . Мы уже увидели

мост, а по другую сторону реки различали дома того города, куда должны

были приехать.

    Но когда подъехали к мосту, то увидели, что он был построен в  две

колеи с очень  крутым подъемом  и высоко  расположен над  поверхностью

воды. Тогда  мы предприняли  маневр  в порядке  обратном  предыдущему.

Некоторые из нас пошли  вперед и тянули лошадей  за собой вверх, в  то

время как другие  подталкивали их сзади.  Постепенно все оказались  на

мосту и  спустя  пять минут  гордо  въезжали в  город.  Мы  сэкономили

несколько миль,  гуляли, шутили  и  веселились до  прихода  остальных,

запыленных и злых после длинного перехода по проселочной дороге.

    Офицер так ничего и  не узнал, но было  бы неплохо получить  потом

что-нибудь дополнительно  для  лошадей,  так как  они  это  заслужили.

Лошади часто были нашими лучшими товарищами в сложных ситуациях.

    Я провел  четыре  года  в  Тифлисе  и  расскажу  немного  об  этом

удивительном и пестром городе.

    Город  расположен  на  обеих   сторонах  желтой  и  шумной   Куры,

окруженной голыми скалами.  Местными жителями в  скалы встроено  много

домов, называемых саклями. Если подняться на расположенную с запада от

города гору Давида, то открывается  великолепный вид на Тифлис.  Много

величественных  зданий  возвышается  над  массой  жилых  домов;  сотни

церквей устремляют вверх свои двенадцатигранные башни, и посеребренные

шпили башен блестят на солнце. Как правило, голубое прекраснейшее небо

образует свой свод над городом, а на севере, в чистом воздухе светится

снежная вершина Казбека, как громадная сторожевая башня Кавказа.

    Наши казармы находились на главной  улице, около собора и  дворца.

Когда я впервые увидел жизнь на  улицах города, то не мог не  заметить

множество водоносов  с их  примитивными  бурдюками, заменявшими  в  то

время построенный позднее водопровод.  Если остановиться и  закричать:

Муша! сразу же подойдет множество носильщиков и предложит свою помощь.

Бедственное существование  этих  людей  служило  явным  свидетельством

социального неравенства  в  городе.  Они  были  самыми  бедными  среди

местного населения и брали  на -34- себя  самую грубую, самую  тяжелую

работу за жалкое вознаграждение.

    В обуви, прошитой и обвязанной  веревками, они ходили по камням  и

крутым горным склонам с  тяжелой ношей на  спине, состоящей из  товара

или вещей, перевозимых на другую квартиру.

    Гуляя по Тифлису,  встречаешь здесь самую  пеструю смесь Европы  и

Азии. Элегантные русские дамы рядом с полу скрытыми вуалью армянками в

огненно-красных   платьях;   маленькие   суетливые   армяне,    одетые

по-европейски, между  высокими лениво  гуляющими грузинами  в  длинных

местного покроя черкесках. Если в  Берлине на Унтер ден Линден  нельзя

выстрелить из  пистолета, не  ранив доктора,  то здесь  невозможно  не

прострелить той же самой пулей двух-трех местных князей.

    С Азией  встречаешься, прежде  всего, во  многих публичных  домах,

предназначенных  для  удовольствия  всех  народностей  и  сословий   в

Тифлисе.  Армяне,   самые  предприимчивые   люди  на   земле,   широко

представлены и  в  этой любовной  отрасли,  а грузины  большей  частью

занимаются торговлей вином.

    Город не жалуется  на отсутствие развлечений,  хотя многие из  них

довольно примитивного типа. Это театральный город – для  образованных,

большую  часть  которых  составляют  гарнизонные  офицеры  и   крупные

чиновники с семьями, здесь кроме государственного театра имелось много

других. Для широкой публики по праздничным дням была борьба и народные

танцы.

    Посещение базара можно  назвать развлечением  для себя.  Армянский

базар  расположен  в  старой  части  города,  которая  является  самой

занимательной. Здесь можно  принять горячую ванну  – город  собственно

возник вокруг этих горячих источников,  давших ему имя{13}, – а  затем

насладиться тенью балконов, которые нависают над улицами.

    По всему  городу,  на  юге  и  востоке,  работают  ремесленники  в

открытых  мастерских,  и  каждая  улица  имеет,  как  в  средневековых

городах, свое ремесло. Например, на  одной улице можно увидеть  только

портных, которые сидят  и шьют  или -35- крутят  швейную машинку.  Сам

портной сидит с кинжалом  и саблей, вооруженный  до зубов, на  случай,

если возникнут проблемы с заказчиком.

    На другой улице сплошь  сидят сапожники и работают  инструментами,

взятыми как будто из сказок «1000 и одной ночи».

    Целые  кварталы   полны   оружейниками.  Можно   порадовать   себя

действительно красивым и редким оружием. Тогда еще делались кольчуги и

шлемы, как для древних сарацинов,  боевые булавы, нарукавники и  щиты,

мечи, кинжалы и ружья. Для  того, чтобы показать заказчику,  насколько

хороша сталь, оружейник брал клинок и рубил им камень, выбивая  искры.

На лезвии не оставалось никаких повреждений.

    В узких улочках была почти всегда давка. Большие татарские  овечьи

шапки возвышались  над толпой.  Медленно продвигались  ослы и  мулы  с

различными товарами. Мушары пробегали  рысью наперегонки с  повозками,

запряженными буйволами,  а если  по  улице медленно  проходил  караван

верблюдов, то все другое движение останавливалось.

    Мой командир полка несколько раз отмечал, что я хороший стрелок, и

поэтому я  был направлен  в качестве  ординарца к  генерал-губернатору

князю Голицыну{14}. На  Кавказе он  был самый  влиятельный человек.  Я

выезжал с ним много раз на охоту,  но никогда не забуду той охоты,  на

которой я впервые выступил штурманом и дипломатом.

    Губернатор{15} и князь Голицын должны были ехать на утиную  охоту.

Нужно было найти место в  приличном расстоянии от города, на  красивом

озере, заросшем тростником, которое  каналом соединялось с Курой.  Это

царство гусей и уток, и я должен был выступать своего рода  охотничьей

собакой и мастером на все руки.  Я получил приказ назначить встречу  в

месте, где находилась лодка, которую я должен был привести для высоких

господ.  Когда  я  увидел  ее,  мне  показалось,  что  она  похожа  на

десятивесельную морскую шлюпку, и волосы встали дыбом на моей  голове,

так как  мысленно увидел  себя  управляющим ею.  Дома, на  Кубани,  мы

никогда  не  плавали   ни  на  чем   другом,  кроме  небольших   лодок

собственного производства. Я решил, что моя карьера на этом закончена.

-36-

    Камень свалился с моей  души, когда ко  мне приблизился человек  и

сказал, что  грести будет  он, а  я буду  заниматься больше  вопросами

охоты. Мои задачи  были расширены,  так как  я должен  был следить  за

курсом и указывать, где упали подстреленные птицы и от чьего выстрела.

Князь спрашивал меня, куда  упала его птица, а  так как на охоте  было

несколько человек, чьи птицы  падали кучно, то предоставлялся  удобный

случай для грубой лести. Это, правда, не соблазняло меня. Я высказывал

свое мнение о том,  куда легли выстрелы,  и моя честность  производила

хорошее впечатление  на князя  Голицына. С  того дня  я все  больше  и

больше пользовался его благосклонностью.

    Для бодрого и  здорового человека занятие  охотой было  прекрасным

времяпрепровождением. Особенно это  касалось охоты  на кабана.  Солдат

направляли в  качестве  загонщиков,  а  на  пути  кабана  натягивалась

металлическая сетка. В лесу звучали стрельба, крики, охотничий рожок и

лай собак. Однажды, это был сентябрь месяц, мой сосед, подражая  крику

косули, подстрелил громадного оленя.  Рядом находился один из  солдат,

и, несмотря на то, что у него в руках было ружье, олень побежал  прямо

на него  и поднял  на рога  у всех  на глазах.  Солдат был  смертельно

ранен. В тот  же раз  застрелили кабана весом  17 пудов.  Он был  убит

разрывной пулей, когда клыками подкапывал расположенные рядом кусты.

    После такой большой охоты важные  охотники собирались на не  менее

важный обед  под открытым  небом.  Охотничьи байки  были  основательно

сдобрены шампанским.

    Во  время  моего  пребывания  в  Тифлисе  я  участвовал  в  поимке

нескольких армян, совершивших  покушение на генерал-губернатора  князя

Голицына.

    В то время, когда  все это происходило,  среди известных в  городе

лиц был один  армянин по фамилии  Манташев{16}. Он был  очень богат  и

отстаивал интересы своих земляков среди грузинского населения.

    Он хотел получить от  генерал-губернатора привилегии для армян  за

счет грузин.  Однажды  этот армянин  отправил  25 000  рублей  на  имя

генерал-губернатора для «распоряжения по собственному желанию».  Князь

Голицын   сразу   возбудил   против   -37-   него   дело   о   подкупе

высокопоставленного государственного чиновника, а пока дело шло  своим

чередом, произошло следующее.

    Князь Голицын и его  супруга после обеда  отправились в экипаже  в

только что  заложенный  в  Тифлисе Ботанический  сад  в  сопровождении

только одного казака. Сад располагался за городом в гористой местности

и был довольно уединенным.

    В наших казармах был час  отдыха, когда неожиданно и очень  спешно

нас подняли по тревоге.  Без объявления приказа, без  предварительного

смотра, нам было сказано только:  «Вперед во весь опор в  Ботанический

сад!».  Народ  испуганно  жался  к  стенам  домов,  когда  мы   верхом

проносились мимо,  как  пожарная команда.  Может  быть, мы  кого-то  и

переехали насмерть  в  этой  безумной  гонке, все  было  точно  как  в

последнем акте американского фильма.

    Но  что  же  случилось?  Один  грузинский  гимназист  позвонил  по

телефону  из  своей  квартиры,   которая  была  расположена  рядом   с

Ботаническим садом,  и сбивчиво  сообщил, что  на князя  во время  его

поездки пятью  бандитами совершено  нападение. Его  превосходительство

истекает  кровью  от   удара  кинжалом,  казак   ранен  выстрелом   из

револьвера. Княгиня и кучер не пострадали.

    Когда мы  прискакали на  указанное место,  гимназист ждал  нас  и,

указав вниз на овраг  у дороги, сказал: «Они  пошли вниз». Наш  офицер

приказал образовать кольцо и медленно  окружать беглецов, они вряд  ли

далеко ушли.  Мы образовали  цепь и  осторожно продвигались  вперед  с

готовыми к  выстрелу  ружьями,  так  как  ждали  того,  что  виновники

покушения будут  защищаться до  последнего.  И, наконец,  мы  окружили

природный туннель в  склоне горы,  так как были  уверены, что  бандиты

попытаются найти в нем убежище.

    Было сделано  несколько выстрелов  в  темноту, и  вдруг  прозвучал

ответный выстрел из револьвера.  Казаками, находящимися поблизости,  в

туннеле  было  произведено  несколько  залпов.  Послышались   ответные

выстрелы. Когда мы  спустились туда,  то увидели,  что четверо  мужчин

были мертвы, а  пятый еще  жив и  был взят  в плен.  Это был  огромный

мужчина -38- , весивший 12 пудов, и мы сначала не представляли с  чего

начать, чтобы взять его  с собой. Лошади, на  которых мы пытались  его

погрузить, под этой тяжестью просто  падали на колени. В конце  концов

мы нашли  выход,  связав  двух лошадей  вместе  таким  образом,  чтобы

великан мог расположиться на двух седлах сразу и так он был  доставлен

в город.  Перед  тем, как  он  ночью  умер от  ран,  удалось  получить

несколько имен  его сообщников.  Было подозрение,  что здесь  приложил

руку Манташев, но это не было доказано, однако, без всякого  сомнения,

его арест был связан с этим покушением.

    Князь Голицын, который сам  был грузным и  весил 13 пудов,  только

благодаря своей дородности после покушения  остался жив. Он был  ранен

кинжалом, которым  ударили сверху  с большой  силой. Кинжал  полностью

срезал одну щеку  и часть шеи,  которая К счастью  имела толстый  слой

мяса и жира. Если бы он был худым, мгновенно были бы перерезаны шейные

артерии. Князь Голицын проболел несколько месяцев и вынужден был  уйти

с поста, так  как получал  письма с  угрозами, даже  после отъезда  из

Тифлиса.

    В какой степени велик был  страх перед покушениями, указывает  то,

что дворец  губернатора  был  окружен  подземными  секретными  постами

прослушивания, которые  должны  были  обнаруживать  закладку  мин  или

адских машин{17}. На место Голицына пришел известный  Воронцов-Дашков,

который более преуспел  в армяно-грузинской  политике{18}. Теперь  нам

осталось  рассказать,  как  происходило  само  нападение  и  как   нас

отблагодарили за  нашу работу  при  поимке разбойников.  Когда  экипаж

губернатора въехал  в  почти  безлюдную часть  парка,  те  пять  армян

выскочили, остановили экипаж и  револьверным выстрелом свалили  казака

на землю. Он был только ранен  и пытался вытащить саблю, чтобы  прийти

князю Голицыну на  помощь. Голицын, имевший  только трость, с  сильным

кровотечением опустился на дно  экипажа. Княгиня никак не  пострадала.

Такова была  ситуация, когда  нам позвонил  грузин. Позже  он  получил

вознаграждение, а наш офицер и казак князя получили по награде каждый.

Большинство из нас получили -39-  по бутылке Крымского шампанского  от

брата князя, у которого были  в Крыму большие виноградники{19}.  Когда

мой призыв должен был возвращаться домой, князь Голицын спросил  меня,

не хочу ли я отправиться вместе с ним в Санкт-Петербург. Князь  должен

был каждый год  приезжать к императору  с докладом, и  в связи с  этим

визитом    организовывалась    большая     охота    в     окрестностях

Санкт-Петербурга. Я сразу же ответил согласием, так как надеялся,  что

эта поездка  даст мне  шанс увидеть  царя, в  то время  это было  моим

заветным желанием.  Мое желание  исполнилось  гораздо быстрее,  чем  я

ожидал.  Вскоре  после   того,  как  мы   приехали  в  столицу,   была

организована большая императорская охота, где я и увидел царя{20}. Это

был один  из самых  больших дней  в моей  жизни. В  следующий раз  это

случилось на большом военном параде в Санкт-Петербурге в октябре  1904

года по  случаю крестин  наследника.  Это был  незабываемый  праздник.

Германский кайзер  Вильгельм II  был  крестным отцом,  а  вдовствующая

императрица Дагмар крестной матерью{21}. В те дни я и не  догадывался,

что позднее мне будет разрешено носить молодого царевича на руках –  и

не один, а бесчисленное множество  раз. Если бы кто-то предсказал  мне

эту счастливую перспективу, то я бы не поверил. Я был поглощен  только

тем, что видел  царя своими  собственными глазами,  и радовался,  что,

вернувшись домой, смогу рассказать всей станице об этом исключительном

событии. Некоторое  время  спустя князь  Голицын  заболел и  более  не

нуждался во мне.  Когда он  сказал мне это,  то одновременно  спросил,

может ли он  что-либо сделать для  меня. Я немного  подумал и  спросил

его, не сможет ли он помочь мне поступить добровольцем в  лейб-гвардию

императора. К  счастью,  князь  был  хорошим  другом  командира  полка

лейб-гвардии, и  я сразу  же был  принят.  Я был  на седьмом  небе.  У

казаков не было большего желания,  чем служить нашему дорогому царю  и

быть к  нему как  можно ближе.  Вот, я  и стал  солдатом  лейб-гвардии

императора, и вслед  за этим начался  десятилетний период, который  не

был отмечен  -40- сколько-нибудь  большими  событиями, но  имел  самое

большое значение  в  моей  жизни. Лейб-гвардия  царя  насчитывала  600

человек.  Половина  из  них  состояла  из  кубанских  казаков,  вторая

половина –  из  терских казаков.  Мы  поделили между  нами  караульную

службу таким образом, что по очереди несли службу солдаты то одной, то

другой половины полка{22}.  Существовала разница и  в нашей  форменной

одежде, хотя  на поверхностный  взгляд  все выглядели  одинаково.  Мы,

кубанцы, были горды тем, что  царь предпочитает носить нашу  униформу.

Мы рассматривали это, как особый знак,  хотя это всего лишь был  выбор

по вкусу  царя. Первый  год  прошел в  обучении караульной  службе.  Я

посещал школу и  закончил ее унтер-офицером  – высшее звание,  которое

могло быть  присвоено  казаку  в  младшем  чине{23}.  Одновременно  по

очереди несли вахту  вместе с  другой половиной  полка. Вокруг  дворца

проходила дорога длиной 5 км. Она регулярно патрулировалась – и днем и

ночью.  Позже  многие  спрашивали   меня  о  том,   были  ли  у   меня

запомнившиеся встречи  и стычки  с  анархистами и  революционерами  во

время этих круговых  патрулирований. Я был  вынужден отвечать им,  что

ничего подобного не происходило. Население в этой местности с  любовью

относилось к своему царю,  и когда люди  видели его прогуливающимся  в

лесу, окружавшем дворец, они кричали  «Да здравствует царь!» и  махали

ему и его семье. Так было до последнего дня, а служил я в лейб-гвардии

до апреля 1914 года{24}. Меня спрашивали, не был ли кто-либо  назначен

для слежки за  нами. Этим  я также должен  был ответить  отрицательно.

Команда была под таким тщательным  наблюдением, что тайная полиция  не

нуждалась в наблюдателях среди нас. Патрульная служба, напротив, часто

была очень тяжелой,  особенно зимой. Много  раз случалось, что  борода

превращалась от мороза в твердые  сосульки, как только мы выходили  из

караульного помещения на улицу, но такова солдатская доля – переносить

все невзгоды, и мы не  уделяли много внимания этим неудобствам.  Кроме

того,  мы  были  защищены  от  мороза  наилучшим  образом.  -41-  Наша

форменная черкеска была теплой одеждой,  как и кавалерийские шинели  и

бурки из овечьей шерсти, которая была сваляна и подбита так, что сразу

становилась такой же  плотной, как  войлок и  одновременно пушистой  с

наружной стороны. Бурка не пропускала ни дождь, ни ветер, ни снег,  ни

холод. Во время поездок верхом бурка расстилалась как покрывало поверх

лошади,  и  это  сохраняло   ее  тепло.  Одно­временно  тепло   лошади

передавалось и  седоку, и  получалось, как  будто ты  сидишь в  теплой

палатке.  Бурка  –   удивительная  часть  одежды.   Она  у  меня   еще

сохранилась, ей 26 лет, но выглядит совсем новой. Такую одежду  делали

в старой  казачьей  стороне.  Наше  оружие  также  являлось  предметом

восхищения из-за его качества и красивой чеканки. Каждый из казаков  в

лейб-гвардии царя  имел  кинжал  и шашку,  на  рукоятках  которых  был

выгравирован прекрасный извилистый орнамент. Гильзы патронов,  которые

высовывались из нагрудных карманов наших униформ, были также  украшены

орнаментом, выполненным по серебру. Наше оружие имело цену  небольшого

состояния, работа выполнялась у нас дома, нашими женщинами. Шашка была

особенной гордостью.  Она часто  переходила по  наследству от  отца  к

сыну.  Это  фамильная  драгоценность,  с  которой  казак  никогда   не

расставался. У меня до сих пор сохранилась моя шашка. Она следовала за

мной из Санкт-Петербурга до Крыма и дальше в Данию. Люди полагают, что

быть гвардейским казаком выгодно. Ничего нет более ошибочного. Это  не

должность, а дело чести. Когда мы поступали на службу, мы приносили  с

собой  все  снаряжение.  Только  винтовка  и  боеприпасы  поставлялись

государством. Когда  я  был рядовым  в  Тифлисе на  рубеже  веков,  то

получал 2 рубля 40  копеек (около 5 крон)  жалованья в месяц. Когда  я

приехал в столицу и стал гвардейским казаком, мое жалованье повысилось

до 12 рублей в месяц плюс еда и квартира, т.е. около 25 крон. Когда  я

стал казачьим урядником, мое жалованье составляло 40 рублей, но звание

предполагало также разные обязанности. -42- Это говорит само за  себя:

на эту  сумму  содержать  семью было  невозможно.  Семья  должна  была

содержать себя сама, но  у нее в распоряжении  была земля казака.  Для

казачьей семьи было честью содержать  свое хозяйство так, чтобы  глава

семьи, казак, мог гордиться им.  Время от времени мы получали  отпуск,

чтобы  съездить  на  Кавказ  и  посмотреть  на  свое  хозяйство.  Тебя

принимали, как князька, возвратившегося домой в свое частное поместье.

Иногда родные навещали нас в Санкт-Петербурге. Недалеко от казарм  был

небольшой дом,  где казаки  могли  жить со  своими семьями,  когда  те

приезжали в столицу{25}. Казаки, поступающие на службу в лейб-гвардию,

часто приводили с  собой своего  коня; это  были прекрасные  животные,

быстрые и умные. Если кто-нибудь из нас приходил в конюшню, достаточно

было только  прошептать кличку  коня, и  он сразу  же прислушивался  и

поднимал голову,  радуясь  встрече.  Во  многих  случаях,  если  дверь

конюшни приоткрывалась,  конь  понимал,  кто  пришел.  Он  нетерпеливо

переминался с ноги  на ногу  и ржал в  ожидании. Несмотря  на то,  что

часть нашей службы, конечно же, осуществлялась в пешем порядке, мы все

же не забывали, что мы кавалеристы. Мы тренировали лошадь и  проводили

конкурсы и конные состязания, как  дома в станице. Одним из  искусств,

которое высоко ценили, было научить лошадь падать замертво. Только  по

одной короткой команде лошадь мгновенно бросалась вниз и лежала  тихо,

как мышка... Она  выполняла эту  команду, даже  если она  и всадник  в

данный  момент  были  в  движении.  В  то  время,  когда  я  служил  в

лейб-гвардии, началась русско-японская война. Она началась весной 1904

года, но достигла своей кульминации в 1905 году. Позже я думал о  том,

что было  удивительно:  отзвуки  этой войны  не  производили  сильного

впечатления на Санкт-Петербург.  Конечно, мы  отслеживали события,  но

было ощущение,  что все  происходит  в совсем  другой части  света.  В

последующие годы, как в городах, так и в деревнях случались  волнения,

но эти события  настолько не касались  жизни царя, чтобы  лейб-гвардии

приходилось доказывать свою  верность. Если такое  и случалось, то  мы

блестяще справлялись с  испытанием. -43-  В старой  России было  много

церковных праздников, они отмечались с такой пышностью и великолепием,

с какой празднества не проходят больше нигде в мире. Пасха была  самым

большим праздником в году, но  для нас, служивших в лейб-гвардии,  все

же Рождество  было  тем  праздником, которого  мы  ожидали  с  большим

нетерпением. Каждый первый день Рождества проводился большой парад.  В

этот день царь лично обходил фронт и раздавал подарки каждому солдату.

Часто это  были  небольшие  предметы из  серебра  –  ложки,  маленькие

шкатулки или нечто  подобное стоимостью  от пяти до  десяти рублей  за

штуку, но для тех, кто их получал, они не имели денежной стоимости,  а

являлись личным пожеланием царя счастливого Рождества и поздравлениями

от царской семьи, что придавало особый блеск этому дню. -44-

    Лейб-казак императора

    Рядом с царем

    Так шло время до рокового 1914 года. В апреле месяце этого года  я

должен  был,  по  всем  правилам,  уехать  домой.  В  это  время  царю

понадобился новый лейб-казак,  и наш  командир полка  спросил; нет  ли

кого-нибудь из отправляемых  домой людей,  кто хотел  бы получить  это

место. Многие вызвались, и  я был в их  числе. В один прекрасный  день

все претенденты  были  выстроены  в шеренгу  для  представления  царю,

который сам  должен был  выбрать  счастливца. Царь  подошел ко  мне  и

спросил: – Как тебя зовут? – Тимофей Ящик, Ваше Величество! –  Ящик...

Мне кажется, что я слышал раньше эту фамилию. Я позволил себе сказать,

что мой  брат,  который  старше  меня на  12  лет,  служил  в  царской

лейб-гвардии. Он быстро и внимательно взглянул  на меня и сказал: –  Я

беру этого Ящика! Я и виду не  подал, что от счастья не мог стоять  на

ногах. Мне было 36 лет. Как говорится, был в своем лучшем возрасте, но

казалось, что  моя  жизнь только  начинается.  В апреле  1914  года  я

приступил к службе  в качестве  первого лейб-казака{26}.  А через  три

месяца началась  война.  Обязанность  лейб-казака  делили  по  очереди

кубанские и  терские казаки  и сейчас  как раз  была очередь  кубанцам

представляться на этот важный  пост. Обычно царского лейб-казака  -45-

меняли два раза  в год. Но  из-за особых условий,  о которых  расскажу

позже, я прослужил почти  три четверти года. Я  быстро выучил то,  что

требовал царь от своего  лейб-казака. Это было не  так уж и сложно.  Я

должен был только круглосуточно  находиться в его распоряжении.  Когда

царь утром  отправлялся  гулять  в  парк, то  я  следовал  за  ним  на

соответствующем расстоянии.  Если царь  хотел мне  что-то сказать,  он

иногда взмахом руки подзывал меня  поближе. Чаще всего это  случалось,

когда он находил  подкову, а так  как царь твердо  верил, что  подкова

приносит счастье,  то каждый  раз я  должен был  забирать ее  с  собой

домой. Царь чаще всего  гулял в парке,  где занимались верховой  ездой

сотни офицеров и рядовых казаков, поэтому неоднократно случалось,  что

он находил разные подковы, которые я должен был подбирать и засовывать

за ремень. Когда я возвращался обратно во дворец, то передавал подкову

камердинеру, и  тот  каждый  раз  приходил от  этого  в  отчаянье.  Он

абсолютно не верил, что подкова имеет свойство приносить счастье. Я не

знаю, приносили ли они счастье в то время, но что касается последующих

лет, то русскому  царю они  счастья не принесли.  Однажды, когда  царь

гулял в  парке,  он,  как  обычно, подозвал  меня,  помахав  рукой.  Я

подумал, что  он  снова нашел  подкову,  но оказалось,  что  речь  шла

совершенно о  другом. Незадолго  до  этого в  той местности,  где  был

расположен мой дом,  произошло сильное  наводнение. Император  получал

подробные рапорты о положении в месте катастрофы, где огромные площади

и дома стояли под водой{27}. Но очевидно он хотел узнать, что  простой

народ думает об этом несчастье,  и поэтому спросил, получаю ли  письма

из  дома?  Я  рассказал  ему  обо  всем,  и  царь  слушал  меня  очень

внимательно. Массы воды из Азовского моря были вытеснены на  Кубанскую

равнину, что  случалось  довольно  часто,  но  в  значительно  меньшем

масштабе, чем  на  этот  раз.  Эта  вода  нанесла  значительный  урон.

Вообще-то таким  способом море  обычно приносило  нам в  дар  огромное

количество рыбы, которую мы  легко ловили на крючок  и кидали затем  в

телегу. После этого  море мирно -46-  отступало. Но на  этот раз  вода

поднялась во время шторма, который длился пять часов, и оставила после

себя толстый слой  грязи на  только что засеянных  полях. Посевы  были

уничтожены. Скот  утонул.  Как  только  царь  убедился  в  правдивости

официальных докладов,  он  и  его супруга  проявили  свою  доброту  по

отношению к потерпевшим и пожертвовали им по 25 000 рублей каждый. Вот

таков был государь. Моя служба состояла в том, чтобы всегда быть рядом

с царем.  Во время  аудиенции я  стоял в  зале для  гостей,  ожидающих

приема, а когда он выезжал или совершал верховую прогулку, я  следовал

за ним. Если царская семья собиралась в театр, что, впрочем, бывало не

очень часто, я стоял  в передней перед царской  ложей. Время шло, и  я

старался  научиться  тому  искусству,   которое  было  важнейшим   для

лейб-казака: полностью  уйти в  тень, чтобы  никто не  замечал  твоего

присутствия, и  все же  быть настолько  близко, чтобы  в любой  нужный

момент вновь появиться. В качестве  лейб-казака я жил в самом  дворце.

Когда мы жили в казармах, мы прошли основательный курс  ориентирования

на местности, так  что я знал  каждый уголок и  каждый клочок земли  в

окрестностях дворца.  Совершить покушение  на царя  было  невыполнимой

задачей, если человек, задумавший покушение, не нашел доступа в  самый

приближенный к  царю  круг  людей.  Парк  кишел  сыщиками,  одетыми  в

гражданское платье, за которыми, в свою очередь, наблюдали жандармские

чины, также в гражданской одежде. Они могли в любой момент появиться и

учинить  проверку,  инспирировав  опасную  ситуацию.  Чтобы   свободно

передвигаться по дворцу,  нужно было очень  хорошо знать  расположение

его 300 комнат и залов. Караульная команда часто сменялась. Моя служба

не вызывала у меня трудностей. Царь был спокойным и простым человеком.

Нужно было только знать свои  обязанности, а он никогда не  предъявлял

непомерных требований. В то время царю было около пятидесяти  лет{28},

но по нему это  не было видно. Он  был превосходным спортсменом:  -47-

хорошо держался в седле, блестяще стрелял и был выдающимся  гимнастом,

в особенности отличным прыгуном. Несмотря  на свой зрелый возраст,  он

брал с большой легкостью самые  высокие препятствия. Я был  свидетелем

его меткости  в стрельбе.  В  одной из  поездок  он вышел  из  экипажа

поговорить с  солдатом. Вдруг  он увидел  орла, который  опустился  на

скалу на расстоянии 500  метров. В тот самый  момент у царя  проснулся

охотничий  инстинкт.  Он  взял  у  солдата  ружье,  заряженное  пулей,

прицелился  и...  попал.  Позже  офицер  забрал  подстреленного  орла,

конечно, чтобы сделать  из него чучело.  Теннис был современным  видом

спорта, который царь любил больше всего. Он и один из моих вышестоящих

начальников, позднее генерал,  Зборовский часто играли  друг с  другом

так, что пот буквально стекал с  них обоих ручьями. Но, прежде  всего,

царь был  совершенно  необычайным «ходоком».  Когда  он шел,  то  нам,

молодым и привыкшим к маршировке  людям, не удавалось выдерживать  его

темп.

    Маленький наследник престола

    Для императора  было  большим  горем то,  что  маленький  царевич,

наследник престола Алексей{29},  не мог участвовать  в его  прогулках.

Он, как известно, был слабым ребенком  и страдал от своей болезни.  Но

он был  быстрым и  смышленым мальчиком,  необычайно проницательным  по

отношению к людям, окружавшим его. Ему  было тогда десять лет, он  был

хорошо сложен и по виду крепким. Родители цеплялись за любую  надежду,

чтобы увидеть мальчика полностью здоровым  и сильным. Однажды царь  со

своей семьей  поехал в  Москву, где  было особенно  много  чудотворных

мощей. Я переносил мальчика на руках, когда они переходили от иконы  к

иконе. Царь  преклонял колена  и истово  молился. Был  ли пример  царя

заразителен или меня охватила вера, когда он сказал: – Ящик, ты можешь

молиться вместе с нами, – я тоже упал на колени и молился. -48-  Часто

царь сам носил своего сына на руках, но когда маленький царевич должен

был присутствовать на параде или в  церкви, то, как правило, я  должен

был нести его на руках. Царевич часто меня спрашивал: – А ты не устал,

Ящик? Но я, действительно, никогда не уставал, однако, когда в  первый

раз вернулся  домой,  моя  одежда  была  настолько  мокрой,  что  хоть

выжимай. У  маленького царевича  было много  интересов. Ему  нравилось

заниматься теми  видами  спорта,  которые  были ему  по  силам,  и  он

преуспевал во  всем,  что имело  отношение  к технике.  На  свой  день

рождения он получил автомобиль с мотором, специально сконструированный

для него, и он был  очень горд, когда ездил по  парку, а позднее и  по

улице. Его не устраивала только  скорость автомобиля. Мы почти  каждый

день слышали шум мотора из той комнаты, которая была предназначена для

физических, а именно  для электрических  опытов. В  этой комнате  была

установлена  точная   модель  настоящей   фабрики,  находившаяся   под

наблюдением   инженера,   который   был   преподавателем    маленького

наследника.  Принято  считать,   что  маленький   царевич  был   болен

гемофилией. Я не склонен  был верить этому.  Я полностью убежден,  что

это были  слухи, распространяемые  противниками царя,  чтобы у  народа

сложилось впечатление,  будто  будущий царь  слабый  и  дегенеративный

человек, которого Россия не  заслуживает{30}. Но то,  что у него  была

больна нога, было правдой. Она у него уже была больна к моменту  моего

прикомандирования к царскому двору, и поэтому я не могу точно сказать,

когда все началось,  но один из  моих коллег, камердинер,  рассказывал

следующую  историю.  Было  лето  1912  года.  Семья  императора  часто

выезжала в Спалу, расположенную в Польше{31}.  Так было и в том  году.

Однажды вечером матрос-ординарец  должен был  помочь царевичу  принять

ванну. Купанье происходило в мраморной ванне. Царевич живо плескался и

баловался, как обычный мальчишка. Ему было тогда восемь лет, и он  был

живой и веселый. Когда его выкупали, ему, к несчастью, пришла в голову

мысль пройти по краю ванны. Край ванны был довольно широкий, но -49- у

него были мокрые ноги, а ванна  была скользкой от мыла. Неожиданно  он

потерял равновесие и упал так неудачно, что удар об ванну пришелся ему

в пах. Он кричал от боли,  хотя несчастный ординарец делал все,  чтобы

его  успокоить.  Когда  боль   понемногу  начала  проходить,   Алексей

настоятельно попросил, чтобы ординарец никому об этом не  рассказывал.

Тот пообещал  и, к  сожалению, сдержал  свое слово.  Как оказалось,  в

действительности  травма  была   намного  серьезнее,  чем   показалось

сначала. Ноги  и весь  бок опухли,  и у  мальчика была  очень  высокая

температура.  Царь  вызвал  самых  известных  врачей  страны,  которые

обследовали маленького Алексея  вдоль и  поперек, но  не смогли  найти

причину такого  состояния.  Во  время  кризиса  казалось,  что  он  не

выживет. О нем молились  во всех церквях, на  площадях и на улицах.  И

медленно, бесконечно медленно, маленький царь  вернулся к жизни. Но  с

этого дня он прихрамывал на одну ногу и не мог подолгу стоять. Во  все

то время, пока наследник престола  был болен, царь и царица  буквально

не отходили от его постели. Царь  любил своих детей и очень много  для

них  делал.  Что  маленький  царевич  значил  для  простого  человека,

свидетельствует следующий случай.  Один старый  донской казак  получил

аудиенцию. Царевич на  ней также присутствовал.  Старый седой  человек

преклонил колени перед мальчиком, и слезы  потекли у него по щекам.  –

Позвольте мне поцеловать  его руку? –  пробормотал он, заикаясь.  Царь

предупредительно ответил, что нельзя делать ребенка тщеславным. Старик

заплакал еще громче. –  Ваше величество, я не  спал четыре ночи и  все

думал о том, что, может быть, я получу разрешение поцеловать  молодому

царю  ручку!  Наконец,  он  получил  разрешение,  и  отправился  домой

настолько счастливым,  каким никогда  раньше себя  не чувствовал.  Так

сильно любил простой народ царя и его семью, а царь в свою очередь был

готов  помочь  народу  крестьянскими   -50-  реформами,  при   которых

избыточные земли должны были перейти из огромных поместий в  маленькие

крестьянские хозяйства.  Человеком,  который поддерживал  царя  в  его

желании проводить реформы, был министр  Столыпин, но он был  убит{32}.

Люди, занимавшие важное  положение, продолжали  интриговать и  хотели,

чтобы царь  исчез совсем,  тогда  бы они  смогли получить  власть  над

царевичем и продолжать прежнюю политику.

 

    В канун войны

    Когда наступало лето, царская семья  переезжала в летний дворец  в

Царском  Селе{33}.  Это   было  более  спокойное   время,  с   меньшим

количеством приемов и депутаций, чем в Санкт-Петербурге. В июле месяце

атмосфера стала нервной. Я  никогда не слышал,  чтобы царь или  царица

говорили об  угрозе  войны,  но, безусловно,  каждый  чувствовал,  что

что-то назревает. Мы, слуги, уже  начали понемногу думать, что  летняя

поездка в финские  шхеры будет  отменена, но, к  нашему удивлению,  мы

получили приказ все  к ней подготовить.  В начале июля  мы отплыли  из

Петергофа, расположенного рядом с  Кронштадтом, на императорской  яхте

«Штандарт».  Мы  находились  в  финских  шхерах  уже  8  дней,   когда

неожиданно  пришла   телеграмма,   которая,   наверное,   была   очень

важной{34}. Машине  моментально был  дан полный  ход, и  мы поплыли  в

Петергоф. За пределами  Кронштадта мы  встретили французскую  эскадру,

где на  борту  одного из  судов  находился президент  Пуанкаре{35}.  В

последующие дни  император проводил  длинные совещания  с  французским

президентом,  частые  в  Петергофе,   частью  на  борту   французского

флагманского корабля.  Это были  праздничные дни.  Маленький царь  был

посвящен в  рыцари  Почетного легиона,  да  и я  получил  медаль.  Но,

несмотря на  празднества,  атмосфера  была очень  нервной,  и  в  один

прекрасный день Пуанкаре уехал сломя  голову домой, только черный  дым

валил из труб французских кораблей. События следовали одно за  другим.

В один из последних дней июля  было принято решение провести в  России

-51- мобилизацию{36}. Царь ничего не говорил, но было заметно, что  он

очень тяжело пережил принятие этого  решения. Двумя днями позже  война

стала реальностью.  Великий князь  Николай Николаевич  стал  верховным

главнокомандующим на  германско-австрийском фронте,  который,  конечно

же,  был  самым  важным  из   всех{37}.  Император  следил  за   всеми

приготовлениями настолько,  насколько  он  мог.  Однажды  он  попросил

принести  во  дворец  форму  рядового  солдата,  что  было  сразу   же

выполнено. Император надел на  себя одежду, тяжелые сапоги,  форменную

рубашку и полный комплект  снаряжения. Чтобы проверить, насколько  все

это целесообразно, он прошел 25 км с полной выкладкой по очень сложной

местности. Он  шел  так быстро,  что  следовавшие за  ним  офицеры,  у

которых было  не так  много груза,  едва за  ним поспевали.  Когда  мы

догнали его, некоторые из офицеров падали  с ног от усталости и пот  с

них стекал  ручьями,  а по  царю  не было  видно,  что он  только  что

совершил блестящий  марш-бросок. Это  был  подвиг, который  я,  старый

солдат, смог  оценить по  достоинству и  стал еще  больше  восхищаться

государем, чем раньше.  Я всегда  слышал, что царя  называли слабым  и

нерешительным. Во всяком случае, это не касалось его  требовательности

к себе. По моему  мнению, царь приложил  много усилий, чтобы  избежать

этой войны, но условия, над которыми  он был не властен, вынудили  нас

вступить в  нее. С  началом войны,  он стал  очень серьезным  и  более

замкнутым, чем раньше, но никогда не падал духом. И менее всего  лично

он  был   трусливым.  Он   многократно  бывал   на  передовой,   чтобы

побеседовать с офицерами и рядовыми, и я никогда не видел у него  хотя

бы малейший признак страха.

 

    В поездке с императором

    Многие из историков  нового времени называют  Николая II слабым  и

нерешительным человеком. Мы, жившие рядом  с ним в течение  нескольких

самых трудных лет, знаем, что во  всех -52- случаях он был  человеком,

который стремился к лучшему и предъявлял к себе большие требования,  к

сожалению, значительно  большие,  чем  он  должен  был  предъявлять  к

другим. Осенью 1914 года царь отправился в инспекционную поездку вдоль

линии фронта{38}.  Большая часть  поездки  проходила в  личном  поезде

императора, состоявшем из пяти вагонов. Перед царским поездом проезжал

поезд с офицерами и чиновниками,  и во время прохождения этих  поездов

все остальное  движение задерживалось.  Личный  вагон царя  был  очень

красивым и одновременно практичным. У него были такие хорошие рессоры,

что во время  движения не  слышно было  никакого стука.  Он был  таким

просторным, что  в нем,  по дороге,  можно было  устраивать  небольшие

аудиенции, и в то же время он был очень уютным. Меня часто спрашивают,

был ли он  бронированным. Нет,  не был. Сначала  состоялась поездка  в

штаб-квартиру,  где   у   императора  было   совещание   с   верховным

главнокомандующим,   великим   князем   Николаем   Николаевичем,   его

дядей{39}. Кроме этого, царь предпринял  ряд поездок вдоль фронта,  во

время которых он говорил как с офицерами, так и с рядовыми, ему  очень

хотелось узнать, что у них в душе. Везде, куда бы царь ни приезжал, он

вручал ордена  и медали,  которые сам  прикреплял на  грудь  солдатам.

Наконец, он посещал военные госпитали и полевые лазареты, где старался

ободрить людей. Царю  хотелось видеть вокруг  себя довольных людей.  С

западного фронта мы поехали на Кавказ – на мою родину – и на  турецкий

фронт, где царь инспектировал сторожевые вышки на передовой. Последняя

часть поездки царя проходила на автомобилях, которые с тяжелыми цепями

на колесах преодолевали  версту за верстой  в суровых горных  районах.

Было начало декабря, и снег был уже плотным.

    Я могу, конечно, рассказывать о поездке по ходу движения от города

к городу,  но мне  хотелось бы  привести здесь  некоторые свои  личные

воспоминания о том времени, когда я был в непосредственной близости от

царя с  утра  и до  вечера.  -53-  Однажды поезд  царя  остановился  у

маленькой станции, чтобы пополнить запас  угля и воды для  локомотива.

Царь спросил,  сколько продлится  остановка, и,  узнав, что  не  менее

получаса,  решил  пройтись  пешком  вдоль  путей.  Поезд  должен   был

остановиться и  забрать его  по дороге.  Таким образом  царь во  время

своих длительных поездок обеспечивал себе прогулки. Царь, как  обычно,

был  одет  в  очень  простую  униформу.  Это  была  солдатская  блуза,

подпоясанная ремнем, короткие  брюки и  высокие сапоги.  Он шел  вдоль

путей и,  как обычно,  в прекрасном  темпе. Через  несколько верст  на

путях, на сложенных в штабель шпалах сидели дети. Они знали, что  идет

царский поезд и, неотрывным взглядом, смотрели на черный дым,  который

валил из трубы локомотива. Я думаю,  что они не заметили императора  и

его спутников, только что прошедших мимо них, во всяком случае, они  и

не подумали, что  это был царь  всея Руси. Некоторое  время спустя  мы

подошли к старой путевой обходчице, которая следила за железнодорожным

переездом. Она закрыла шлагбаум и стояла перед своим маленьким домиком

с флажком, который должен был показывать «путь свободен». – Проходите!

Проходите! Быстрее... идет  царский поезд! Она  совсем не смотрела  на

небольшую группу  людей, а  только вперед  на путь.  Царь засмеялся  и

встал рядом с ней, чего она даже не заметила. Он наклонился и погладил

маленькую собачку, которая  лаяла на  нас. Женщина все  еще ничего  не

видела, она  смотрела только  на  царский поезд.  Чуть позже  один  из

офицеров взял  золотой рубль  и положил  ей  в руку.  Она и  этого  не

заметила. И  вот  поезд  потихоньку  начал  движение  от  станции.  Он

несколько раз  тяжело вздохнул  и увеличил  скорость. Женщина  подняла

флажок еще выше и  смотрела, смотрела, чтобы  хотя бы мельком  увидеть

царя. К  ее  ужасу, поезд  затормозил  как раз  около  железнодорожной

сторожки и эти люди, которых она прогоняла с путей, которые гладили ее

собачку и дали ей самой монету  (она только сейчас почувствовала ее  в

-54- руке, но еще не видела), эти люди сели на поезд. «До свидания», –

сказал царь и приложил руку к  фуражке. Только сейчас она поняла,  кто

это был.  И против  всех железнодорожных  правил, упала  на колени  на

землю в почтении  и преданности своему  царю. В этой  поездке я  видел

много примеров того, что простые  люди, широкие народные массы  любили

царя. Они испытывали доверие к нему и к его желанию помочь им.  Везде,

куда бы  мы  ни приезжали,  вокруг  него толпились  люди.  На  Кавказе

восхищение царем  было  особенно  сильным. Я  вспоминаю,  как  однажды

император посетил лазарет. Когда он вышел, у лазарета стояло множество

женщин, они окружили его  и пытались вытащить  волосок из его  шинели–

его бурки,  чтобы сохранить  на память  об этой  встрече. Он,  смеясь,

попытался спасти  свою  шинель,  но, увидев  такую  энергичную  атаку,

вынужден был  снять свою  шинель. Он  свернул ее  и дал  нести мне.  Я

рассказываю  это,  потому  что   есть  люди,  которые  хотят   создать

впечатление, что народ ненавидел  царя и он  не смел появляться  среди

народа.  Вероятно,  именно  система  и  люди,  представлявшие  ее,  не

пользовались любовью народа, а царь для народа был выше этой  системы.

От посещения  Кавказа я  помню также  одну маленькую  сцену.  Однажды,

когда царь  сделал  остановку, к  нему  пришла делегация  крестьян.  И

вместе с  ними несколько  деревенских музыкантов,  один из  них бил  в

барабан, другие играли на свирелях. Все звучало прекрасно, несмотря на

то, что  музыканты были  только  простыми крестьянами.  Они  мастерски

играли на  своих  инструментах.  Немного погодя  пришли  три  девушки.

Каждая из  них  несла  на  голове  деревянное  блюдо,  полное  местных

фруктов.  Большие  блюда  ломились  от  дынь,  персиков,  абрикосов  и

винограда. Они обошли вокруг нас со своей ношей стройные и  грациозные

и остановились перед царем. Они наклонились, чтобы поклониться ему,  и

в этот момент все фрукты высыпались перед ним. Царь, смеясь, воспринял

эту необычную, но немного навязчивую форму поклонения, которая  должна

была символизировать то, что все богатства страны находятся в его -55-

распоряжении.  Музыка  заиграла  бодрую  мелодию,  и  три   необычайно

красивые  казачки  пошли  танцевать.  Они  низко  поклонились  царю  и

исполнили вихревой казачий танец, в то время как остальные люди в такт

им хлопали.  Это  был прием,  достойный  законного русского  царя.  По

дороге в Тифлис, мы ехали вдоль Каспийского моря. Однажды подъехали  к

месту, где  рельсы  очень близко  подходили  к воде.  Здесь  император

сделал остановку и совершил прогулку к морю. В этом месте берег сплошь

был покрыт  красивыми пестрыми  раковинами. Царь  был очарован  ими  и

начал собирать ракушки для своих  детей. Он выбирал самые красивые  из

них и клал за  пазуху, в конце концов,  рубашка над ремнем  раздулась.

Собирая раковины, царь сказал: – Ящик, а ты не хочешь взять  несколько

раковин домой? Вскоре  мы все  вместе начали собирать  ракушки. В  тот

день дул очень  сильный ветер, был  большой прибой, и  волны бились  о

берег. Царь шел  настолько близко к  береговой кромке, насколько  было

возможно, чтобы волны не докатывались до него. Вдруг он увидел  кривую

палку, выброшенную  волнами на  берег, которую  вода уносила  обратно.

Царь попробовал схватить ее, она не давалась. У него, видимо, засело в

голове, что  он ее  должен  поймать, и  когда  волны в  следующий  раз

погнали палку к берегу,  он мастерским гимнастическим прыжком  схватил

палку... и оставил ее себе. Он  посмеялся над ней и потом протянул  ее

мне. – Бери, Ящик, –  сказал царь, улыбаясь, и  я подвесил ее к  моему

ремню. Она имела изгиб, как ручка у моей трости. Чуть позже царь вдруг

собрался идти обратно  к поезду. Некоторые  из офицеров хотели  обойти

дюны, пересекавшие прямую  дорогу, но  император сказал:  – Мы  пойдем

кратчайшим путем  через дюны!  И  попробовал запрыгнуть  на  ближайшую

дюну, но  песок после  его  прыжка рассыпался,  и  он упал.  Тогда  он

приказал мне попытаться сделать это. Выбрав место, где дюна  выглядела

относительно плотной, я взял ту кривую палку, которую царь только  что

мне дал, и крепко зацепил ее за защитный дерн на дюне. Таким образом я

смог залезть наверх. Царь -56- похвалил меня, и сам последовал той  же

дорогой, проворно,  как школьник,  хотя ему  было уже  под  пятьдесят.

После этого, воспользовавшись палкой, остальные наши спутники один  за

другим догнали царя и меня. Я думаю, что то, что он не смог залезть на

дюну, он  воспринял,  как дурное  предзнаменование,  а когда  ему  это

удалось, он повеселел.  Царь был  немного суеверен. Он  не мог  пройти

мимо подковы, не подняв ее. В тот день, когда наш поезд приближался  к

Тифлису, царь  увидел большого  орла, который  парил в  воздухе  перед

локомотивом. Мы были всего в двух десятках верст от Тифлиса, а большая

красивая птица все еще летела перед поездом, как будто хотела показать

дорогу. Царь, у которого был на  гербе орел, следил за ним глазами,  и

мы также высунулись из  окон купе, чтобы  посмотреть, как долго  птица

будет лететь  перед нами.  Она летела  прямо перед  поездом до  самого

въезда в  город, а  тут  неожиданно резко  взлетела вверх  и  длинными

сильными взмахами крыльев полетела в свое гнездо в горах. Царь  следил

за ней в  бинокль, пока  это было  возможно. Он  воспринял этот  полет

перед  царским  поездом  как  счастливое  предзнаменование  и   сделал

заключение, что поездка  пройдет без происшествий.  Однажды царь  чуть

было не  попал  в  плен  к  туркам.  Мы  ехали  по  вновь  проложенной

железнодорожной колее,  которая вела  в известную  в истории  крепость

Каре. Почти на всем  пути рельсы проходили  по голой скалистой  почве.

Можно было с тем же успехом идти пешком рядом с поездом, и этот способ

передвижения был бы не более медленным, чем передвижение на поезде.  В

Карсе у царя был очень  напряженный день. Темным декабрьским утром  мы

посетили гарнизонную церковь,  царь выпил кофе,  а камердинер  передал

мне полевую фляжку с шоколадом. Я должен был позаботиться о том, чтобы

царь выпил что-нибудь в течение дня. Раздача наград продолжалась ровно

до пяти часов дня. Здесь собралось несколько тысяч человек,  избранных

из воинского состава для получения  тех или иных наград. Позже,  когда

царский караван  автомобилей  двинулся  по  дороге,  с  одной  стороны

которой  была  глубокая   пропасть,  -57-   местные  казаки   захотели

поприветствовать царя, устроив представление по верховой езде прямо на

дороге перед ехавшим на скорости  автомобилем и позади него. Царь  при

сложившихся   обстоятельствах   возражал   против   этих   рискованных

упражнений. Но сказал, чтобы не  обидеть людей, что грех утомлять  без

нужды лошадей.  После этого  автомобиль поехал  медленнее, и  генерал,

который командовал  в  этом  месте, верхом  проводил  царя  туда,  где

находился офицер, разжалованный в рядовые казаки из-за  недозволенного

поведения по отношению к гражданскому населению. Генерал высоко  ценил

этого  человека,  как  солдата,  и  просил  за  него.  Царь   выслушал

представление генерала и сказал, обращаясь к разжалованному офицеру: –

Офицер должен  хорошо знать,  что может  и чего  не может.  Однако,  я

прощаю тебя, так как время сейчас суровое, а ты все же хороший офицер.

Но помни, что  ты должен  подчиняться военным  законам так  же, как  и

любой другой солдат. Офицер, который  стоял под ружьем во время  всего

происходящего, заплакал от волнения. Когда мы прибыли в Сарыкамыш, что

был на самой линии фронта, царь получил телеграмму, которая  извещала,

что турки перешли в наступление. Всего в нескольких километрах  отсюда

развертывалось сражение, и целью  турок было отрезать  железнодорожный

путь обратно к Карсу. Мы должны были немедленно возвращаться, и вскоре

после того,  как  царский  поезд отправился  к  Карсу,  курды,  буйные

турецкие партизаны, добрались до железной дороги. Турки хорошо  знали,

какой  дорогой  трофей  они  имеют  шанс  отхватить.  Как  раз   перед

Рождеством мы приехали в Тамбов, расположенный недалеко от Москвы, где

царя ждала императрица с двумя дочерьми. В Рождественский сочельник мы

уже были в Москве. Поездка  закончилась. Это была также моя  последняя

служебная поездка в  качестве лейб-казака  Николая II,  так как  сразу

после Нового  года  я оставил  свою  должность, чтобы  уступить  место

терскому казаку. В последний  день моей службы император  поблагодарил

-58- меня, хотя все благодарности должны были исходить с моей стороны,

и в  качестве  подарка передал  мне  красивые золотые  часы{40}.  Этот

подарок не был чем-то особенным, так как и все другие казаки  получали

такой же в день  увольнения. Но для  меня эти часы  все же были  самой

дорогой вещью из всех имеющихся у меня – живая, тикающая память о моем

императоре.

 

    Разложение армии

    Когда закончилась моя служба лейб-казаком царя, я со своим  полком

отправился на фронт. Несмотря на то,  что мы не были на передовой,  во

время моего  пребывания  на фронте  я  был свидетелем  многих  ужасных

событий. Немцы почти  полностью оккупировали  Прибалтику, и  население

было насильно переселено русскими. Скот вымирал в больших количествах,

тиф и голод  царили среди  людей. Могилы беженцев  возникали у  дороги

одна за другой,  ландшафт был  пустынным и заброшенным.  Дома и  дворы

сгорели. Политика выжженной земли практиковалась русскими так же часто

и беспощадно, как это бывало и раньше. Грабежи и хищения стали обычным

делом,  и  непрерывно  звучал   лозунг:  «Вперед!  Вперед!».   Большие

сражения, превзошедшие битвы народов  в древности, оставляли на  земле

свои свежие следы. Мертвых укладывали  как сельди в огромные  братские

могилы, слегка присыпая землей, а затем дождь и ветер довершали  дело.

Бродячие собаки обгладывали трупы, лежащие друг на друге, как дрова  в

штабелях, и растаскивали вокруг кости. Когда однажды мы с царем были в

этом районе, то  попали в сильно  разрушенное село. В  связи с  полным

отсутствием домов одна  из семей жила  в землянке, устланной  соломой.

Царь увидел одетого в  лохмотья человека, выглядывающего из  землянки.

Стоял холодный, ветреный сентябрь. –  Что ты здесь делаешь? –  спросил

царь. – Это мой хутор, – ответил человек, – я буду строить его заново.

Мой отец и я родились в этой местности. -59- Так как у этого  человека

не было ни денег,  ни материалов, царь решил  помочь ему. Он  приказал

местному  губернатору  дать  человеку  бревен  из  соседнего  леса   и

выплатить  300  рублей.  Когда  мы  уже  должны  были  уходить,   царь

наклонился вниз и заглянул в эту  темную сырую нору. На соломе  сидела

маленькая тощая, бледная девочка и  держала в руках большую  тряпичную

куклу, прижимая  ее к  себе. Она  спасла эту  куклу. Способность  царя

разделять боль и несчастья своих людей была удивительной. Сотни раз  я

был свидетелем  тому,  что его  слова  утешения несчастных  и  раненых

творили чудеса. Однажды мы ехали на царском поезде на польский  фронт.

Царь вышел из вагона, походил вокруг и увидел раненых. В  операционном

вагоне был  человек, которому  должны  были удалить  осколок  гранаты.

Наркоза не было. Царь сам держал  раненого и утешал в его мучениях  до

тех пор, пока осколок не вытащили. В его семье не было никого, кто  бы

в своей жизни сталкивался с горем и несчастьем в такой же степени, как

и простые русские люди, кроме его сестры великой княгини Ольги. Сестра

Ольга, как ее называли солдаты{41}. В конце этого похода, когда царь и

его сестра  Ольга  встретились  на станции  Ковно,  они  были  заметно

взволнованы. Мы  отправились в  госпиталь, который  был организован  в

казармах. Царь также  хотел посмотреть,  как живет  сестра. Ольга.  Мы

зашли в  комнату  в подвальном  этаже  в маленьком  арсенале  рядом  с

госпиталем. Окна были  расположены высоко наверху.  Пол был грязным  и

влажным. В углу стояла  старая печка, на  веревке для просушки  висели

белые халаты.  Меблировка  состояла  из нескольких  старых  стульев  и

жалкого комода. Царь  не поверил,  что великая княгиня  Ольга живет  в

этой мерзкой квартире. Но дело было  в том, что она не позволила  себе

отобрать лучшую комнату у  раненых, которых было  так много. Потом  мы

пошли к раненым. Царя и его сестру окружали человеческое горе и грязь.

На одной из кроватей лежал  солдат; несчастный, он попытался во  время

атаки перебежать на вражескую -60- сторону и получил 7 пуль в спину от

своих. Через полчаса его должны были расстрелять. Когда он узнал,  что

царь находится в этой комнате, то так резко повернулся в кровати,  что

упал на пол. Царь подошел к нему и поднял. Солдат истерически зарыдал.

Он был таким бледным и  выглядел совсем мальчишкой. Царь положил  руку

на его плечо и сказал: –  Ты испугался, правда? Я прощаю тебя.  Сестра

Ольга стояла  и плакала.  В тот  раз я  понял, что  царь был  чересчур

человечным, чтобы быть великим, надменным правителем. Судьбы отдельных

маленьких людей глубоко трогали его.  Он был слишком добр, чтобы  быть

царем России. Он и его сестра явно чувствовали себя лучше всего  среди

простого народа.  Это  можно заметить  и  сегодня во  время  встреч  с

великой княгиней. Я думаю, что эти черты были унаследованы от близкого

к народу Кристиана IX{42}. Напротив, великая княгиня Ксения и  великий

князь Михаил{43}  были замкнутыми  и сдержанными,  как Александр  III.

Меня часто спрашивают, как простой русский человек воспринимал  войну.

Да, в огромной стране, конечно, были некоторые люди, которые  считали,

что война это быстрое продвижение по службе и известность, но в  общем

и целом народ приходил в отчаяние  от того, что должен был воевать  за

то, что России  не касалось, а  было лишь результатом  дипломатических

интриг. Если  бы  на Россию  напала  какая-нибудь чужеземная  сила,  я

думаю, весь народ поднялся, чтобы защитить ее, как это было и  раньше.

Но рядовой русский человек видел,  что война, начавшаяся в 1914  году,

не была подобной  войной, отчего  и дала  новый повод  для волнений  и

раскола  среди  народа.  Первые  месяцы   1915  года  я  оставался   в

Санкт-Петербурге, где было достаточно дел. Фактически, я видел  только

отблеск войны.  Я  видел  матерей  и  сестер,  прощавшихся  со  своими

дорогими и  любимыми,  которые уходили  на  фронт. Я  видел,  как  они

обнимали и прижимали их к себе, как будто вовсе не хотели отпускать от

себя. Я видел их старающимися быть бесстрашными и гордыми, пока  поезд

с солдатами еще стоял -61- на станции. Я видел их, прощально  машущими

руками, с полными слез глазами,  когда длинный ряд вагонов трогался  с

места.  Я  видел  их  сломленными  горем,  в  смертельном  отчаянии  и

одиночестве, как  только поезд  скрывался  за последним  поворотом.  Я

видел все это,  и сердце мое  разрывалось. Я хорошо  знал, что люди  в

простоте  своей   считали   нас,   казаков,   жестокими,   грубыми   и

бессердечными, но это были люди, которые нас не знали. У казака  очень

нежное, очень чувствительное сердце, особенно к тем, кто терпит нужду.

С тех пор как мы детьми  начинали ползать, нас учили, что приказ  есть

приказ, и если  мы получим  команду, –  она будет  выполнена в  точном

соответствии с волей того, кто имеет право приказывать. Мы  повинуемся

и поступаем так, как ожидает от  нас отдавший приказ человек. В  жизни

казак достаточно свободная личность,  но лейб-казак никогда не  бывает

свободным. И если когда-нибудь, пока я жив, на российский трон вступит

новый царь, то я не смогу оставаться  в Дании, а поеду сломя голову  к

царю и поступлю  в его  распоряжение. После этого  он, конечно,  может

отпустить меня, чтобы следить за моим дорогим магазином в  Вальбю{44}.

Да, это, конечно, только гипотеза, но  я пишу, чтобы люди, которые  не

знают русских условий, которые, возможно, читали про грубость казаков,

смогли понять нас лучше, чем раньше.  В марте 1915 года моя рота  была

направлена на фронт. Мы не сразу попали на передовую, и во время моего

пребывания  в  роте  вообще   там  не  были,  но   войну  мы  все   же

почувствовали. Мы находились,  как запасная рота,  за линией фронта  и

активно использовались  в  качестве  вестовых. Мы  и  наши  кони  были

свежими  и  отдохнувшими.  И  когда  казак  получал  задание  передать

донесение, то штаб знал,  что донесение либо  дойдет, либо они  казака

никогда не увидят. В последующие  месяцы рота перемещалась с места  на

место. Это не приносило нам больших неудобств, так как казак обходится

немногим. Мы  никогда  не  раскладывали  палаток,  а  спали  на  поле,

подложив вместо  подушки под  голову седло  и используя  бурку  вместо

одеяла. Мы привязывали коней, но  -62- таким образом, чтобы они  имели

некоторую свободу  передвижения. Они  находились рядом  с нами,  а  мы

рядом с ними и все были довольны. Если вечер предвещал плохую погоду и

кони начинали  беспокоиться,  поводя  ноздрями и  топая  копытами,  мы

вставали, клали бурку на коня, обнимали  его за шею и так спали,  стоя

рядом друг с другом. В ту минуту конь чувствовал, что мы рядом с ним и

не покинем его, и успокаивался. Так и шли неделя за неделей. Иногда мы

видели в небе вражеский самолет. Это было захватывающее зрелище, и мы,

столпившись, следили  за  ним глазами,  пока  это было  возможно.  Или

пытались  подбить  его  из  своих   винтовок.  В  то  время   самолеты

практически использовались только  для разведки, и  никто не уходил  в

укрытие только потому,  что появился  летун. На  германско-австрийском

фронте не  было ни  самолетов,  ни кавалерии,  в полном  смысле  этого

слова, там шла долгая артиллерийская война. Впрочем, мы знали не очень

много – это было далеко у линии фронта – что там происходит и как идут

дела. Как  только  мы получали  приказ  перейти на  другое  место,  мы

немедленно его  выполняли, не  спрашивая почему.  Весной 1916  года  и

большую часть лета снабжение продовольствием было хорошим и  обильным.

У нас была полевая кухня, которая готовила для нас суп и горячую  еду,

и у нас, определенно, не было  ни в чем нужды. Однако осенью  начались

перебои. Много  раз  мы были  вынуждены  быстро сниматься  с  места  и

переезжать туда, где  ранее уже  были расквартированы войска,  но и  в

этих местах нам нужно  было очень постараться,  чтобы достать ту  еду,

которую нам обязаны были выдавать. В этот период мы всерьез задумались

над тем, что большую помеху  составляют плохие дороги, которые вели  к

фронту. Вокруг в России было  полно продовольствия, но довезти его  до

передовой было очень трудно. Я не  скажу, что мы терпели нужду,  тогда

этого не было. Во всяком случае, там,  где бывал я. Но мы, казаки,  не

предъявляли больших  требований к  снабжению.  Если мы  получали  свой

черствый хлеб и, может быть, горячий суп в придачу, мы прекрасно  этим

обходились. Я не -63-  могу припомнить, чтобы у  нас хотя бы раз  было

настолько плохо, что не  было пары кусков хлеба  или немного мяса  для

бедняги, просящего о  помощи. Мы  делали все  возможное, чтобы  помочь

местному населению. Во многих  местах все деревенские молодые  мужчины

были призваны в армию, а на  земле работали только старики и  женщины.

Когда мы проезжали мимо таких мест, зачастую мы соглашались оказать им

помощь. Мы,  конечно,  были  солдатами,  но  мы  одновременно  были  и

крестьянами, и горсточка казаков  могла за удивительно короткое  время

навести  порядок  в  маленьком   хозяйстве.  В  первые  месяцы   моего

пребывания на  фронте  я  не особенно  сильно  чувствовал  войну,  как

таковую. Мы слышали  вдали грохот  пушек, видели поезда  с ранеными  –

однажды сразу 25 вагонов. Было страшно слышать крики и стоны  раненых.

Было непонятно, ради чего все эти беды. Одновременно в армии  начались

волнения. Агитаторы вели  среди солдат  свою пропаганду.  – Зачем  вам

дальше сражаться? За что вы воюете? Как вы глупы, что рискуете  жизнью

и здоровьем ради власти, которая вам  не принадлежит! Если бы вы  были

умными, вы  бы бросили  свое  оружие и  отправились домой.  Во  многих

местах им удавалось посеять недовольство и недоверие. Кое-где  молодые

солдаты бросали свое оружие  и бежали с фронта.  В других местах  дело

доходило до волнений,  так как у  солдат не было  достаточно еды,  они

недосыпали и  потому,  что  они постоянно  были  вынуждены  отступать.

Несколько раз  революционные подстрекатели  попытали счастья  и  среди

нас, казаков. Они  начали произносить  свои пламенные  речи и  обещали

всемирное благоденствие  в  случае прихода  народа  к власти.  Но  они

разговаривали с глухими, мы были царской гвардией и подлежали царскому

суду в жизни и смерти. Мы просили их уйти, мы ни на что не жаловались.

И мы сказали это  настолько серьезно, что они  поняли, что мы имели  в

виду. Когда они ушли из лагеря, у нас осталось ощущение, что в  России

наступили трудные времена. Но никто из нас и представить себе не  мог,

насколько они будут трудными. -64- Прошло лето, но мы так ни разу и не

вступили в  бой. Мы  только находились  «в распоряжении»  и все  время

двигались назад. Отступление  часто походило на  бегство – не  потому,

что в войсках царила паника, а просто потому, что дороги были узкими и

плохими, чтобы  выдержать непривычную  нагрузку.  Мы, казаки,  были  в

лучшем положении, так как на наших лошадях мы могли передвигаться  без

дорог и тропинок, было бы  только известно направление. Но  артиллерия

переживала трудные времена.  И артиллеристы изо  дня в день  вынуждены

были мучиться, передвигаясь с тяжелыми пушками и возами с боеприпасами

по размытым и  в некоторых местах  почти непроходимым дорогам.  Неделя

шла за неделей, наступила осень, еще больше увеличившая беды. Начались

сильные перебои с продовольственным  снабжением. Во многих случаях  мы

вынуждены были обходиться несколькими кусками грубого черного хлеба  и

водой. Мы делили свой  скудный рацион с  лошадью: без здоровой  лошади

казак  ничего  не  значит.  Зима  принесла  новые  несчастья  и  новое

отступление. Мы  двигались по  областям,  где население  находилось  в

такой нищете,  что  люди ели  кору.  Но  хуже всей  этой  нищеты  была

неопределенность, царившая  повсеместно. Ходили  слухи о  поражении  и

мятеже, и в конечном  итоге никто не знал,  как быть. Несмотря на  то,

что русская  армия все  еще была  сильна, в  ней началось  разложение.

Теперь, после  всего  этого,  можно было  бы  рассказать  о  некоторых

событиях 1915 военного  года, но  я не  могу сказать,  что было  нечто

такое, о чем я в  то время услышал, или  после этого узнал. Один  день

походил на  другой  вплоть  до  19 декабря  1915  года.  В  этот  день

произошло событие, установившее  некий рубеж в  моей жизни. Я  получил

через штаб  телеграмму  о том,  чтобы  я  как можно  скорее  прибыл  к

вдовствующей императрице.  Мне  выдали  все необходимые  бумаги,  и  я

отправился в  Санкт-Петербург.  Уезжал  я  поездом,  но  до  этого  я,

конечно, должен был  попрощаться с  моими товарищами и  с моим  верным

конем. Последнее, как оказалось,  было самым трудным.  Я не мог  взять

его с собой  в поезд, а  подарил одному казаку,  который -65-  потерял

своего собственного коня. Он обещал мне хорошо заботиться о коне, и  я

верю, что он держал свое слово, пока был жив. Я больше никогда его  не

видел. Тот офицер, который занял мое место в роте, был, впрочем, через

короткое время убит. Небольшой  отряд казаков получило задание  занять

деревню, которую, как предполагалось, враг оставил. Так оно и было, но

там осталось  несколько стрелков,  и  один из  них засел  за  оконными

ставнями  и  выстрелил  моему  преемнику   в  спину.  Моя  поездка   в

Санкт-Петербург прошла быстро  и без приключений.  Когда я приехал  на

одну пригородную станцию, то оказалось, что через короткое время через

эту станцию  проследует  дополнительный  поезд. По  расписанию  он  не

должен был  останавливаться в  этом маленьком  городке, но  я  показал

начальнику станции свои документы, и  он, наконец, сдался. К  немалому

удивлению пассажиров санкт-петербургский  экспресс остановился,  чтобы

посадить грязного, в изношенной одежде  казака. В этот момент ни  они,

ни я  не  знали,  что  через два  дня  я  буду  назначен  лейб-казаком

вдовствующей императрицы  Дагмар{45}. С  этого в  моей жизни  началась

новая, богатая событиями эпоха. -66-

 

    Лейб-казак вдовствующей императрицы Дагмар

    Вдовствующая императрица обычно жила в Аничковом дворце, одном  из

многих русских  государственных дворцов{46}.  Когда я  предстал  перед

вдовствующей императрицей,  она приняла  меня с  ужасом. –  Как же  ты

выглядишь? – сказала  она. –  Царь рассказывал мне,  что ты  настоящий

лейб-казак с длинной красивой бородой и ухоженными волосами, но ты  же

почти лысый! Это была  правда, я выглядел ужасно,  но на фронте,  имея

длинные волосы и  бороду, нельзя  было избежать вшей,  так что  волосы

стриглись  под  машинку,   а  борода  подрезалась   почти  до   самого

подбородка.  Я  хорошо  понимал,  что  императрицу  разочаровала   моя

внешность, так как  царь персонально  указал на меня  в числе  трехсот

человек, которые подходили для этой  должности. Я попросил прощения  у

императрицы за мой внешний вид и пообещал сделать все возможное, чтобы

исправиться,  тогда  императрица  засмеялась  и  приняла  меня.   Нас,

лейб-казаков, было  трое. У  вдовствующей императрицы,  императрицы  и

наследника было по три  лейб-казака, и так  было всегда. У  императора

было только двое,  и они менялись  через каждые шесть  месяцев. Я  был

принят в качестве лейб-казака  № 3, но так  как одному из двух  других

было 85 лет и он был почти слепым,  то он не работал вместе с нами,  а

жил во дворце и был счастлив. Мы вдвоем делили его работу между собой,

но объем работы  был таков, что  мы с ним  легко справлялись.  Аничков

дворец – красивый, с большими гостиными, жилыми помещениями для  слуг,

церковью в  самом  дворце,  конюшнями  и  гаражом.  -67-  Вдовствующая

императрица, конечно, принимала  у себя  небольшое количество  гостей,

но, кроме того, что она  каждое воскресенье и во время  многочисленных

праздников ходила в церковь, она  редко выходила, поэтому жизнь у  нас

протекала довольно спокойно. Моего коллегу казака звали Поляков. У нас

были хорошие  отношения,  и  мы поделили  службу  таким  образом,  что

работали каждую вторую неделю,  а другую неделю  отдыхали. У нас  было

много очень красивых униформ и большие серые военные шинели,  подбитые

медвежьей шкурой,  что делало  их настолько  похожими на  генеральскую

форму, что офицеры и солдаты часто отдавали нам честь, когда встречали

на улице. Император часто приходил с визитом к своей матери. В целом у

них были прекрасные отношения. Во время войны вдовствующая императрица

была председателем  русского  Красного  Креста{47}  и  душой  и  телом

отдавалась этой работе. Она часто посещала многие госпитали и лазареты

и  всегда  находила  приветливое  слово  для  раненых  солдат.  Особое

внимание она  уделяла помощи  инвалидам с  протезами конечностей,  для

того чтобы  они могли  найти  ту или  иную  работу. Для  них,  включая

слепых, были организованы школы, где они могли научиться какому-нибудь

ремеслу.  В  распоряжении  императрицы  были  два  гофмаршала,  князья

Шервашидзе  и   Долгорукий,  которые   помогали  ей   в   госпитальной

работе{48}. Вся административная работа в Красном Кресте была в  руках

выдающегося человека, свекра великой  княгини Ольги по первому  браку,

принца Ольденбургского{49}.  Он заботился  о  том, чтобы  госпитали  в

отношении аппаратуры и инструмента были всегда на современном  уровне.

Вдовствующая императрица оставалась в  Санкт-Петербурге до 1  мая{50}.

Затем весь ее  двор выехал  в Киев, где  она разместилась  в одном  из

государственных дворцов. Царь большую часть времени находился со своим

главным штабом вблизи фронта{51} и  приезжал только время от  времени.

Но императрица без  труда находила чем  занять свое время.  Во-первых,

младшая  дочь   императрицы{52}  занимала   пост  заведующей   большим

госпиталем в Киеве, и императрица часто -68- ее навещала. Кроме  того,

вдовствующая императрица  вела обширную  переписку и  очень  тщательно

свой  дневник.  Помимо   этого,  она  охотно   совершала  поездки   по

окрестностям Киева,  где  были  очень  большие  и  красивые  леса.  И,

наконец,  вдовствующая   императрица  очень   интересовалась   старыми

монастырями города с богатыми  традициями, так что свободного  времени

ей много не выпадало, хотя иногда у меня складывалось впечатление, что

она очень скучает  по своим  внукам{53}. Императрице было  в то  время

около  семидесяти  лет.   Она  какое-то   время  страдала   желудочным

заболеванием, но не позволила ему сломить ее сильную волю или  согнуть

ее прямую спину.  Так шло  время... Неделя  сменяла другую,  проходили

месяцы, и однажды в декабре 1916 года в Киев вдруг приехал император с

маленьким  царевичем{54}.  Царь  пообедал  у  своей  матери  вместе  с

несколькими офицерами.  Те  лакеи,  которые  прислуживали  за  обедом,

говорили, что  гости  были  очень  серьезными.  Разговор  был  бы  еще

серьезнее, если бы  она и  ее любимый «Ники»  предчувствовали, что  он

обедает в  доме  своей  матери  в последний  раз.  На  следующий  день

император и его  штаб приняли  участие в завтраке.  А в  14 часов  они

снова отправились  в  путь.  Когда царь  уехал,  я  очень  внимательно

наблюдал за императрицей, но если она и была расстроена, то, во всяком

случае, скрывала это.  Во время прощания  она производила  впечатление

радостной и искренней, и против  обыкновения Ее Величество говорила  о

царе и сильно хвалила его за добрый и душевный нрав.

 

    Отречение

    В начале нового года  недовольство разгорелось ярким пламенем.  15

марта царь Николай II согласился  отречься от престола. Было  сказано,

что его сын, наследник престола Алексей, которого я так часто носил на

руках, мог бы быть  его преемником, но царь  не мог и подумать,  чтобы

расстаться с сыном,  поэтому он  от себя и  от имени  сына отрекся  от

права на престол. Трон наследовал  младший брат царя, Михаил, но  -69-

это был в полном смысле слова император на один день, так как он  тоже

вынужден был  уйти  в  отставку{55}. Когда  царь  Николай  отрекся  от

престола, он немедленно написал вдовствующей императрице, которая  все

еще находилась в Киеве. В этом письме он рассказал, что хочет  поехать

в свой штаб,  Ставку, в Могилев,  чтобы попрощаться с  ним и  передать

другим дальнейшее  ведение  войны.  Как  только  императрица  получила

письмо царя, она отдала приказ подготовить ее личный поезд, который  с

мая находился в Киеве. Я получил приказ сопровождать ее, и через очень

короткое  время  поезд  повез   императрицу  и  маленькую  группу   ее

сопровождающих в  Могилев{56}.  Царь  уже приехал  туда,  и  сразу  же

передал командование  своему  дяде Николаю  Николаевичу,  который  был

переведен на кавказский фронт, когда царь сам взял на себя обязанности

Верховного главнокомандующего{57}.  Во  время  пребывания  в  Могилеве

императрица жила  в  своем вагоне.  Царь,  сопровождаемый  несколькими

офицерами, несколько раз приходил, чтобы с ней поговорить. Императрица

Алике  и  дети  находились  в  это  время  в  Царском  Селе,  рядом  с

Санкт-Петербургом, потому  что бывший  наследник  и некоторые  из  его

сестер были  сильно  простужены{58}.  Мы находились  уже  три  дня  на

вокзале в Могилеве, и  императрица не покидала  свой вагон. Во  второй

половине третьего дня императрица позвала своего сына, отрекшегося  от

престола царя  обедать в  свой вагон-столовую.  В 4  часа пополудни  в

вагон внезапно зашли три посланца новых властей. Их легко было  узнать

по их  красным  повязкам. Они  вежливо,  но решительно  сообщили,  что

пришли отправить  царя обратно  в Санкт-Петербург,  где требуется  его

присутствие. Император, знавший, что игра проиграна, сразу поднялся  и

подошел, чтобы  попрощаться  со  своей  матерью.  Императрица  обняла,

ласково поцеловала и благословила его. Она очень плакала – больше, чем

я когда-либо  до  и после  этого  видел, как  плачет  сильная  датская

принцесса. Царь  прослезился,  взял  свою шинель  и  меховую  шапку  и

сказал, что  он готов  следовать за  ними. Бывшая  императрица  видела

своего старшего -70-  сына в  последний раз.  Но всю  свою жизнь,  она

постоянно и твердо верила,  что она снова его  увидит. Сразу же  после

того, как трое делегатов удалились вместе с царем, императрица  отдала

приказ отправляться, и поезд со скоростью экспресса вернулся обратно в

Киев.  Поездка  заняла  только  сутки,  но  оказалось,  что  некоторые

передвигались со скоростью, не меньшей, чем наша. Когда мы прибыли  во

дворец, императрицу  уже  ждали  два делегата  с  просьбой  как  можно

быстрее переехать во дворец великой  княгини Ксении Ай-Тодор в  Крыму.

Это   была   вежливая,   но   очень   настойчивая   просьба,   которая

воспринималась как приказ,  и императрица сразу  же дала  распоряжение

готовиться к  отъезду.  В  этот момент,  между  тем,  выяснилось,  что

некоторые из  слуг  не  имели  ни малейшего  желания  ехать  вместе  с

императрицей. Они все  больше и больше  сомневались, видя  наступление

лавины, и постепенно стали бояться, что  она унесет их с собой.  Среди

них был и камердинер императрицы,  который извинился и сказал, что,  к

сожалению, он  нездоров,  но его  зять  будет помогать  императрице  в

Крыму. В  результате осталась  только  очень маленькая  группа  людей,

севших в  поезд, чтобы  ехать во  дворец, который  на ближайшее  время

должен был  стать  нашей  тюрьмой. Кроме  вдовствующей  императрицы  в

поезде была только ее  личная горничная, швея  и ее сестра,  временный

шофер и я. Кроме того, в поезде ехали также некоторые из родственников

императрицы. Это были князь Александр, великие княгини Ксения и  Ольга

и еще несколько  человек. Личный  автомобиль вдовствующей  императрицы

везли в  последнем вагоне.  Он очень  пригодился впоследствии.  И  вот

началась эта странная поездка в неизвестность. Несмотря на опасность и

напряженность  ситуации,  императрица  была   все  время  спокойна   и

сохраняла мужество,  она  отдавала  короткие и  четкие  указания,  без

малейшей дрожи в  голосе. Она  все еще  оставалась Марией  Федоровной,

русской императрицей! -71-

 

    Обыск в доме

    В конце марта 1917 года новая власть России приказала вдовствующей

императрице Дагмар и ее родственникам  переехать во дворец Ай-Тодор  в

Крыму. Через два дня после отъезда наш поезд достиг конечной станции в

Крыму, самого  большого города  на крымском  полуострове{59}.  Остаток

пути мы проехали в автомобиле  императрицы, который стоял в  последнем

вагоне поезда. Мы передвигались по узким горным дорогам и благополучно

доехали до будущего места пребывания императрицы, по русским  условиям

скромного дворца, где она и ее родственники должны были провести  свою

ссылку. Ай-Тодор {60}  –  это комплекс  зданий,  из которых  самое  большое

напоминает Видёре. Она устроила  гостиную-столовую на первом этаже,  а

наверху жилые комнаты. Великая княгиня  Ксения и ее муж великий  князь

Александр жили  в  другом,  похожем на  отдельный  домик,  флигеле,  в

котором находилась единственная  во дворце кухня.  Вся еда  готовилась

там, даже утренний кофе мы  вынуждены были приносить оттуда. Речь  шла

только  о  40-50  метрах,  но  в  плохую  погоду  это,  конечно,  было

достаточно  затруднительно.  Ай-Тодор  был  расположен  в   необычайно

красивом месте, очень близко к берегу Черного моря и посреди чудесного

фруктового сада. Черное  море –  замечательное море.  Я прожил  долгие

годы у его берегов, но никогда не  видел его спокойным. И до сих  пор,

когда я возвращаюсь в мыслях к тому времени, я слышу глухой плеск  его

волн и долгий отзвук, который вечер за вечером успокаивал меня. Крым –

это красивая  и  очень  плодородная земля.  Под  нашими  окнами  росли

кипарисы, такие же  стройные, как  датские тополя. А  в большом  саду,

который простирался  перед нашими  глазами, росли  лавровые деревья  и

прекрасный виноград. Действительно, это был настоящий рай, если бы  он

не был  еще  и тюрьмой.  Мы,  конечно,  не очень  часто  видели  наших

тюремщиков, но  императрица  сразу  после  своего  приезда  во  дворец

получила предписание,  какими  дорогами она  может  пользоваться,  как

далеко она может  уезжать. Этот  приказ касался  и всех  нас. В  самом

дворце и в его непосредственной -72-  близости охраны не было, но  как

только мы приближались  к тем  границам, которые  были определены  для

нашего свободного  передвижения,  сразу  появлялся одетый  в  серое  с

красными отворотами  военный. За  нами хорошо  следили. В  то время  у

власти был Керенский{61}. Когда в  ноябре 1917 года его  правительство

пало, охрана вокруг  дворца и контроль  были усилены. Через  некоторое

время у императрицы отобрали автомобиль. В этот период мы все получали

по 1? кг хлеба в день.  Конечно, этого было достаточно, чтобы  покрыть

наши  потребности,  но   когда  выбирался  именно   этот  рацион,   то

подразумевалось, что русские солдаты в царское время получали те же 1?

кг хлеба в день, и этим подчеркивалось, что семья императора не должна

иметь больше,  чем получали  его солдаты.  Когда императрица  лишилась

своего автомобиля, она  арендовала карету и  четырех лошадей у  одного

человека, который жил  невдалеке, и как  только позволяла погода,  она

совершала поездки в окрестностях,  чтобы подышать свежим воздухом.  Ей

тогда было почти  70 лет.  Как правило, вся  семья собиралась  вместе,

чтобы поесть, в том  или другом месте. Великая  княгиня Ольга жила  во

флигеле императрицы. Императрица была очень рада своим внукам, и ни  у

кого  не  складывалось  впечатление,   что  она  была  печальной   или

огорченной. Она  иногда  получала весточку  от  царя. Это  были  очень

короткие письма или почтовые  открытки. Императрица радовалась,  когда

их получала, хотя они, конечно, не могли многого рассказать о том, как

в действительности  обстоят дела  в  Тобольске, куда  была  отправлена

царская семья{62}. В те годы, когда я служил у императрицы, она  очень

прилежно вела дневник. Если он  когда-нибудь найдется, то в нем  будет

большое  количество   материалов,  имеющих   неоценимый   исторический

интерес. Я только не знаю, где он может быть, так как он пропал вместе

со  всеми   письмами  императора   во  время   неожиданного  и   очень

основательного  обыска,  предпринятого  по  приказу  сверху{63}.   Это

произошло ранним утром. Было чуть более шести часов, так как я слышал,

что пришли уборщики и начали заниматься повседневными делами. Я  лежал

и дремал, так как -73- я должен был принести императрице утренний кофе

около восьми. Вдруг я услышал за пределами дворца шаги и  приглушенные

слова команд. Я вскочил с  кровати, чтобы идти к императрице,  которая

спала в соседней комнате. Но  еще до того как  я схватил свою шашку  и

револьвер, дверь в  мою комнату распахнулась,  и в тот  же миг ко  мне

ввалилась группа матросов. Они были вооружены до зубов, и в придачу  у

них с собой были  еще топоры и молотки.  Очевидно, они думали, что  им

придется  прорубать  себе  дорогу  во  дворец.  Я  потянулся  за  моим

револьвером, но отлично знал, что мне не придется им  воспользоваться.

Сопротивление могло только ухудшить ситуацию. Один из офицеров подошел

ко мне и потребовал отдать мой  револьвер, И он его получил. Он  также

попросил шашку и кинжал, но я объяснил ему, что это мои личные вещи, и

он разрешил мне оставить их у себя. Он посадил в моей комнате охрану и

запретил мне  покидать  комнату, после  чего  он вернулся  к  основным

силам. Офицер был очень вежлив. Я  его не знал, но сразу отметил,  что

это был офицер царского времени, который перешел в красную армию. Он и

все  его  матросы   были  чрезвычайно  грязными   и  выглядели   очень

утомленными. Они приехали из Севастополя, где прошлым вечером получили

приказ произвести обыск в Ай-Тодоре. И ранним утром они прошли  маршем

не менее десяти  километров, что  для матросов  было довольно  большим

переходом.  Когда  они  принялись  за  обыск,  то  делали  свое   дело

основательно, я могу за это поручиться. С ними была женщина, и  именно

она была наиболее настойчивой и изобретательной. Она перерыла ящики  и

шкафы во всем  доме и просила  солдат вспарывать подушки  и одеяла  по

швам,  чтобы  посмотреть,  не  спрятано  ли  в  них  чего-нибудь.  Она

аккуратно собрала все  письма и  документы, которые  смогла найти,  но

ценности не  тронула.  Было  ясно, что  они  действуют  по  совершенно

определенному приказу и пришли не  для того, чтобы украсть наши  вещи.

-74- Я некоторое время сидел и  наблюдал за тем матросом, который  был

поставлен около меня. Он выглядел  усталым и жалким. Он несколько  раз

покосился на большую белую булку,  которая лежала рядом на столе.  Под

конец взгляд стал просящим. – Ешь, если ты голоден, – сказал я. Он  не

дал себя долго уговаривать и  набросился на хлеб с волчьим  аппетитом.

Когда самый сильный голод был утолен, я спросил его, чего, собственно,

они хотят. Он  этого не знал,  только то, что  получили приказ идти  в

Ай-Тодор. Я объяснил ему, что императрица должна выпить кофе, и что  я

должен его  принести, но  он  не смел  дать  мне разрешение  выйти.  Я

вынужден был  ждать, когда  придут  обратно офицеры.  Некоторое  время

спустя они пришли, и  я спросил их, почему  я под арестом. Они  только

сказали, что  у  них  приказ  обследовать дворец,  но  они  не  хотели

причинить вреда императрице. Я спросил их, не вернут ли они назад  мой

револьвер. – Я  – лейб-казак и  назначен для охраны  Ее Величества,  –

сказал я. – Что я буду делать,  если вы заберете мой револьвер, а  тут

придет какой-нибудь бандит и нападет  на императрицу? Они поняли...  и

вернули мне мой револьвер. Между тем, остальные посетители обследовали

другие флигели  дворца. Когда  они входили  в какую-либо  комнату,  то

приказывали находящимся в ней и еще лежащим в кровати людям,  выложить

руки на одеяло, чтобы они не смогли неожиданно схватиться за оружие. К

счастью,  никто  не  попытался   оказать  сопротивление  и  никто   не

пострадал. Некоторое время спустя отряд, который насчитывал  несколько

сотен человек,  отправился обратно  тем же  путем, которым  пришел.  Я

поспешил на кухню, чтобы принести  императрице утренний кофе. Не  было

видно ни души. Но было ясно, что там кто-то был, так как все съедобное

из  кухни  исчезло.  Экспедиция  из  Севастополя  распространила  свои

исследования также и  на район кухни,  причем с отменным  результатом!

Мне все же удалось добыть некоторое количество еды. Императрице каждое

утро подавался гоголь-моголь. Я  сам сбивал -75-  его, что занимало  у

меня приблизительно  полчаса, но  зато я  получал за  него похвалу.  Я

зажег огонь и приготовил чашку кофе.  Я не смог найти сахар и  сливки,

но мне удалось так много всего поставить на поднос, что мне не  стыдно

было отнести  его  императрице. Я  ожидал  увидеть ее  расстроенной  и

подавленной, но она встретила меня широкой улыбкой. – С добрым  утром,

Ящик, –  сказала императрица,  – сколько  шума. Неужели  нельзя  утром

спокойно  поспать?  Императрица  приветливо  мне  кивнула  и  занялась

гоголем-моголем, как будто ничего не случилось. Через некоторое  время

все обитатели  из  всех  флигелей  дворца  собрались,  чтобы  обсудить

утренние события  и поговорить  о том,  где можно  достать  что-нибудь

поесть. Все это длилось несколько часов. Это был первый и единственный

раз, когда во дворце  императрицы проводился обыск за  те два года,  в

течение которых она  находилась в качестве  государственного узника  в

Крыму.

 

    Два таинственных посещения

    Во  дворце  была  своя  маленькая  часовня,  где  батюшка   каждое

воскресенье проводил службу  для обитателей дворца.  Это был тот  день

недели, когда  можно было  быть  уверенным, что  увидишь всю  семью  в

сборе. В течение того времени,  когда Керенский был у власти,  условия

были довольно хорошими, несмотря на то что у императрицы и у всех  нас

была ограничена свобода передвижения. Как раз к тому времени, когда мы

уезжали из России,  я получал,  например, жалованье  от государства  в

размере 120 рублей, на которое к концу моего пребывания в Южной России

можно было купить только  моток пряжи. После  того, как Керенский  был

изгнан и  к власти  пришли Троцкий  и Ленин{64},  условия нашей  жизни

ужесточились. Не  пришлось  долго  ждать,  и  у  императрицы  отобрали

автомобиль,  которым  она  пользовалась  для  небольших  прогулок   по

окрестностям. А некоторое время спустя она и все прочие -76- обитатели

получили  приказ   переехать  из   Ай-Тодора  в   замок   Дюльбер{65},

расположенный на  одну версту  южнее.  Замок принадлежал  князю  Петру

Николаевичу. Между тем, из Санкт-Петербурга приехал Поляков, и  теперь

мы вдвоем выполняли нашу  работу. В этот период  за нами очень  строго

следили. Командование  состояло  теперь  уже не  из  офицеров  старого

царского времени, а  из людей, которые  получили офицерское звание  на

новом политическом  пути.  Мы, обслуживающий  персонал,  нисколько  не

сомневались, что  тучи  над  нашими головами  сгущались.  Я  не  знаю,

чувствовала ли это императрица, но  если и чувствовала, то, во  всяком

случае, это  было незаметно.  Несмотря на  свои 70  лет, она  все  еще

высоко держала  голову.  Во  время нашего  пребывания  в  Дюльбере  мы

пережили одну ужасную ночь. В окрестностях шли бои и были волнения.  У

нас самих  не было  оружия,  но часовые,  которые нас  охраняли,  были

хорошо вооружены. Начальник караула по виду был страшным  разбойником,

с невероятно  грубой  рожей,  но,  как  оказалось,  он  был  мужчиной,

понимавшим свою задачу: от лица  своего правительства защищать нас  от

возможных нападающих. Он был  мичманом военно-морских сил, по  фамилии

Задорожный{66}. Было  ясно,  что  нам грозит  серьезная  опасность,  и

Поляков и я стояли на посту с большой палкой в руках, готовые  оказать

теплый прием нежеланному гостю. Когда наступила ночь, мы увидели нечто

удивительное. Большие группы крымских татар, вооруженных чем попало  –

дубинами, косами  и ружьями,  встали лагерем  вокруг дворца.  Мы  были

полностью окружены.  Императрица как  будто  ничего не  замечала.  Она

спокойно готовилась ко сну и легла в обычное время. Задорожный был все

время на своем  посту, проверял  караул и  был готов  защищать нас  до

последней капли  крови.  Как  после  оказалось,  татары  пришли  также

защищать нас! Как  только среди  них прошли слухи,  что императрица  в

опасности, они устремились  к дворцу, чтобы  усилить охрану. Это  было

неожиданное доказательство лояльности татарского населения{67}. -77- В

один прекрасный  день мы  вдруг  обнаружили, что  караул снят.  Мы  не

поняли почему, и решили, что  была допущена ошибка при смене  караула.

Позднее мы получили разъяснение. В Крым вступили немецкие войска, и  в

тот же самый момент все красные отряды исчезли. После того, как пришли

немецкие войска, мы получили значительно большую свободу передвижения.

В мае  1918  года  мы  покинули  Дюльбер  и  переехали  в  Харакс{68},

маленький уютный  дворец, стоявший  очень близко  к воде,  примерно  с

таким же расположением,  как и Ай-Тодор.  Дворец принадлежал  Георгию,

старшему брату великого князя Александра. Все лето и зиму немцы стояли

близко, в окрестностях  дворца. Как я  понял, они не  искали связей  с

императрицей и  не вмешивались  в наши  отношения. Но  случалось,  что

немцы появлялись во дворце и просто  вели разговоры о ситуации –  чаще

всего с гофмаршалом императрицы Долгоруким. Однажды осенью пришли трое

офицеров, у которых была долгая  беседа с гофмаршалом. Как только  они

ушли, он прошел к императрице  и доложил о разговоре. Они  рассказали,

что день спустя в  русских газетах появится  сообщение, что царь,  его

супруга  и  их  пятеро  детей  были  убиты  в  Екатеринбурге   (теперь

Свердловск). Но  мы  не  должны  верить тому,  что  будет  в  газетах.

Немецкие офицеры далее рассказали,  что царская семья спаслась.  Через

короткое время все в доме знали об этом посещении немецких офицеров  и

о том, что они  рассказали. Когда я вскоре  был вызван к  императрице,

она была так же уравновешенна, как всегда, но мне показалось, что  она

была более радостной и возбужденной, чем обычно. На следующий день  мы

получили газету, где было описано  убийство. Мы читали это  сообщение,

смеясь, так как знали,  что все это ерунда.  И тем человеком,  который

больше всех был уверен в том, что царь жив, была сама императрица. Она

была оживлена  и шутила  со своей  горничной и  другими людьми,  хотя,

несмотря  на  свою  приветливость,   обычно  была  молчаливой.   Через

несколько дней  ялтинская газета  написала,  что царь  не был  убит  и

совершил побег, а некие «Д»,  «В» и «Г» помогли  -78- ему и его  семье

убежать. Никто из нас  не знал, кто скрывается  под этими буквами,  но

очень усердно пытались отгадать это. Некоторое время спустя  произошло

событие, которое произвело на всех нас заметное впечатление. Вся семья

собралась за завтраком  на большой открытой  веранде. Была  прекрасная

погода, мягкая и не слишком жаркая.  Во время еды на лестнице  веранды

вдруг появилось  странное  существо. Это  была  цыганка. Она  была  не

молодой и не старой, скорее всего ей было 35-40 лет. Она было одета  в

обычную пеструю цыганскую одежду,  а на ее  черные волосы был  накинут

цветастый платок.  На шее  и  на запястьях  у  нее, как  обычно,  были

серебряные мониста.  Откуда  она  пришла?  Как  она  проскочила  через

караул? Чего  она  хочет? Дежурный  гофмаршал,  а это  был  Вяземский,

подошел к ней, чтобы  ее прогнать, но цыганка  сказала, что она  хочет

поговорить с императрицей. Это была крайне неофициальная форма приема.

Императрица сидела так близко, что слышала все сказанное. Она сказала:

– Императрица –  это я.  Что ты от  меня хочешь?  Цыганка сделала  шаг

вперед по  направлению к  императрице и  сказала так  громко, что  все

вокруг смогли это услышать: – Я хорошо знаю, что Ваше Величество очень

печалитесь, но Вам не  стоит этого делать, Ваш  сын жив и находится  в

добром здравии. Императрица засмеялась, она смеялась так искренне, как

мне редко приходилось слышать,  и поблагодарила за сообщение.  Цыганка

хотела сказать что-то еще, но императрица прервала ее. – Достаточно, –

сказала она и приказала Вяземскому выдать цыганке 25 рублей. Та  взяла

их  и  была  препровождена   гофмаршалом  к  воротам.  Это   маленькое

происшествие оставило у нас глубокое  впечатление. Была ли это  только

ловкость цыганки, которая воспользовалась ситуацией? Или за ее словами

скрывалось сообщение  политического  свойства?  Я  не  знаю  этого  и,

вероятно, никогда не  узнаю. Зима  следовала за  зимой. Мы  напряженно

ждали хоть какого-нибудь знака от царской семьи, подтверждающего,  что

-79- они  живы,  но никакого  сообщения  не было  ни  от царя,  ни  от

таинственных Д., В. и Г. Императрица однако не падала духом. Она и  ее

родственники хорошо  и  спокойно проводили  время  в уютном  дворце  и

спокойно смотрели  в будущее.  Через много  лет я  услышал от  бывшего

камердинера царя, как  царская семья должны  была избежать смерти.  По

его  мнению,  было  замечено,   что  царские  охранники  в   последний

критический период вели себя так, что было видно, что они не  истинные

пролетарии, а,  скорее  всего,  белогвардейцы,  которые  прикидывались

красными. Конечно, тон  обращения с высокопоставленным  узником и  его

семьей был крайне грубым и несдержанным, но в различных ситуациях,  он

полагает, что  видел  признаки  доверительности между  узниками  и  их

охранниками. Бросалось в глаза,  что охранники ели  за одним столом  с

царем, они говорили на  иностранных языках и играли  в шахматы. В  тот

день, когда должна  была состояться казнь,  царь и его  семья не  были

отведены в  подвал,  а  выведены  на  улицу  и  посажены  в  несколько

автомобилей, которые быстро  исчезли за углом.  К сожалению,  человек,

рассказавший мне  это,  уже умер,  и  я могу  только  пересказать  его

сообщение. Я  думаю, что  царю и  его семье,  которая, за  исключением

императрицы Аликс, всегда  умела найти общий  язык с простыми  людьми,

удалось скрыться среди толпы  и слиться с  серой массой народа.  Может

быть, им повезло, может быть, их  случай похож на то, что произошло  с

Александром I, который, как предполагают, умер не царем, а  безымянным

монахом в монастыре в глубине  огромной России{69}. Николай II не  мог

уехать за границу, и может  быть, его собственная страна  предоставила

ему тайное убежище. С его тягой к народному обожанию и мистике, вполне

вероятно, что  такое  могло произойти.  Много  пишется и  говорится  о

судьбе царской семьи. Но  хорошо ли, плохо  ли развивались события,  я

верю в то, что, во всяком случае, они были вместе. Через несколько лет

после их  исчезновения появился  слух, что  одна из  дочерей,  великая

княжна Анастасия, живет в Берлине. Один австрийский солдат якобы нашел

ее, женился на ней и таким образом вывез ее из страны. -80- Дело  было

расследовано. Камердинер  Александр Волков,  о  котором я  только  что

говорил, поехал в Берлин, чтобы  выяснить, мошенничество это или  нет.

Что же он нашел? Женщину, возраст которой совпадал с возрастом великой

княжны, но  с изуродованным  лицом и  совершенно не  знающую  русского

языка. В тот момент,  когда исчезла царская  семья, Анастасии было  17

лет,  и  невероятно,  чтобы  она  забыла  свой  родной  язык  так   же

основательно, как  таинственная  Анастасия  из  Берлина{70}.  Как  уже

говорилось, мы спокойно  жили в  Хараксе и  отмечали большие  события,

происходящие в мире, как слабое эхо отдаленных штормов.

 

    Отъезд в Англию

    Вскоре после  Нового, 1919  года произошли  некоторые изменения  в

ситуации. Немцы, ушли из Крыма и Украины. Одновременно вокруг  Харакса

стали появляться русские  войска{71}. Это  произошло в  феврале или  в

начале марта. В воздухе  повисла новая угроза.  Однажды в конце  марта

перед Хараксом  неожиданно  появился  английский корабль.  Он  не  мог

пришвартоваться, но  направил шлюпку  к молу  у Дюльбера,  и на  берег

сошел морской офицер. Сначала он долго говорил с князем Долгоруким,  а

позже с  императрицей. Я,  конечно,  не знал,  что они  обсуждали,  но

рассказывали, что они пытались уговорить императрицу уехать в  Англию.

Высокопоставленный офицер приходил несколько раз,  но так ничего и  не

изменилось. Однако  в  один  прекрасный  день  его  аргументы  все  же

оказались настолько убедительными, что императрица решила  отправиться

в путь со всей своей свитой{72}. Мы долго ждали, что же произойдет, и,

наконец, поступил окончательный  приказ об отъезде,  что было для  нас

неожиданностью. Это было 25 марта по русскому календарю – 7 апреля  по

западноевропейскому. Я помню этот день  так точно, потому что это  был

день рождения великой княгини Ксении. Сразу же после обеда, около часу

дня, императрица  сообщила,  -81-  что  нам  сейчас  же  нужно  начать

укладывать вещи  и быть  готовыми, чтобы  взойти на  борт  английского

военного корабля  «Мальборо»,  который  отвезет  нас  в  Лондон.  Смею

сказать, что мы были очень заняты. Мы упаковывали вещи, укладывали  их

на телеги, которые должны были отвезти их в портовый город Ялту.  Сама

императрица отправилась вместе со  своей фрейлиной графиней Менгден  к

молу Дюльбера, откуда на шлюпке она была доставлена на «Мальборо».  Мы

могли с  берега видеть,  как  легко и  быстро  она поднялась  на  борт

английского военного корабля, где  команда была выстроена для  парада.

Сразу же после  этого капитан  отдал приказ  поднять якорь  и плыть  в

Ялту. Семья  императрицы  и  свита последовали  за  ней,  некоторые  в

шлюпках, некоторые сухопутным путем, и в Ялте все были взяты на  борт.

Английский  капитан  хотел  очень   быстро  отправиться  в  путь,   но

императрица тянула  время.  Она хотела  убедиться,  что каждый  из  ее

близких и все  слуги были  взяты на борт.  Большинство отправились  на

«Мальборо»,  остальные  последовали   на  другом  английском   военном

корабле, название  которого я  не помню.  На борту  «Мальборо»  прежде

всего находилась  сама императрица.  Кроме  нее были  великая  княгиня

Ксения со своими детьми, дядя  царя великий князь Николай  Николаевич,

который  был  главнокомандующим   русской  армией   с  начала   войны,

гофмаршалы Долгорукий и Вяземский и личные слуги императрицы.  Великая

княгиня Ольга, которая большую часть времени находилась в Крыму, двумя

месяцами  раньше  уехала  на  Кавказ,  где  она  и  ее  муж  полковник

Куликовский надеялись  найти  более спокойную  обстановку{73}.  А  муж

великой княгини Ксении великий князь Александр несколько месяцев назад

уже уехал во Францию. Когда императрица убедилась, что все ее друзья и

помощники были на корабле, она  сообщила капитану «Мальборо», что  она

готова к  отплытию.  Прозвучало  несколько  коротких,  точных  команд,

которые я  не  понял,  и через  несколько  секунд  английский  военный

корабль запустил  свои мощные  машины. Императрица  стояла на  палубе,

когда были отданы  швартовы. Она,  как всегда,  стояла прямо,  и я  не

увидел слез в ее -82- глазах. Но она стояла очень долго и очень тихо и

все смотрела на землю,  которая была ее домом  более 50 лет и  которая

хранила тайну  того,  что  произошло  с  ее  возлюбленным  сыном,  его

супругой и их  пятью детьми.  Я никогда не  читал чужих  мыслей, но  я

определенно  чувствовал,  что  в  тот  день  императрица  Дагмар  была

совершенно убеждена,  что  она  снова  увидится  с  царем.  И  вот  на

горизонте мало-помалу исчезли склоны крымских гор. Мы следили за  ними

глазами так долго,  как это было  возможно, так как  они все же  около

двух лет были нашим домом. Это были два бурных года, два года  больших

государственных переворотов и  все еще  существующего напряжения,  но,

укрывшись за стенами Ай-Тодора, Дюльбера, Харакса, мы не только спасли

свои жизни, но  и надежду. Вдовствующая  императрица покинула Крым  11

апреля 1919 года. Она больше никогда не увидела Россию.

 

    На борту «Мальборо»

    Большую часть времени императрица находилась внутри, под  палубой.

Ей, конечно,  были  предоставлены  лучшие  каюты,  и  наши  английские

хозяева сделали все  возможное, чтобы  ее величество  и все  остальные

чувствовали себя  хорошо.  Но даже  адмирал  не мог  приказать  волнам

успокоиться,  и  «Мальборо»  получил   хорошую  трепку.  Впервые   это

случилось, когда мы проходили вблизи  Босфора, и императрица вышла  на

палубу, чтобы присутствовать  при входе в  него. «Мальборо»  продолжал

путь на Мальту в качестве первой цели путешествия, но на один день  он

бросил якорь около Константинополя.  Императрица оставалась на  борту,

но дружелюбно и с улыбкой приняла ряд посланников и лиц другого ранга,

которые хотели засвидетельствовать ей свое почтение. В то время,  пока

мы находились на рейде Константинополя, пришло телеграфное приглашение

великому князю Николаю Николаевичу от итальянского короля. Он сразу же

согласился и  перешел  на  борт  итальянского  судна,  на  котором  он

отправился прямо в  Италию. -83- Императрица  продолжала свой путь  на

«Мальборо» в сторону Мальты. Большую часть пути была плохая погода,  и

императрица все время находилась в своей каюте. Во время всего  нашего

путешествия в открытом  море только  один раз  у императрицы  возникло

такое горячее  желание подышать  свежим воздухом,  что она  осмелилась

выйти на  палубу в  сопровождении своей  фрейлины и  горничной.  Через

короткое время  большой  военный  корабль,  который,  конечно  не  был

рассчитан на использование  его в качестве  королевской яхты, попал  в

шторм и получил хорошую трепку. Корабль глубоко зарывался форштевнем в

апрельские  холодные  воды   Средиземного  моря,   и  огромные   волны

разбивалась об него. Вода обрушивалась на палубу и добегала до  кормы.

Императрице и ее спутницам также досталось, пока они смогли  вернуться

в каюту. Когда мы  достигли Мальты, море стало  спокойнее. У нас  была

слабая надежда, что нам удастся попасть на землю в пасхальную субботу,

но этому не пришлось сбыться. Мы вошли в порт только утром на Пасху  и

поэтому вынуждены  были провести  пасхальную ночь  в море.  Пасхальная

ночь – это большой праздник в православной церкви, и никто из тех, кто

был на борту,  не представлял, как  можно пропустить его.  Императрица

решила, что мы должны быть все вместе в пасхальную ночь и сделать  все

самое наилучшее, что  возможно в  данной ситуации. Среди  нас не  было

православного священника,  но мы  исходили  из того,  что у  нас  было

желание отпраздновать Пасху,  а это  было самым важным.  И вот  пришла

пасхальная ночь – самая необычная пасхальная ночь, какую я  когда-либо

в жизни переживал. Нам предоставили самую большую каюту на борту.  Она

была красиво  украшена  картинами и  настоящими  свечами. В  11  часов

вечера появились «прихожане». Вдовствующая императрица надела светлое,

праздничное и очень красивое платье. Гофмаршалы были в своих  парадных

костюмах с бесчисленными орденами. Все мужчины были в мундирах, а дамы

в  праздничных  туалетах.  Я  сомневаюсь,  что  на  каком-нибудь   еще

английском военном  корабле было  столько великолепия  на  корабельной

церковной  службе.  -84-  При  обычных  обстоятельствах   православная

пасхальная ночь –  великолепный и захватывающий  праздник с  шествием,

пением  псалмов,  хоровыми  песнями  и  многим  другим.  Конечно,  нам

пришлось сократить свои требования  на борту «Мальборо». Прежде  всего

это коснулось псалмов. Один за другим мы начинали петь, но голоса были

или слишком высокими или слишком низкими, и мы никак не могли  попасть

в такт.  Нам  не  хватало  органа  и  некому  было  руководить  хором.

Гофмаршалы и дамы пробовали, но пение не получалось. Тогда императрица

позвала меня  и  сказала: –  Ящик,  ты будешь  запевать.  Я  попытался

отказаться, так как  я никогда еще  не пробовал себя  в этом деле,  но

другого выхода не было. Я  должен был вступить в должность  псаломщика

судовой церкви, не  имея голоса,  во всяком  случае голос  мой не  был

лучше, чем у  всех кубанских  казаков. И вот  я поднял  руки, как  тот

человек, что обычно  дирижировал хором у  нас в станице,  и начал  сам

петь один из пасхальных псалмов, который  в то время каждый ребенок  в

России знал так же хорошо, как датские девочка и мальчик знают датские

рождественские псалмы.  И  произошло  чудо: пение,  которое  до  этого

момента  было  неуверенным  и   нескладным,  вдруг  зазвучало.  И   мы

отпраздновали Пасху на английском  корабле, который с каждым  оборотом

поршня уносил  нас  все  дальше  и дальше  от  нашей  любимой  России.

Императрица также позаботилась о вине, печенье, и крашеных яйцах,  как

это было в  России. Это была  пасхальная ночь, которую  мы, бывшие  на

корабле, никогда, пока мы живы, не забудем. И, наконец, мы  поздравили

друг друга  с Пасхой  и  похристосовались, троекратно  поцеловав  друг

друга в щеки или в губы.  Я поцеловал руку императрицы, ее  величество

поблагодарила меня за помощь в ведении праздника. -85-

 

    На Мальте

    Утром мы  прибыли  на Мальту.  Очевидно,  никто не  знал,  что  мы

приедем, так  как в  гавани было  совсем мало  народу. Но  губернатор,

который получил  телеграмму  о  том, что  на  борту  «Мальборо»  будет

императрица, позаботился об автомобилях для всей компании. Императрица

и ее личные слуги поехали в небольшой дворец, который был передан в ее

распоряжение на  неделю,  в  течение которой  мы  находились  на  этом

красивом острове. Как  только мы  приехали во  дворец, мы  распаковали

вещи,  но  других  указаний  не  поступило,  так  как  во  дворце  был

предусмотрен полный штат слуг,  которые справлялись со всем  наилучшим

образом. В период нашего пребывания во дворце мы были только  гостями.

Как только мы более или менее  привели себя в порядок, мы  отправились

на пасхальную службу в  маленькую протестантскую церковь, которую  нам

разрешили использовать.  К нашей  большой радости  мы узнали,  что  на

острове был  православный епископ.  Он провел  для нас  службу,  хотя,

конечно, она  и не  была такой,  как праздничная  пасхальная служба  в

главном  соборе  Санкт-Петербурга   или  даже   в  маленькой   часовне

Ай-Тодора. Последующие дни императрица использовала для  автомобильных

прогулок по Мальте. Это звучит так  обычно, если не учитывать то,  что

она пережила в те дни и в предыдущие годы, а также то, что ей было  72

года. Мы объехали весь  остров, и, как я  помню, поездка составила  75

км.  Мы  восхищались  великолепной  пышной  природой,  которая  давала

местным жителям богатый  урожай апельсинов и  других южных плодов.  Мы

осмотрели огромный кактус, являющийся одной из  достопримечательностей

острова  –   или,   во  всяком   случае,   он  стал   одной   из   его

достопримечательностей 25  лет  спустя.  Он  был  таким  большим,  как

двухэтажное здание, а  его стебли были  настолько плотными, что  можно

было по ним ходить. Порой вокруг кактуса могли одновременно уместиться

25  человек.  Он  выглядел   внушительно.  Но  больше  всего   времени

императрица, все  же,  затратила  на  посещение  старого  мальтийского

монастыря. Мы  направились туда  на автомобиле  -86- и  самостоятельно

обошли его, так как некому было показать нам монастырь. Во всех других

местах мира  он  был бы  достопримечательностью,  что давало  бы  хлеб

насущный разным ловким  экскурсоводам. Но все  же нам пришлось  узнать

Мальту и с других, менее приятных сторон. Мы видели известковую  пыль,

толстым слоем лежащую на одежде и домашней утвари. Нас ужасно замучили

крошечные москиты, которые так подло кусались. Мы с Поляковым жили  во

дворце в одной комнате. Когда мы в первый раз вошли в нее, то  решили,

что в ней очень душно и  открыли окна полностью и, кроме того,  убрали

плотную сетку, которая висела вокруг наших кроватей. Мы привыкли спать

на свежем воздухе  и не могли  даже подумать о  том, чтобы  замуровать

себя. Но мы горько раскаялись,  когда на следующее утро были  опухшими

от укусов москитов  на руках  и лице. Мы  чесались и  расчесывались...

прежде, чем мы узнали, что укусы расчесывать нельзя, а нужно смазывать

их маслом. В  ту же ночь  многие из русских  приобрели тот же  горький

опыт.  После   этой  удивительной   и  спокойной   недели  на   Мальте

вдовствующая императрица,  родственники  и  свита были  уже  на  борту

другого английского военного корабля, который должен был доставить нас

в Лондон.

 

    На борту «Нельсона»

    Это был  старый  военный корабль  «Нельсон»,  который в  этот  раз

совершал свое последнее плавание. Офицеры были очень огорчены, что  он

должен пойти на слом,  так как они  его любили, –  и мы тоже  полюбили

его. Мы  совершили красивую  и очень  интересную прогулку.  Мы  видели

китов к западу от Испании. Они нам не были незнакомы, так как в Черном

море имеется много дельфинов. Иногда их выбрасывает на берег во  время

сильного волнения,  и рыбаки  бегут к  ним и  высоко поднимают,  чтобы

следующая волна  не  унесла  их  обратно в  море.  Но  здесь  были  не

дельфины, а большие киты длиной по 10-15 метров, которые выбрасывали в

воздух каскады  воды. -  Потом мы  прошли глубокую  морскую впадину  в

Бискайском заливе.  Я  тогда не  говорил  по-английски, но  с  помощью

переводчика и знаками один из офицеров рассказал мне, что глубина моря

в этом  месте 5000  метров и  что здесь  постоянно идут  вверх и  вниз

водяные столбы, которые поднимают и опускают суда с почти  совершенной

регулярностью. Я надеюсь, что он  рассказал правду, и мне  показалось,

что я  чувствовал, как  корабль поднимало  и опускало  и его  скорость

снизилась. Как только  мы вышли  из Бискайского  залива, погода  стала

прекрасной и императрица  большую часть времени  проводила на  палубе,

где развлекалась, наблюдая, как офицеры играют в теннис и другие игры.

Но в последний день императрица часто сидела с биноклем, чтобы увидеть

английский берег.  И вот,  наконец, мы  прибыли в  Портсмут. Было  еще

далеко от  берега, когда  императрица  увидела свою  сестру,  королеву

Александру, которую  она называла  всегда Аликс{74}.  Они махали  друг

другу и нетерпеливо  ждали, когда большой  и тяжелый корабль  подойдет

настолько близко к причалу, чтобы они смогли окликнуть друг друга.  И,

наконец, мы  услышали далекий  и чистый  голос, который  кричал «  Это

первое датское слово, которое  я услышал, и  оно запечатлелось в  моей

памяти. Много времени спустя до меня дошло, что на самом деле королева

Александра произнесла не « «Нельсон»  маневрировал в течение 20  минут

взад и  вперед,  прежде,  чем он  ошвартовался  вдоль  железобетонного

причала, и  все это  время королева  Александра и  императрица  Дагмар

ходили  вдоль  причала  и  по  палубе  и  переговаривались,  как   две

школьницы, которые  не  виделись  друг  с  другом  во  время  школьных

каникул. -88-

 

    В Лондоне

    Вскоре  после   прибытия  вдовствующая   императрица  и   королева

специальным поездом  отправились  в  Лондон, где  они  были  встречены

принцем Уэльским{75}. Английский король{76} был болен в эти дни, и  не

мог присутствовать. При этом я был свидетелем одного события,  которое

оставило у меня  глубокое впечатление. Принц  Уэльский был в  утреннем

костюме, но  в связи  с получением  сообщения о  смерти царя,  которое

обошло весь мир,  у него на  левой руке была  траурная повязка.  Когда

императрица ее  увидела,  то спросила,  по  кому он  носит  траур.  Он

ответил, что по ее сыну, русскому императору и его семье.  Императрица

была крайне взволнована и  еще на вокзале  сорвала траурную повязку  у

своего племянника,  наследника трона.  Было ясно,  императрица  хотела

этим подчеркнуть, что она не верила  и не хочет верить в сообщения  об

убийстве императорской  семьи. Я  внутренне убежден,  что  императрица

вплоть до своей смерти сохраняла не только надежду, но также и веру  в

то, что она опять увидит  императора. Известие о том, что  императрица

сорвала траурную  повязку с  руки принца,  очевидно, молнией  облетело

дворец, так  что, когда  мы  приехали, ни  у  кого не  увидели  черных

повязок на руках.  А на торжественном  вечернем приеме двор  не был  в

трауре, а при полном праздничном параде. Если мы, лейб-казаки, Поляков

и я, и заслужили  отпуск после крымского периода,  когда мы в  течение

двух   лет   выполняли   обязанности   лейб-казаков   и   камердинеров

одновременно, то  получили его  в  полном объеме  в течение  тех  двух

месяцев, пока императрица  была в  Лондоне. Большую  часть времени  их

величества были вместе, и в нас не было потребности. А мы могли гулять

и  наслаждаться  жизнью.  Для  начала  нам  не  особенно  легко   было

передвигаться по лондонским улицам, не привлекая внимания. Мы гуляли в

наших казачьих  униформах,  и  их красочность  в  сочетании  с  нашими

размерами и длинными волнистыми  бородами привлекала к нам  достаточно

много любопытных, и не  всегда из самых  -89- приятных. Как  известно,

«Девушки с Лангелиние» есть во всех городах мира{77}. В первые дни  мы

здорово запутались в том,  что мы должны посмотреть  и куда пойти,  но

шеф личной полиции английского короля был чрезвычайно любезен и  готов

был помочь нам. Он составил для нас своеобразный боевой план, чтобы мы

за короткое  время смогли  увидеть  многое. Одновременно  мы  получили

личную одежду,  что  помогло  нам  спокойно  передвигаться.  Во  время

длинных прогулок не очень-то весело было привлекать такое же  внимание

на английской  улице,  как слон  на  улице Копенгагена.  Поляков  и  я

несколько дней  обсуждали,  можно  ли  сшить  гражданскую  одежду,  но

оставили это дело, так как наши русские деньги в Лондоне  использовать

было нельзя. Они имели такую же ценность, как обойная бумага.  Однажды

мы пересилили себя и спросили у вдовствующей императрицы, не могли  бы

мы получить разрешение ходить  в гражданской одежде,  пока мы живем  в

Лондоне.  Мы  получили   это  разрешение,   и  одновременно   королева

Александра отдала распоряжение  экипировать нас  с ног  до головы.  Мы

получили обыкновенный  костюм,  рубашки  с  соответствующими  жесткими

галстуками,  которые  сначала  нас   смущали,  и  жесткие   английские

шляпы-котелки. Мы не  могли удержаться  от смеха, Поляков  и я,  когда

впервые увидели  друг  друга  в непривычном  обмундировании.  С  этого

момента жизнь у нас стала более спокойной, чем раньше, но наши  бороды

все же вызывали любопытство. Во время «уличных праздников» с  проходом

войск или чем-нибудь  подобным мы  приходили домой и  снимали с  бород

несколько метров  серпантина. В  целом, по  нашему мнению,  английское

население, достаточно  радовалось  победе, но  еще  больше  радовалось

миру, который последовал за войной. Конечно, всегда были люди, которые

шумели и  кричали  по каждому  поводу,  но лучшая  часть  народа  была

спокойной и очень  серьезной. Они слишком  близко к сердцу  восприняли

эту войну, чтобы впечатления о ней могли быть стерты одним трактатом о

мире. Императрица,  конечно,  радовалась  возможности  быть  вместе  с

сестрой и  семьей. Но  она  была очень  серьезной  во все  -90-  время

нахождения в английской  столице. Я  видел Ее  Величество меньше,  чем

обычно, но  было  заметно, что  она  мысленно все  время  возвращается

обратно в Россию... в страну, где она провела лучшие годы своей  жизни

и где она оставила самое дорогое из того, что у нее было. Мой товарищ,

лейб-казак Поляков,  также  тосковал  по  России, и  в  конце  мая  он

испросил разрешение поехать домой, чтобы  повидать свою жену и  детей.

Императрица сразу  же дала  разрешение, и  гофмаршал князь  Долгорукий

позаботился о необходимых бумагах.  Поляков получил билет на  корабль,

который доставил его прямо  на Кавказ, и он  проплыл назад весь  путь,

который проделали мы, но на этот раз не на английском военном корабле,

а на русском  грузовом пароходе.  Он был  счастлив в  тот день,  когда

отправился в путь и радовался как ребенок, что увидит снова свой  дом.

Вместо того, чтобы рассказывать о поездке Полякова, может быть,  лучше

сообщить о  том, что  он благополучно  добрался до  места  назначения.

Когда он  приехал на  Кавказ,  то обнаружил,  что  там все  еще  очень

неспокойно. Один  день край  был переполнен  красными войсками,  а  на

следующей неделе белые брали власть в свои руки. Поляков  одновременно

воспользовался случаем, чтобы передать привет великой княгине Ольге  и

ее мужу полковнику  Куликовскому, которые переехали  сюда из Крыма  во

время оккупации полуострова немцами. Они были в добром здравии, но  не

чувствовали себя в безопасности из-за постоянных волнений. Но вернемся

обратно в  Лондон.  Время  шло,  и  в  начале  августа  приехал  принц

Вальдемар, чтобы  забрать  свою  сестру обратно  в  Данию.  Я  получил

указание написать Полякову, что он не должен возвращаться в Лондон,  а

ехать прямо в  Копенгаген. К  счастью, письмо  это дошло.  Императрица

подготовила все к поездке, которая должна была осуществиться на  борту

большого  дизельного  парохода  «Фиония»  компании  O.К.{78},  который

должен был зайти в английский порт с грузом южных фруктов по дороге  в

Данию. Мы ждали день за днем радиограмму о том, когда придет  «Фиония»

– и наконец, она пришла. Корабль  встал на якорь в устье Темзы.  Багаж

императрицы  был  отвезен  на  красивый  -91-  большой  корабль  двумя

баржами, оснащенными  длинными  прочными мостками.  Раньше  я  никогда

таких не видел. Путешествие проходило спокойно. Я радовался, что увижу

родину императрицы, несмотря на то,  что я лично рассчитывал, что  это

будет относительно  кратковременный  визит. Когда  мы  приблизились  к

Эресунду, императрица  позвала  всех  нас на  палубу.  Был  прекрасный

августовский день. Небо было голубым,  и солнце светило во всем  своем

блеске, чтобы  приветствовать  датскую принцессу,  вернувшуюся  домой.

Тогда я  верил, что  все летние  дни в  Дании одинаково  прекрасны.  В

течение  20  лет,  которые  прошли  с  тех  пор,  у  меня  было  много

возможностей  лучше  изучить  датский  климат.  Когда  мы  приплыли  в

Хельсингер, императрица начала  рассказывать: сначала  о Кронборге,  а

затем обо всем, что мы видели на датском берегу. Если она затруднялась

что-либо  вспомнить,  то  спрашивала  принца  Вальдемара,  который   с

братской улыбкой помогал ей восстановить это в памяти. Мы, ее  русские

соотечественники и  слуги, слушали  императрицу. Это  благодаря ей  мы

получили хорошее впечатление  от красивой страны,  где мы должны  были

остановиться, хотя бы и временно.

 

    В Копенгагене

    Во второй  половине дня  мы прибыли  в таможню.  Датский король  и

королева приветствовали вдовствующую  императрицу, и спустя  некоторое

время она уехала в  своем собственном автомобиле  в Видёре. Мы  начали

сразу же распаковывать вещи, а в  остальном дворец был готов к  приему

императрицы.  Видёре  –  это  был  дворец,  который  вместе   занимали

императрица Дагмар  и  королева  Александра.  Все  серебро,  фарфор  и

скатерти были помечены  монограммой обеих  владелиц дворца{79}.  Через

некоторое время после  прибытия императрица  пообедала. Ее  величество

обедала  в  полном  одиночестве  и  попросила  меня  принять  на  себя

обслуживание, чему я был очень рад и горд этим. Немного погодя,  когда

императрица уже сидела за -92- столом, в дверь позвонили и пришли двое

датских гостей, одетых  в гражданское  платье. Они  появились прямо  в

столовой, поздоровались  с императрицей  и  сели за  стол, но  от  еды

отказались. Я очень удивился,  что они не  подождали в гостиной,  пока

императрица закончит  обедать,  но, как  я  понял, это  были  одни  из

особенно хороших друзей императрицы. Через некоторое время они ушли, и

когда они уехали, я спросил шофера императрицы, что это были за гости.

Он засмеялся и сказал, что это  были датский король и королева. Я  был

немного сконфужен, но не знаю, было ли для этого основание, так как  я

видел королевскую чету  только одно мгновенье  сегодня днем, и  король

был тогда  в военной  форме. Но  меня поразило,  что на  малой  родине

императрицы можно так просто и на  равных обходиться друг с другом.  У

меня также  есть другое  небольшое воспоминание  о моем  первом дне  в

Видёре. Когда  мы плыли  через залив,  была прекрасная  погода, но  к.

вечеру небо затянули дождевые тучи,  и вдруг начался проливной  дождь.

Датский климат  в  первый же  день  оставил о  себе  впечатление,  как

капризный. Императрица пробыла в Видёре до ноября, ей было там хорошо.

Когда прошла первая усталость  от поездки, она  начала гулять в  саду.

Императрица любила цветы, и, несмотря на то, что ей было 72 года,  она

передвигалась так легко и быстро,  что могла бы посрамить многих  юных

девушек. Она легко и  с большим изяществом  наклонялась к земле,  если

хотела сорвать цветок или срезать розу. Императрица очень любила  свой

сад. И  когда погода  позволяла,  она сидела  там, читала  или  писала

небольшие письма. Первые дни в Видёре были довольно спокойными.  Гости

редко заезжали к обеду или ужину, но всегда было большое оживление  за

чаем. К этому времени  у Видёре стояло  10-15 автомобилей, на  которых

гости приезжали  в дом.  Иногда к  обеду или  к ужину  приезжал  принц

Вальдемар, но я  не помню,  чтобы король и  королева когда-нибудь  там

ужинали. Они, конечно,  могли сделать это,  когда осенью вернулся  мой

сослуживец лейб-казак Поляков, и мы  теперь сменялись с ним на  службе

через неделю, как это было у нас в Санкт-Петербурге, Киеве и в  Крыму.

-93- Императрица пробыла в Видёре до ноября. Во дворце стало  холодно,

он был рассчитан только на летнее пребывание, и ее величество перевела

всю свою  свиту  в Амалиенборг,  где  ей предоставили  апартаменты  во

дворце короля Кристиана IX.

 

    В роли проводника

    Видёре – это уютное место  для летнего пребывания, но во  времена,

когда вдовствующая императрица Дагмар  и королева Александра  занимали

этот дворец, там  не было никакого  центрального отопления, и  поэтому

императрица вынуждена  была  переезжать каждую  зиму,  если  позволяло

здоровье, в  Амалиенборг.  Так  императрица сделала  и  в  1919  году,

несмотря на то что зима была очень мягкой, во всяком случае по русским

меркам.  В  конце  декабря  императрица  дала  мне  задание,   которое

потребовало, чтобы  я следующие  полтора  месяца пробыл  за  границей.

Обстановка в России все  еще была неясна,  и поэтому императрица  дала

мне задание поехать в  Новороссийск, незамерзающий порт Черного  моря,

чтобы  забрать  оттуда  некоторых  родственников  императрицы{80}.   Я

пустился отсюда в  путь незадолго  до нового года  на борту  грузового

теплохода, который ходил под русским  флагом, и спустя месяц прибыл  в

место назначения. Мне удалось быстро связаться с той семьей, которую я

был направлен забрать. Нас приняли на борт итальянского судна, которое

стояло  в  порту,  и  на  нем  мы  приехали  в  Константинополь,   где

разместились в большом отеле,  расположенном на маленьком острове  вне

города. Там мы пробыли шесть  дней, ожидая более точных инструкций,  и

затем поехали в специальном вагоне  через Турцию, Болгарию и Сербию  в

Югославию, где знаменитых путешественников встретил регент,  кронпринц

Александр. Группа хорошо провела время в Белграде, где жила в  большом

отеле, так  как  было  решено  остаться здесь  на  некоторое  время  и

осмотреться. -94- Между тем  императрица направила мне указание  ехать

прямо домой, попросив снять с  себя обязанности проводника, так что  я

мог возвращаться в Данию. Я  продолжил свое путешествие очень  быстро,

насколько  возможно,  через  Вену  в  Прагу.  Я  обратился  в  русское

консульство, чтобы оформить бумаги  для возвращения домой. Все  прошло

довольно легко. На следующий день я должен был ехать дальше, но  когда

я пришел на вокзал, чтобы ехать на поезде из Вены, я к моему  большому

удивлению обнаружил,  что путешественники,  с которыми  я расстался  в

Белграде, оказались  вместе  со мной  в  поезде. Когда  я  телеграммой

сообщил императрице, что я  один выезжаю домой,  она тут же  направила

телеграмму в Белград,  чтобы все  остальные последовали  за мной.  Так

получилось, что все  же я  доставил родственников  императрицы. Я  был

горд тем доверием, которое императрица мне оказала, и признаюсь, что я

смахнул слезу, когда  увидел, как была  счастлива императрица  увидеть

вернувшихся к  ней родственников.  Они  не виделись  друг с  другом  в

течение полутора лет.

 

    Последние годы

    Итак, я снова перебрался во дворец Кристиана IX , где  императрица

и ее двор оставались до мая 1920 года. Мы пережили беспокойные дни  во

время  угрозы  всеобщей  забастовки  и  те  часы,  когда  демонстранты

заполнили площадь Амалиенборг. Однако  датчане восприняли это  событие

удивительно спокойно, я же, напротив,  не могу отрицать, что оно,  без

всяких сомнений,  произвело на  нас  впечатление, так  как мы  еще  по

России знали,  как  трудно остановить  эту  движущуюся лавину.  В  мае

месяце императрица опять переехала  в Видёре, но продолжала  совершать

длительные прогулки в окрестностях города. Эти прогулки были  особенно

дальними и особенно длительными в  грибной сезон, так как  императрица

была  заядлым  грибником.  В  августе  и  сентябре  она  выезжала   на

автомобиле на свои избранные грибные угодья и всегда возвращалась -95-

с большой добычей. Не было ни  одного гриба, который ускользнул бы  от

ее зоркого  глаза, и  она  не уставала  наклоняться за  ними.  Великая

княгиня Ольга, внуки и все мы также любили грибы, но во многих случаях

в этих поездках мы успевали  устать раньше, чем императрица  принимала

решение прекратить охоту за  грибами. Часть грибов съедалась  свежими,

другие же сушились, и в Видёре у императрицы, великой княгини и у всех

нас над плитой имелся свой гвоздь, на котором развешивалась для  сушки

наша  грибная  добыча,  нанизанная  на  длинные  нитки,  что  вызывало

возмущение  у  персонала   кухни.  Я   так  никогда   и  не   научился

по-настоящему говорить по-датски.  Одной из главных  причин было,  без

сомнения, то, что в течение первых  четырех-пяти лет мы все еще  ждали

возвращения обратно в Россию, и я представить себе не мог, что все это

останется только  пустыми хлопотами.  В первые  годы я  не думал,  что

смогу выучить  большее  количество  слов, чем  «императрица»,  «да»  и

«спасибо» – и  эти слова я  употреблял без разбора  направо и  налево.

Однажды императрица  присутствовала  на  больших  похоронах  в  церкви

Holmens Kirke. Хоронили какого-то  высокопоставленного офицера, я  уже

не помню,  кого именно.  Шофер императрицы  Ларсен и  я оставались  на

улице. Я  был  в полном  обмундировании,  и очень  скоро  вокруг  меня

собралось несколько  мальчиков и  девочек. Сначала  они  рассматривали

появившееся «чудо» с почтительного расстояния, но когда поняли, что  я

не обращаю на  них внимания,  то постепенно становились  все смелее  и

смелее, самые же смелые приблизились настолько, что начали щипать  мою

бурку. Если  бы  им  позволили продолжать,  то  вероятнее  всего  дело

закончилось  бы  тем,  что  они  дернули  бы  меня  за  бороду,  чтобы

убедиться, что  она  настоящая.  Но  шофер  Ларсен  вдруг  сказал  им:

«Берегитесь – это настоящий живой казак и он ест детей». Они отступили

на шаг и самый смелый из них спросил: «Это правда?» Здесь не подходили

ни слово «императрица», ни слово «спасибо»,  и я сказал «да», и в  тот

же самый момент они разбежались в разные стороны. -96- В другой раз  я

отправился в  Magasin du  Nord вместе  с моим  знакомым, чтобы  купить

некоторые мелочи. Вдобавок ко всем другим неприятностям, это был  день

«распродажи остатков», и в магазин потоком шли дамы. Когда мой спутник

также захотел что-то купить и оставил меня в одиночестве, одна из  дам

заметила  меня.  Она,  очевидно,  подумала,  что  я  (а  я  был  тогда

при«полном параде»)  новый «швейцар»,  и вместе  с несколькими  своими

подругами атаковали  меня, чтобы  выяснить,  где продаются  товары  из

бархата. К сожалению, я был не  в состоянии им помочь, что,  очевидно,

привело их в  большое неудовольствие. Во  всяком случае, когда  пришел

мой спутник  и  торжественно  увел меня,  какой-то  разговор  об  этом

состоялся. В 1922-1923  г. императрица ездила  в Англию. Поездка  была

связана, как я понял,  с крахом банка Landmandsbanken  {81}. Сам я  не

участвовал в этой поездке. Императрицу сопровождал Поляков. Когда  она

вернулась домой из этой поездки, она выглядела постаревшей и  усталой.

Она все еще предпринимала прогулки, если позволяло здоровье, ее ум был

также остр, как в то время, когда  я поступил к ней на службу, но  она

теряла аппетит  и  силы.  В  1925 году  императрица  в  последний  раз

посетила русскую церковь{82}, чтобы совершить благодарственную молитву

в связи с присвоением церкви датским верховным судом статуса церковной

общины. С того самого времени чувствовала она себя слишком слабой  для

того, чтобы  выходить из  дому, и  мы, окружавшие  ее и  любившие  ее,

видели, что жизнь ее покидает. В сентябре 1928 года из Парижа приехала

великая княгиня Ксения, а 13 октября в 7 часов вечера наша императрица

умерла. Великие княгини  Ксения и Ольга  и брат императрицы  Вальдемар

присутствовали при  ее  кончине.  Сразу  же  послали  за  гробом.  Его

привезли почти сразу  же. Великая княгиня  Ольга попросила Полякова  и

меня положить императрицу  в гроб;  она была такой  маленькой и  такой

худой, что  почти  ничего не  весила.  Гроб  не закрывали,  и  он  был

установлен открытым в зале, имевшем выход  в сад. Я и Поляков,  сменяя

друг друга,  несли  вахту в  течение  трех  суток, пока  гроб  не  был

перевезен в  русскую церковь.  -97-  Похороны состоялись  19  октября.

После службы  в  церкви  гроб  был  перевезен  в  Эстерпорт  и  оттуда

специальным поездом в  Роскилле. Два  епископа, Поляков и  я стояли  в

почетном карауле в  переднем вагоне.  В Роскилле гроб  был вынесен  из

вагона  датскими   камергерами   и   помещен   на   низкий   катафалк.

Представители со  всего  мира  сопровождали  императрицу  к  месту  ее

последнего упокоения  в  кафедральном  соборе,  где  ее  саркофаг  был

установлен рядом с мраморными саркофагами ее отца и матери,  Кристиана

IX и королевы Луизы{83}. -98-

 

    Заключение

    Очевидно, мое повествование должно на этом и завершиться, так  как

я самый  обыкновенный  простой  человек,  чья  жизнь  не  представляет

интереса для широкой публики. Я очень надеюсь, что императрица  знала,

как благодарен я был  ей за ее доброту.  Во всяком случае, теперь  уже

слишком поздно об  этом говорить.  Я также  благодарен императрице  за

свою супругу. В 1922  году в Видёре я  встретил молодую даму,  которая

пришла в гости к подруге. Она была одета в черное, так как только  что

потеряла своего отца. Я попытался заговорить с ней. Это было  нелегко,

но мне удалось выяснить, что зовут  ее Агнес Обринк. Мы несколько  раз

встретились с  ней,  и  несмотря  на то,  что  слово  «любовь»  звучит

совершенно по-разному на датском и русском языках, чувство от этого не

меняется. Короче говоря, мы решили пожениться, но только если я  смогу

получить разрешение императрицы.  Ее величество  подумала и  попросила

меня пригласить  к ней  мою избранницу.  После того,  как  императрица

побеседовала с Агнес, дело разрешилось положительно. Моя будущая  жена

учила русский язык и одновременно готовилась к переходу в православие.

Сама императрица была  ее крестной матерью,  а так как  имени Агнес  в

русском языке нет, она получила имя Нина, одинаковое в обеих  странах.

Мы обвенчались  в мае  1925 года  в русской  церкви. До  того, как  мы

отправились  в  церковь,  императрица  пригласила  нас  к  себе.   Она

благословила нас  и подарила  небольшую  икону Девы  Марии –  один  из

образов, написанных  великой  княгиней  Ольгой.  Она  висит  у  нас  в

гостиной и  напоминает  нам  каждый  день  о  заботливости  и  доброте

императрицы. Эта  доброта, которой  обладали великая  княгиня Ольга  и

другие родственники  императрицы, сопровождала  нас  и дальше,  и  это

навсегда осталось  в нашем  сердце. -99-  Сама свадьба  происходила  в

большой столовой  в Видёре.  Великая княгиня  Ольга, ее  муж,  графиня

Менгден и  многие  другие пришли  нас  поздравить. Итак,  мой  рассказ

близится к концу. Благодаря  родственникам императрицы моей супруге  и

мне удалось завести небольшое дело, которое дает нам хлеб насущный.  У

нас маленький скромный дом и много хороших русских друзей, с  которыми

мы вспоминаем вдовствующую  императрицу с  глубокой почтительностью  и

горячей  любовью.  Мой  коллега,  лейб-казак  Поляков,  жил  у  нас  в

последние годы, и мы  были с ним как  братья{84}. Смерть собрала  свой

урожай среди тех, кто до  сегодняшнего дня последовал за  вдовствующей

императрицей, но  мы,  оставшиеся  в живых,  держимся  вместе.  Теперь

осталось только выразить последнюю благодарность – и эта благодарность

Дании, родине  моей  императрицы. Я  люблю  Россию и  буду  любить  ее

всегда. Однако  сердце  мое  полно  благодарности  к  этой  маленькой,

прекрасной стране, которая подарила  мне будущее, жену и  императрицу.

-100-

    Примечания

    {1}  Предисловие   к   книжному   изданию   1968   г.   готовилось

Издательством, когда ни автора,  ни его супруги уже  не было в  живых,

Отсюда и многие  фактические неточности в  биографических сведениях  о

Т.К. Ящике.

    {2} Согласно  «Послужному списку»  Т.К. Ящика,  он родился  15(27)

апреля 1878 г.

    {3} Точнее – Варавва.

    {4} Об обстоятельствах подготовки и публикации воспоминаний Т.  К.

Ящика см. вступительную статью и послесловие И.Н. Демидовой.

    {5} Сведения о первой семье Т.К. Ящика полностью искажены. Он  был

женат (с 1895  г.) на Марфе  Самсоновне Сидоренко, от  которой у  него

было девять детей  – трое сыновей  и шестеро дочерей.  Четверо из  них

умерли в младенчестве.  Никто из сыновей  не был священником.  Младший

сын Константин,  который упоминается  в предисловии,  умер в  голодном

1933 г.  Жена –  Марфа  Самсоновна была  расстреляна  17 мая  1922  г.

(подробнее см. публикуемый далее очерк Н. Султханова).

    {6} Подробнее см. послесловие И.Н. Демидовой.

    {7} Старших  братьев  Т.К.  Ящика звали:  Герасим,  Иван,  Андрей;

сестер: Соломонида и Анна (об их судьбе см. воспоминания  единственной

оставшейся в живых  дочери Т.К. –  Анны Тимофеевны, 1910  г. рожд.)  в

очерке Н. Султханова.

    {8} Датировка по новому стилю, фактически – 15 (27) апреля 1878 г.

    {9} Речь идет об Ейском отделе Кубанской области. Ныне Новоминская

станица – в составе Каневского района Краснодарского края.

    {10} 1 января ст. стиля Русская православная церковь отмечала, как

один из  Великих праздников,  день памяти  святителя Василия  Великого

(ок. 331  – 1.01.379),  с 370  г. –  епископа Кесарии  Каппадокийской,

ортодоксального христианского мыслителя. -101-

    {11} Допризывная военная подготовка у Т. К. Ящика, как и у  других

казаков, продолжалась более 4 лет  (с 1896 по 1899  г.), в 1897 г.  он

принял присягу. 28 августа 1900 г. был направлен в 1-й Ейский полк,  а

с 15  сентября зачислен  в  Конвой командующего  войсками  Кавказского

военного округа кн. Г.С. Голицына.

    {12} Точнее:  Кагызман –  уездный центр  Карсской области,  вблизи

турецкой границы (по дороге в Эрзерум). Карсская область  присоединена

к России после русско-турецкой войны 1877-1878  гг. С 1918 г. вновь  в

составе Турции.

    {13} «Тбили» по-грузински – теплый.

    {14} Должность Г.С.  Голицына указана не  точно. Голицын  Григорий

Сергеевич (1838-1907) – князь, окончил Пажеский корпус и  Николаевскую

академию Генерального  штаба,  генерал  от  инфантерии  (с  1896  г.),

участник кавказских  войн  XIX в.,  с  1876 г.  –  военный  губернатор

Уральской области  и Наказной  атаман Уральского  казачьего войска.  С

1897 по 1904 г. – Главноначальствующий гражданской частью на Кавказе и

одновременно командующий войсками Кавказского военного округа и атаман

Кавказского казачьего войска.  По его и  министра внутренних дел  В.К.

Плеве инициативе  был  принят закон  12  июня 1903  г.  о  конфискации

(секвестре) принадлежащего армянской церкви имущества, в Тифлисе  были

закрыты несколько армянских школ  и ограничена деятельность  армянских

благотворительных обществ,  что  вызвало  резкий  протест  и  волнения

армянской общественности и явилось  одной из причин описываемого  Т.К.

Ящиком покушения 14 октября 1903 г. на Г.С. Голицына.

    {15} Тифлисским губернатором был полковник И.Н. Свечин.

    {16} Имеется  в  виду Александр  Иванович  <Манташев  (1842-1911),

тифлисский купец  1-й  гильдии, крупный  бакинский  нефтепромышленник,

банкир и домовладелец. Был  связан с армянским национальным  движением

(партией  «  Дашнак-цутюн»),  оказывая   ему  финансовую  помощь.   По

агентурным сведениям Департамента  полиции (ДП),  пожертвовал в  конце

1903 г. на революционные цели «миллион рублей». Отвечая на запрос  ДП,

начальник  Тифлисского  охранного  отделения  ротмистр  Ф.А.  Засыпкин

сообщал 24 апреля  1904 г.:  «Проживающий в  городе Тифлисе  Александр

Манташев – известный  армянский миллионер до  возникновения в  прошлом

1903 г.  армянского  движения  в  острой  форме,  направленном  против

русского правительства,  имел  несомненную связь  c  -102-  движением,

направленным против Турции преимущественно; в  данное время он уже  не

решился бы оборвать свою связь и во всяком случае безусловно  снабжает

революционеров деньгами; указания на пожертвование им миллиона  рублей

все же сомнительно». См.: Островский А.В. Кто стоял за спиной Сталина?

СПб; М., 2002. С. 502-503.

    {17} В  корреспонденции от  18(31) декабря  1904 г.  из Тифлиса  в

газете П. Б. Струве «Освобождение» «У страха глаза велики» сообщалось:

«Тифлис. Вот уже вторая неделя,  что центр города представляет  редкое

зрелище: днем  и  ночью по  нескольку  сот солдат  окапывают  со  всех

сторон... дворец  –  помещение  главноначальствующего,  в  поисках  за

миной, подкладываемой будто  бы армянскими комитетами...  Оказывается,

что для безопасности дворца, в виду смутного времени решили... прорыть

вокруг него подземный туннель (около сажени в диаметре) со спуском  из

сада и обложив его каменными плитками, проведя электричество и устроив

вентиляцию, держат там постоянные военные  караулы. И вот теперь  роют

глубокие колодцы, и вокруг  дворца со стороны улиц  и сада все выше  и

выше растут зеленые пирамиды. Нечего сказать производительная  работа!

И вот на что расходуются народные деньги и пользуются услугами  армии,

призванной защищать отечество  от врагов внешних  и внутренних...»  //

Освобождение. № 15/16 (39/40). Штутгарт,  19 января (1 февраля)  1904.

С. 284-285.

    {18} С началом первой русской революции 1905-1907 гг. и в условиях

продолжающейся  русско-японской  войны   26  февраля   1905  г.   было

восстановлено наместничество  на Кавказе  и  тогда же  царским  указом

наместником на  Кавказе,  командующим  войсками  Кавказского  военного

округа и войсковым наказным атаманом Кавказского казачьего войска  был

назначен  ген   .-адъютант  гр.   Илларион  Иванович   Воронцов-Дашков

(1837-1916),  участник   кавказской  (1817-1864)   и   русско-турецкой

(1877-1878) войн, министр императорского  двора и уделов  (1881-1897),

член Гос.  совета, друг  и ближайший  сотрудник императора  Александра

III.  В  качестве  наместника  на  Кавказе  добился  отмены  закона  о

секвестре имущества  Армянской церкви  и открытия  закрытых  армянских

школ. Проводил на Кавказе  политику умеренных либеральных реформ,  чем

вызвал недовольство  и  активное  противодействие  правоконсервативных

кругов. Заступничество перед царем  и постоянная поддержка со  стороны

вдовствующей  императрицы  Марии  Федоровны  позволили  ему  сохранить

должность наместника до 1915 г. -103-

    Подробнее о деятельности  возглавленной И. И.  Воронцовым-Дашковым

кавказской администрации в  1905-1908 гг. см.:  Потолов С. И.  Царизм,

буржуазия и рабочий  вопрос в  первой русской революции  // Рабочие  и

российское общество. Вторая половина XIX-начало XX века. Сб. статей  и

материалов.  СПб.,  1994.  С.  77-137.  См.  также:  Исмаил-Заде  Д.И.

Илларион Иванович Воронцов-Дашков //  Исторические силуэты. М.,  1991.

С. 20-62.

    {19} Согласно официальной версии в  нападении на Г.С. Голицына  14

октября 1903 г. участвовали  трое. Один из  них был убит  подоспевшими

казаками, двое тяжело ранены и вечером скончались. (Кавказ, 15 октября

1903 г.) Что касается награды – бутылками шампанского, – то речь  идет

о родном  брате  Г.  С.  Голицына –  князе  Льве  Сергеевиче  Голицыне

(1845-1915), ученом-виноделе.  В  своем крымском  имении  Новый  свет,

возле Судака,  основал питомник,  где вел  селекционную работу  с  500

сортами винограда.  Построил здесь  винодельческий  завод и  в  горных

разработках и подвалах собрал крупнейшую коллекцию марочных вин (свыше

50 тыс.  бутылок).  В  конце  XIX в.  наладил  производство  и  розлив

шампанских вин, которые поставлялись по всей России. Голицынские  вина

были удостоены золотых и серебряных медалей на многих всероссийских  и

международных ярмарках. Был главным виноделом Удельного ведомства.

    {20} Эта охота с участием Г.  С. Голицына была в районе Гатчины  7

октября 1904 г. См.: Дневники императора Николая II. М., 1991 (далее –

Дневники...). С. 233.

    {21} Явная ошибка памяти. По-видимому речь идет о первых  именинах

наследника престола  –  цесаревича Алексея  («нашего  сокровища»,  как

называли его родители), которые торжественно были отмечены во  вторник

5 октября 1904 г., когда Т. К. Ящик с Г. С. Голицыным только  приехали

в столицу. Крестины же Алексея, родившегося 30 июля (ст. ст.) 1904 г.,

происходили двумя месяцами  раньше – 11  августа, и о  них Николай  II

сделал  следующую  запись  в  своем  дневнике:  «11  августа.   Среда.

Знаменательный день крещения нашего дорогого  сына. Утро было ясное  и

теплое. До 9?  перед домом  по дороге у  моря (Нижний  дворец в  парке

Александрия (Петергоф) – летняя  резиденция царской семьи (разрушен  в

годы Великой  Отечественной  войны,  в  настоящее  время  готовится  к

восстановлению)) стали  золотые кареты  и по  взводу Конвоя.  Гусар  и

Атаманцев. Без  пяти  10 шествие  тронулось.  Через полчаса  поехал  в

Коттедж. Увидел  у  Мама (вдовствующая  императрица  Мария  Федоровна)

Кристиана (Принц  Датский, племянник  Марии Федоровны,  внук  датского

короля Кристиана IX, будущий  датский король (1912-1947) Кристиан  X),

-104- только  что прибывшего  от имени  Апапа (отец  Марии  Федоровны,

датский король (1863-1906) Кристиан IX). С Мишей (младший брат Николая

II, В. кн. Михаил Александрович) отправился в Большой дворец. Крестины

начались в 11 час. Потом узнал,  что маленький Алексей вел себя  очень

спокойно.

    Ольга, Татьяна (дочери Николая II) и Ирина (племянница Николая II,

дочь его двоюродного  дяди В.  кн. Александра  Михайловича (Сандро)  и

младшей  сестры  царя  Ксении  Александровны,  в  замужестве  –   И.А.

Юсупова.) с другими детьми были в первый раз на выходе и выстояли  всю

длинную службу  отлично. Главными  воспреемниками были  Мама и  д[ядя]

Алексей (В.  кн.  Алексей  Александрович –  сын  Александра  II,  брат

Александра III.).

    После обедни пришлось  принять дипломатов. Только  в 31/4  приехал

домой  и  поздравил  душку  Аликс  (жена  Николая  II  –   императрица

Александра Федоровна) с крестинами. Погода испортилась и полил  дождь.

Алике многих видела, лежа на кушетке. Провел остальную часть дня дома.

Вечером у нас посидели Милица (В.  кн. Милица Николаевна, жена В.  кн.

Петра Николаевича, внука Николая I) и Стана (Ее родная сестра, В.  кн.

Анастасия Николаевна («Стана»), жена  В. кн. Николая Николаевича  мл.,

родного брата  Петра  Николаевича.  Обе  –  дочери  короля  Николая  I

Черногорского («черногорки»))». // Дневники... С. 224.

    {22} Имеется в виду Собственный его императорского величества  (е.

и. в.) Конвой, в  составе лейб-гвардии, призванный исполнять  охранные

функции при российских императорах. Впервые  сформирован в 1828 г.  из

кавказских горцев и с тех пор неоднократно реорганизовывался. К началу

XX  в.  комплектовался  исключительно  казаками,  которые   составляли

лейб-гвардии казачьи сотни: две – кубанские и две – терские. Они несли

службу по очереди,  сменяя друг  друга каждые два  года (свободные  от

службы были «на  льготе»). Эти  конвойные сотни  находились в  ведении

императорской военно-походной канцелярии в  лице ее начальника.  Кроме

Собственного -105- е. и. в. Конвоя существовали аналогичные  конвойные

команды при  высших  должностных  чинах, г.  о.  –  военных,  империи.

Подробнее  о  службе  Конвоя   см.:  Собственный  его   императорского

величества   Конвой.   Собрал   и   издал   полковник   П.   Галушкин.

Сан-Франциско, 1961.

    {23} Согласно послужному списку  1907 г., Т.  К. Ящик прошел  курс

учебной команды еще в Тифлисе (с 10 сентября 1901 г. по 20 марта  1902

г.) и после двух лет службы в Конвое командующего войсками Кавказского

военного округа 27 марта 1904 г. был произведен в младшие урядники и в

этом звании  он оставался  все два  года своей  сверхсрочной службы  в

Собственном е. и.  в. Конвое (с  20 мая 1905  г. по 6  июня 1907  г.),

когда  был  «уволен   в  Кубанское  казачье   войско,  с   сохранением

гвардейского мундира  и награждением  собственноручно Его  Величеством

знаком за службу в конвое».

    {24} В своих воспоминаниях Т.К. Ящик объединяет два периода службы

в Собственном е. и. в.  Конвое: вышеуказанный (с 20  мая 1905 г. по  6

июня 1907 г.) и с  конца августа 1912 г. до  лета 1914 г., когда с  22

июня 1914 г. он,  дослужившийся к тому  времени до взводного  урядника

лейб-гвардии 1-й Кубанской казачьей сотни, стал ординарцем Николая  II

– по его, как видим, личному выбору. В 1907-1912 гг. он вел  хозяйство

со своей семьей на родине – в станице Новоминской.

    {25} О поездках  к Т.К. Ящику  в Петербург  и в Крым  (в 1917  г.)

рассказывала инициатору  и  составителю  настоящего  издания  судовому

врачу и журналисту А. Г. Червоненко и правнучатым племянникам Ящика  –

братьям А.В. и Ю.В. Ящиковым  – единственная из живущих сегодня  детей

Ящика – его дочь Анна Тимофеевна.

    {26} См. примеч. 24.

    {27} В царском дневнике за 31  марта 1914 г. по этому поводу  есть

такая запись: «...  Завтракал с  детьми и всеми  внизу, обедали  своей

семьею, как прежде (Царь с семьей только накануне, 30 марта, прибыл из

Севастополя в Ливадию). Приняли вместе Дашкова (И. И. Воронцов-Дашков,

наместник на Кавказе),  кот[ орый] вернулся  из командировки на  устье

Дона и приазовских станиц  Кубанского войска, пострадавших от  урагана

28-го февраля» // Дневники... С. 455.

    {28} В это время (в  1914 г.) Николаю II  было 46 лет (родился  6/

-106- 18 мая 1868 г.).

    {29} Т. К. Ящик, вспоминая о родившемся 30 июля/12 августа  первом

(и единственном)  сыне  в  царской семье  (до  этого  родились  четыре

дочери), долгожданном  наследнике  престола  и  поэтому  –  цесаревиче

Алексее, называет его царевич, маленький наследник престола (в датском

тексте так он и обозначен: «Tsarevich»).

    {30}  Страшная,  с  рождения,   болезнь  цесаревича  –   гемофилия

(несвертываемость   крови)   была    одной   из   строго    охраняемых

государственных тайн, и о ней мало кто знал в России и за рубежом. Для

семьи и  прежде  всего матери-императрицы  Александры  Федоровны  этот

недуг был не только человеческой трагедией, но и причиной ее  глубокой

религиозности и мистической веры в помощь разного рода проповедников и

знахарей, в  частности Григория  Распутина.  Тот умело  использовал  в

своих интересах  способность  заговаривать и  молитвами  останавливать

кровотечение у  маленького Алексея  в период  обострения его  болезни,

когда ребенок  не  мог  самостоятельно передвигаться  и  ему  помогали

окружающие (носили на  руках). Кроме них  у цесаревича был  постоянный

«дядька» – боцман с царской яхты «Штандарт» Андрей Деревенько.

    {31} Спала  – лесные  угодья в  Польше, одно  из излюбленных  мест

царской охоты.

    {32}   Столыпин   Петр   Аркадьевич   (1862-1911)   –   крупнейший

государственный деятель  в  царствование Николая  П.  После  окончания

Московского университета служил  по ведомству Министерства  внутренних

дел. В 1902 г.  – губернатор в Гродно,  в 1903-1906 гг. –  саратовский

губернатор. С 1906 г. – министр внутренних дел и одновременно (с  июля

1906  г.)   –   председатель  Совета   министров.   Жестоко   подавляя

революционное движение (печально знаменитые « столыпинские галстуки»),

одновременно проводил политику  реформ центральной  и местной  власти.

Крупнейшей из реформ была аграрная, осуществление еще задуманного С.Ю.

Витте  разрушения  сельской   общины  и   передачи  крестьянам   части

земельного фонда, в т.ч. из  казны, в частную собственность.  Несмотря

на то,  что  в результате  столыпинской  аграрной реформы  лишь  около

четверти крестьянских хозяйств, наиболее зажиточных, вышли из  общины,

переселились  и   закрепили   за  собой   земельные   наделы,   итогом

экономических      реформ       и      определенной       модернизации

социально-политических   структур   российского   государства   явился

экономический  подъем  в  России  накануне  Первой  мировой  войны.  В

последний период  деятельности  Столыпин  -107-  встречал  откровенное

противодействие  правоконсервативного   лагеря   и   отчасти   утратил

поддержку царя. 1 сентября 1911 г., во время визита Николая II в Киев,

был, в перерыве  спектакля в  Киевском оперном  театре, в  присутствии

царя, смертельно  ранен полицейским  агентом-провокатором,  участником

анархистских организаций Д.Г. Богровым (1887-1911).

    {33} В  данном  случае речь,  по-видимому,  идет о  Нижнем  дворце

(даче) в Петергофе,  откуда царская семья  отплывала на «Штандарте»  в

финские шхеры.

    {34}  Традиционные  и   излюбленные  поездки   царской  семьи   из

Петербурга на яхте «Штандарт»,  обычно в начале  лета, в Финляндию,  в

прибрежные шхеры. В  1914 г. такая  поездка началась 1  июля, но  была

непродолжительной, всего  неделю  (до  6  июля),  в  связи  с  военной

опасностью и  начавшимся  в  эти дни  официальным  визитом  президента

Французской республики Р. Пуанкаре.  См.: Туоми-Никула Йорма и  Пяйви.

Императоры на отдыхе в Финляндии. СПб., 2003. С. 252-257.

    {35}  Пуанкаре   Раймон   (1860-1934)  –   президент   Французской

республики (1913-1920)  –  активный  сторонник  франко-русского  союза

против Германии, укрепления Антанты. С этой целью совершил официальные

визиты в Россию в августе 1912 и июле 1914 г.

    {36} Мобилизация в России началась 17  июля 1914 г. (ст. ст.).  19

июля Германия, союзница Австро-Венгрии, начавшей 15 июля 1914 г. войну

с Сербией, объявила войну России. 21 июля в войну вступила Франция. 22

июля Великобритания  объявила  войну  Германии и  т.  д.  Война  стала

мировой. Всего в ней участвовали 33 государства.

    {37} Николай Николаевич  (младший) – «Николаша»  (1856-1929) –  В.

кн. старший  сын Николая  Николаевича (старшего)  – внук  Николая I  ,

двоюродный дядя  Николая  II, генерал-адъютант.  Окончил  Николаевскую

академию Генерального штаба. Генерал-инспектор кавалерии  (1895-1905),

председатель Совета  государственной  обороны (1905-1908).  С  началом

Первой  мировой  войны   назначен  Верховным  главнокомандующим   всех

вооруженных сил России (1914-1915). После увольнения в августе 1915 г.

с должности  Верховного  главнокомандующего  назначен  наместником  на

Кавказе и Командующим кавказскими войсками. После отречения Николая II

был им вновь назначен 2  марта 1917г. Верховным главнокомандующим,  но

уже 9 марта отстранен Временным правительством. В 1917 г. находился  в

Крыму, откуда в  апреле 1919  г. выехал вместе  с императрицей  Марией

Федоровной. -108-

    В эмиграции  возглавлял  часть монархического  лагеря  противников

самопровозглашенного императора Кирилла Владимировича. См.: Граф Г. К.

На службе императорскому дому. Воспоминания. СПб., 2003. С. 49-231.

    {38} Поездка  началась во  вторник 21  октября и  продолжалась  до

воскресения 2 ноября // Дневники... С. 492-495.

    {39} Штаб-квартира  Ставки Верховного  главнокомандующего (В.  кн.

Николая Николаевича мл.) в начале войны находилась в Барановичах.

    {40} См. Приложения. Док. № 3.

    {41} Великая княгиня Ольга Александровна (1882-1960) была  младшей

дочерью  императора  Александра  III  и  его  жены  Марии   Федоровны,

урожденной датской  принцессы  Дагмары, единственная  из  их  шестерых

детей родившаяся уже после  восшествия Александра III  (в 1881 г.)  на

российский престол  и поэтому  «багрянородная (порфирородная)».  После

неудачного брака (в 1901 г.) с принцем П. А. Ольденбургским и  развода

с ним вышла,  с разрешения  Николая II  , в  ноябре 1916  г. замуж  за

ротмистра  лейб-гвардии  Кирасирского  полка  Николая   Александровича

Куликовского. Была шефом  гусарского Ахтырского  полка. Много  времени

уделяла благотворительной деятельности. В годы войны работала  сестрой

милосердия в прифронтовых  госпиталях, награждена  за личное  мужество

георгиевской медалью (вручал  ее командовавший кавалерийской  дивизией

ген.  К.Г.  Маннергейм,  маршал  и  будущий  президент  Финляндии).  В

1917-1918-гг. с матерью  и другими родственниками  находилась в  Крыму

фактически под домашним арестом. Там в августе 1917 г. родился  первый

сын О. А. – Тихон. Отказалась в 1919г. выехать с матерью за границу  и

около года с  семьей провела  на Кубани,  куда в  свою родную  станицу

Новоминскую их отвез лейб-казак Марии Федоровны Тимофей Ящик. Там  они

жили трудом в сельском хозяйстве, здесь же в апреле 1919 г. родился их

второй сын –Гурий.  В 1920  г. по  поручению Марии  Федоровны Т.  Ящик

вывез семью Куликовских в Данию, где  они прожили до 1948 г., а  затем

перебрались в Канаду, где в 1958  г. скончался Н. А. Куликовский, а  в

1960 г.  – Ольга  Александровна.  Великая княгиня  была  замечательной

художницей  и  оставила  большое  творческое  наследие.  Усилиями   ее

невестки,   вдовы    Тихона    Николаевича    –    Ольги    Николаевны

Куликовской-Романовой, которая  вместе  с Т.  Н.  основала в  1991  г.

благотворительный фонд  помощи  России имени  Ольги  Александровны,  в

России организованы две большие художественные выставки (в -109-  2002

г. – в Москве и в 2004 г. – в Екатеринбурге). Подробнее о жизни  Ольги

Александровны    и    ее    семьи    см.    последнюю    книгу    О.Н.

Куликовской-Романовой «Царского рода» (М., 2004), а также воспоминания

Ольги Александровны, записанные журналистом  Йеном Ворресом (см.:  Йен

Воррес. Последняя Великая княгиня. В кн.: Лили Ден. Подлинная  царица.

Йен Воррес. Последняя Великая княгиня. СПб., 2003. С. 175-428).

    {42} См. примеч. 21.

    {43}  Старшие   брат   и  сестра   Ольги   Александровны:   Михаил

Александрович (1878-1918) и Ксения Александровна (1875-1960).

    {44} Пригород Копенгагена, где был дом (с бакалейной лавкой)  Т.К.

Ящика.

    {45} Датское имя Марии Федоровны, до принят ия ею православия.

    {46}  Аничков  дворец  –  замечательный  памятник  архитектуры,  в

постройке и реконструкции которого вместе с усадьбой XVIII–нач. XIX в.

принимали  участие  архитекторы  М.Г.  Земцов,  В.В.  Растрелли,  И.Е.

Старов, Дж. Кваренги,  Л.Руска и  К.И. Росси. В  разное время  дворцом

владели граф А.Г. Разумовский и князь Г.А. Потемкин. С конца XVIII  в.

– в казенном  ведомстве. С  середины 1860-х –  во владении  наследника

престола, с 1881 г. – императора  Александра III , после его смерти  в

1894  г.  –   основная  резиденция   вдовствующей  императрицы   Марии

Федоровны. С началом Первой мировой войны частично использовался,  как

Зимний и другие  царские дворцы,  в качестве госпиталя,  а сама  Мария

Федоровна много времени,  г.о. летом-осенью (до  своего отъезда в  мае

1916 г. в Киев), проводит в Елагином дворце.

    {47} Российский Красный Крест  Мария Федоровна возглавляла с  1880

г.

    {48} Князья  Георгий Дмитриевич  Шервашидзе (1847-1918)  и  Сергей

Александрович Долгорукий  (1872-1933)  в ранге  обер-гофмейстеров  (IV

класс) составляли ближайшее окружение Марии Федоровны при ее дворе.

    {49}  Ольденбургский  Александр  Петрович  (1844-1932)  –   принц,

генерал-адъютант, член Гос. совета (1870-1889), командир  Гвардейского

корпуса (1885-1889), во время войны главноначальствующий санитарной и

эвакуационной частью. Основатель  в Петербурге (в  1890 г.)  Института

экспериментальной медицины.

    {50} 1916 года. -110-

    {51} Ставка и штаб Верховного  главнокомандующего в 1916 –  начале

1917 г., которым с 23 августа 1915 г. был сам Николай II , размещались

в прифронтовой полосе – в Могилеве.

    {52} В. кн. Ольга Александровна.

    {53}  Сохранился   (в  РГИА)   киевский  камер-фурьерский   журнал

императрицы Марии Федоровны, фиксировавший ежедневные события с 1  мая

1916 г. (отъезд из  Петрограда) по 18 марта  1917 г. (день отъезда  из

Киева  в  Крым).  За  10?  месяцев  пребывания  в  Киеве  вдовствующая

императрица многократно  посещала госпитали  и находившихся  в них  на

излечении  раненых  солдат  и  офицеров,  она  также  навестила   скит

Покровского монастыря  (1 июля),  Киево-Печерскую  лавру (7  июля),  в

августе – Голосеевскую пустынь, имела много встреч с родственниками  и

разного рода  официальными и  частными посетителями  (обычно во  время

завтраков или обедов). Любопытно, что в записи за 4 ноября 1916 г.  не

зафиксировано ее  участие в  венчании младшей  дочери –  В. кн.  Ольги

Александровны с ротмистром Н.А.  Куликовским (первое упоминание об  их

визите к М. Ф. «на полуденный  чай» относится к 27 ноября). (РГИА.  Ф.

516. Оп. 1 (241/2870). Д. 1-2. См. также: Дневники... С. 609.).

    {54} На самом деле  этот визит и встреча  императора Николая II  и

его сына с матерью и бабушкой состоялись 28-29 октября 1916 г. и  были

приурочены  к  исполняющемуся  в   эти  дни  50-летию   бракосочетания

Александра III и Марии Федоровны (там же. Д. 1. Л. 148 об.). Вероятно,

во  время  этого  визита  был  окончательно  решен  вопрос  о   втором

(морганатическом) браке  (по  большой  и  многолетней  любви)  младшей

сестры императора.

    {55}   К   началу   1917   г.   в   стране   налицо   был   острый

социально-экономический и  политический  кризис.  Неудачи  на  фронте,

проблемы снабжения  армии  и  населения  вооружением,  боеприпасами  и

продовольствием,  всеобщее  недовольство  правительственной  политикой

вылились в конце концов в революционный взрыв и привели к вынужденному

отречению (2  марта 1917  г.)  Николая II  (Подробнее см.:  «Россия  и

первая мировая война. Материалы международного научного  коллоквиума».

СПб., 1999 и др.). Изложение событий  этих дней Т. К. Ящиком  отражает

его  достаточно  упрощенное  восприятие  сложных  реалий  политической

обстановки в  стране,  основанное,  помимо всего  прочего,  на  слабой

информированности (впрочем,  не  лучше  обстояло  дело  и  у  царского

окружения). Об отречении Николая II см. воспоминания и  документальные

материалы:  Отречение   Николая  И.   Воспоминания  -111-   очевидцев,

документы. Под ред. П.Е.  Щеголева. Л., 1927 (Репринтное  переиздание.

М.,  1990);  В.А.   Алексеева-Борель.  Сорок  лет   в  рядах   русской

императорской армии.  Генерал М.  Алексеев.  СПб., 2000.  С.  469-503;

Николай Второй (Государственные деятели России глазами современников).

Воспоминания. Дневники. СПб.,  1994. Составители Б.В.  Ананьич и  Р.Ш.

Ганелин (воспоминания Ю. Н. Данилова и В. В. Шульгина). С. 427-498.

    {56} Вместе с вдовствующей императрицей в пятницу 3 марта  выехали

в Могилев В. кн. Александр Михайлович, фрейлина императрицы графиня 3.

Г.  Менгден,  гофмейстеры  Г.  Д.  Шервашидзе  и  С.  А.   Долгорукий.

(Камер-фурьерский журнал. РГИА. Ф. 516. Оп. 1 (241/2870). Д. 2. Л.  48

об.). См. также П.  Галушкин. Указ, соч.  С. 318-327, 331  (ежедневные

записи офицеров конвоя).

    {57} См. примеч. 37.

    {58} У царских детей была корь с высокой температурой.

    {59}  Речь  идет   о  Севастополе,   главной  базе   Черноморского

военно-морского флота.

    {60} Имение «Ай-Тодор» в Гаспре было приобретено в 1869 г. В.  кн.

Михаилом Николаевичем, младшим братом  императора Александра II и  его

ближайшим соратником в проведении реформ 1860-1870 гг., наместником на

Кавказе (1863-1881), и было одним  из крупнейших (свыше 200 десятин  в

1902 г.) после Ливадии  и Ореанды владений  Романовых на Южном  берегу

Крыма. Большая  часть  имения  с  небольшим дворцом  (о  нем  как  раз

вспоминает Т.К. Ящик, сравнивая с датской резиденцией Марии  Федоровны

– в эмиграции. О  «Видёре» см. с. 115-116),  свитским домом и  другими

хозяйственными   постройками,    окруженными    большим    парком    и

виноградниками,  перешла  к  сыну  М.  Н.  –  Александру   Михайловичу

(«Сандро»). На  меньшей  части  имения,  отошедшей  к  младшему  брату

Александра  Михайловича  –  В.  кн.  Георгию  Михайловичу,   названной

«Харакс» (по  имени  древнеримской  крепости),  был  в  1904-1908  гг.

выстроен красивый дворец с церковью, также окруженный большим  парком.

В 1917-1919  гг.  все  эти великокняжеские  резиденции  стали  местами

домашнего ареста  их хозяев.  В Ай-Тодоре,  в частности,  разместились

вдовствующая императрица Мария Федоровна с небольшим придворным штатом

и две  ее дочери:  старшая –  хозяйка имения  Ксения Александровна  со

своим мужем  В. кн.  Александром Михайловичем  и их  шесть сыновей,  и

младшая – Ольга Александровна со своим вторым мужем – Н.А. Куликовским

и их маленьким сыном Тихоном, -112- родившимся в Ай-Тодоре 12  августа

1917 г. См.: Романовы и Крым.  Альбом. М., 1993. С. 135-152;  Крымские

пленники //  Белякова Зоя.  Романовы.  Как это  было. СПб.,  1998.  С.

101-190.

    {61} Керенский Александр  Федорович (1881-1970)  – общественный  и

политический  деятель.  После  окончания  (в  1904  г.)   юридического

факультета Петербургского  университета выступал  адвокатом на  многих

политических процессах. Был близок  к эсерам. С 1912  г. – депутат  IV

Гос. думы,  председатель  фракции  Трудовой  группы.  Активный  масон,

входил в Верховный  совет масонов России.  Во Временном  правительстве

1917 г. занимал посты министра юстиции, военного и морского  министра,

с июля  –  министр-председатель  правительства,  Главнокомандующий  (с

августа 1917 г.). С 1918 г. – в эмиграции.

    {62} В  Тобольск  распоряжением Временного  правительства  царская

семья была  отправлена  из  Царского Села  сразу  после  корниловского

мятежа – в конце июля 1917 г.

    {63} Обыски  в  крымских  царских  и  великокняжеских  имениях  по

указанию Временного правительства были одновременно произведены в ночь

на 26 апреля 1917 г. К счастью, дневник императрицы Марии Федоровны за

1914-1923  гг.,   изъятый  тогда   вместе  с   перепиской  и   другими

документами, не пропал. Недавно он был приобретен на аукционе «Сотбис»

виолончелистом и  дирижером М.Л.  Ростроповичем  и в  настоящее  время

готовится   к    печати    в    издательстве    «Вагриус»    известной

исследовательницей жизни и деятельности Марии Федоровны Ю.В. Кудриной.

Отрывки из этих  дневников за 1918  г. см. в  журнале «Вокруг  света»,

2003. № 11. С. 208-211.

    {64} Имеется в виду свержение Временного правительства 25  октября

1917 г.,  когда  новое правительство  –  Совет народных  комиссаров  –

возглавил руководитель большевистской партии В.И. Ленин. Л.Д. Троцкий,

который осенью  1917 г.  был  председателем Петроградского  совета,  в

советском правительстве занял пост наркома иностранных дел.

    {65} Имение «Дюльбер» в Кореизе  было приобретено в 1893 г.  сыном

великого князя  Николая  Николаевича старшего  (брата  Александра  II)

Петром Николаевичем (1864-1931),  боевого генерала, большого  ценителя

искусства и архитектуры. По его проекту и эскизам ялтинский архитектор

Н.П. Краснов построил в 1895-1897 гг. дворец-замок в восточно-арабском

стиле. И именно сюда, в  превращенный в вооруженную крепость дворец  в

начале 1918  г. были  переведены  обитатели Ай-Тодора,  что  оказалось

небесполезно -113-  , т.  к.  в Дюльбере  легче было  держать  оборону

против  возможных   нападений   и   эксцессов,   направленных   против

размещенных здесь Романовых.

    {66} Черноморский матрос Задорожный заменил комиссаров  Временного

правительства. Он  был  представителем Севастопольского  Совета.  Надо

отдать  ему  должное  –  это   признают  все  крымские  узники  –   он

действительно постарался  обеспечить  охрану Романовых  от  стремлений

некоторых  горячих   голов,   особенно   членов   Ялтинского   Совета,

требовавших расстрела  императрицы и  великих  князей. К  охране  были

привлечены все обитатели Дюльбера, которые были для этого вооружены  и

несли  постоянное  дежурство.  Возможно,   сыграло  свою  роль  и   то

обстоятельство, что Задорожный в 1916г. служил в авиационной школе  В.

кн. Александра Михайловича.

    {67} См. примеч. 60.

    {68} В 1991 г. Свердловску возвращено прежнее имя – Екатеринбург.

    {69} Т. К. Ящик пересказывает одну из многих фантастических баек о

«чудесном» спасении  царской семьи,  имевших хождение  в те  годы,  не

случайно ссылаясь на такого же рода легенду о том, что царь  Александр

I не умер в Таганроге, а удалился от мирских забот, перевоплотившись в

старца Федора Кузьмича. Мы на сегодняшний день обладаем исчерпывающими

документальными свидетельствами чудовищной расправы с членами  царской

семьи ночью 4(17)  июля в  подвале Ипатьевского  дома в  Екатеринбурге

(сейчас на этом месте  построен Храм – памятник  на крови во имя  Всех

святых, в  Земле Российской  просиявших).  Однако вера  в то,  что  ее

любимый сын  и внуки  остались живы,  не покидала  Марию Федоровну  до

последних дней ее жизни, о  чем свидетельствуют ее письма и  дневники,

воспоминания современников,  в т.  ч. и  Ящика. Участь  царской  семьи

разделили и  многие другие  Романовы. См.:  Кудрина Юлия.  Императрица

Мария Федоровна Романова. М., 2000. С. 212-233.

    {70} История лже-Анастасии –  одна из многих, достаточно  типичных

для 1920-1930-х гг., когда  появлялись самозванцы, выдававшие себя  за

чудом уцелевших детей последнего русского царя. Не в последнюю очередь

самозванцами и теми,  кто их поддерживал,  двигали претензии на  якобы

сохранившееся в  западных банках  царское золото.  В  действительности

выдававшая себя  за  младшую дочь  Николая  II Анастасию  женщина,  не

говорившая по-русски, была работница из Восточной Померании  Франциска

- 114- Шанковска-Андерсен. Ее не  опознала, в частности, В. кн.  Ольга

Александровна, крестницей которой была настоящая Анастасия, о чем  она

рассказывала своему биографу И. Ворресу.  (См.: И. Воррес. Указ.  соч.

С. 350–356).

    {71} После ноября  1918 г., когда  Германия потерпела поражение  в

войне,  ее   войска  были   выведены  из   России.  В   Крым   прибыла

Средиземноморская  эскадра  стран  Антанты,  которая  базировалась   в

Севастополе. Отдельные суда и подразделения союзников были размещены в

Ялте,  Феодосии,  Керчи,  Евпатории.  Одновременно  в  Крым  с  Кубани

прибывают  деникинские  части.   Однако  обстановка  была   достаточно

тревожной. Кроме угрозы наступления Красной армии, в Крыму  участились

акты разбойных нападений.

    {72} 7 апреля 1919 г.  вдовствующую императрицу в Хараксе  посетил

командующий британскими военно-морскими  силами в Севастополе  адмирал

Калсорп и сказал, что английский король  Георг V предоставляет в ее  и

семьи распоряжение дредноут «Мальборо» – для эвакуации из Крыма. Мария

Федоровна долго не давала своего согласия, мотивируя это тем, что  она

должна быть  вблизи  от своего  сына  и его  семьи  (в их  гибель  она

по-прежнему не верила),  и только после  настоятельной просьбы  дочери

Ксении  Александровны,  наконец,  уступила.  При  этом  она  поставила

условие, чтобы уехали все, кто  захочет. Подробнее см.: Кудрина  Юлия.

Указ. соч. С. 233-241.

    {73} См. примеч. 41.

    {74} Александра  (Аликс)  (1844-1925) –  старшая  сестра  (родная)

Марии Федоровны,  также  вдовствующая королева  Великобритании,  вдова

короля (с 1901 г.) Эдуарда VII (1841-1910).

    {75}   Принц   Уэльский   (1894-1972)   –   старший   сын   короля

Великобритании Георга  V (в  1936 г.  – король  Великобритании  Эдуард

VIII. В  том  же году  в  декабре отказался  от  престола, в  связи  с

женитьбой на американке Симпсон.

    {76} Король Великобритании (1910-1936) Георг V (1865-1936) в  1917

г. фактически воспрепятствовал приезду  бывшего русского императора  с

семьей в Англию.

    {77} Имеются в  виду девицы легкого  поведения.

 {78} O  stasiatisk Kompani –  Восточно-Азиатская  судоходная и  торговая  компания.

  {79} Замок  Видёре,  к  северу   от  Копенгагена,  был  приобретен   Марией

Федоровной и ее старшей  сестрой Александрой, английской королевой,  в

1907 г. после смерти  их отца – датского  короля - 115- Кристиана  IX.

Здесь английская  королева часто  гостила до  своей смерти  в 1925  г.

(См.: «Воспоминания» В. кн. Александра Михайловича. – Приложение № 8).

Подробнее о последних  годах трудной жизни  в Дании императрицы  Марии

Федоровны см.: Кудрина Юлия. Указ. соч. С. 242-252; Енсен Бент.  Указ.

соч. С. 179-181.

 {80} Имеется в виду поездка Ящика в начале 1920 г. за

семьей Ольги Александровны. Поручение Марии Федоровны ее верный  казак

успешно  выполнил:  забрал   всю  семью  в   Ростове  и  вывез   через

Новороссийск  и  Белград  в  Данию.

  {81}  Речь  идет  о   банкротстве

Крестьянского банка,  в  котором  Мария  Федоровна  и  ее  брат  принц

Вальдемар хранили свои денежные средства. В результате Мария Федоровна

осталась совсем без средств и  даже не могла выехать обратно.  Помогло

Большое северное  телеграфное общество,  которое выделило  императрице

денежную  субсидию.

  {82}  Русская  православная  церковь   Александра

Невского была расположена в центре датской столицы. Здесь после смерти

императрицы состоялось ее  отпевание.

 {83} Кристиан  IX (1818-1906)  –

датский король  (1863-1906)  и Луиза  Вильгельмина  Гессен-Кассельская

(1817-1898) –  родители Марии  Федоровны, датской  принцессы  Дагмары.

 

{84} Т.  Ящик  приютил  своего  товарища,  другого  лейб-казака  Марии

Федоровны Кирилла  Ивановича Полякова,  который последние  годы  жизни

болел и  умер в  1934  г. (род.  на  Дону в  1879  г.). Сейчас  И.  Н.

Демидова, восстановившая недавно памятник на могиле Ящика и его  жены,

хлопочет и о приведении в порядок могилы Полякова. -116-

 

 

На главную страницу сайта