Дела     5   и      10

 

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

 

СВЕДЕНИЯ

о злодеяниях большевиков

в отношении Церкви и ее служителей

в Ставропольской епархии

 

I

При расследовании злодеяний в области гоне­ний на религию, Церковь и духовенство в Ставро­польской епархии (Ставропольская губерния и Кубанская область) установлено, что уже в 1917 году, вслед за февральской революцией, на­блюдались случаи выступлений против Право­славной церкви и ее служителей, выражавшиеся в удалении икон из некоторых казарм, в грубом обращении с лицами духовного звания, в намерен­ном проявлении неуважения к Церкви в виде по­явления в храме в шапке, закуривания папирос от зажженной перед образом свечи и т.п., однако то­гда это были поступки отдельных лиц из наиболее недоброкачественных элементов общества, из сре­ды преступников, массами освобождавшихся из мест заключения, и из среды деморализованных солдат, но ни одного не было случая, чтобы такие поступки допускались или тем более совершались представителями власти большевиков как нечто систематическое, проводимое в жизнь с невероят­ной жестокостью и кощунством.

Захват власти большевиками в Ставрополе произошел лишь в январе 1918 года, и в первые месяцы после этого ставшие у власти представи­тели большевизма, занятые делом укрепления своей власти, мало уделяли внимания Церкви; при том же эти первые представители большевистской власти были сравнительно умеренные люди (ко­миссар Пономарев), пытавшиеся удержать какой-нибудь порядок жизни. Однако, не находя под­держки в здоровых элементах общества, эти лица очень скоро перестали удовлетворять те группы, на которые они могли опираться — деморализо­ванную толпу черни, преступников и дезертиров, провозгласивших себя представителями народа; были свергнуты этой толпой и должны были ис­кать спасения в бегстве; после этого, приблизи­тельно с апреля 1918 года, во главе власти в Став­рополе появляются бывшие каторжники, матросы из карательных отрядов и т. п. лица, с переходом власти к которым проведение в жизнь «новых большевистских» начал стало принимать уродли­вые и приводящие в ужас формы.

В частности, по выражению одного священно­служителя, «духовенство местного округа, как и везде на «святой» когда-то Руси, стало пережи­вать тяжкий период всевозможных над собой го­нений и издевательств со стороны людей, поте­рявших веру в Бога и совесть».

С весны 1918 года в городах и селениях епар­хии при производстве обысков особенно тщательно таковые производятся у священнослужителей ме­стных храмов, причем эти обыски повторяются по много раз у одних и тех же лиц, сопровождаются часто  вымогательством  денег,  по  большей  части полным разграблением имущества, вплоть до сни­мания вещей, надетых на обыскиваемых, и всегда глумлением над священнослужителями и членами их семей и уничтожением церковных книг, печа­тей, штемпелей и бланков. Объясняются эти обы­ски обыкновенно  розыском  пулеметов  или иного оружия или же производятся без всякого объясне­ния причин и без предъявления каких-либо распо­ряжений центральной власти. Являющиеся с обы­ском обычно требуют, чтобы их угощали, иногда приносят с собой спиртные напитки и устраивают оргии, и все это делается с угрозой пустить в ход оружие при малейшем сопротивлении. Обыски эти производятся   обычно   проходящими   большевист­скими воинскими частями, иногда с участием неко­торых из местных жителей; отмечены случаи, ко­гда вместе с красноармейцами являлись на обыски и требовали выдачи им женского платья большеви­стские сестры милосердия, по большей части, как показывают свидетели, женщины совершенно не­пристойного вида и поведения.

Производятся обыски в самих храмах, мона­стырях, -причем и тут одновременно проявляются и цели грабительские, и стремление возможно больше подорвать в народе чувство веры и почи­тания Церкви путем самого циничного оскверне­ния храмов и священных предметов богослуже­ния. В городах Ставрополе и Екатеринодаре и во многих селах Ставропольской губернии и Кубан­ской области в период двукратного захвата этих местностей большевиками в первой половине и за­тем в октябре 1919 года разграблена большая часть церквей, монастыри, архиерейские дома, ризницы и духовные семинарии и расхищено все­возможное имущество большой ценности, начиная с запасов продовольствия и дров, мебели, книг, платьев, экипажей, лошадей и скота и кончая церковными облачениями, перешивавшимися на платье, на женские юбки и даже на попоны на ло­шадей, и драгоценными предметами церковной утвари. В целом ряде случаев после ухода красно­армейцев возвращавшийся причт и прихожане находили разбросанными по всему храму священ­ные облачения, иконы и церковные книги из архи­ва; свечные ящики и кружки для сборов оказыва­лись сломанными, масло пролито, лампады разбиты, свечи истоптаны, кресты, евангелия и другие мелкие предметы изломаны, исковерканы и свалены в груды по всему храму. Иконы в ниж­нем ярусе иконостасов выбиты, очевидно, ногами.

Царские врата были растворены настежь, а в одном случае изрублены (станица Прочноокопская, Лабинского округа), завесы с них сорваны, в алтарях с престолов и жертвенников сняты свя­щенные одежды, изломаны ковчег, венцы, рассы­паны святые дары, изрезаны плащаницы, даже антиминсы, похищены дароносицы, наперсные кресты и многие другие ценные предметы.

Во многих случаях изрезанные плащаницы, об­лачения и тому подобные предметы навешивались на лошадей в виде украшений. В частности, при разгромлении красноармейцами в октябре 1918 года церкви на хуторе Новокавказском, Кубанской об­ласти, ими были взяты из алтаря воздух, покров, плащаница, покровцы и другие предметы и частью изрезаны, частью в целом виде навешаны на лоша­дей; в это время началось наступление на этот ху­тор отрядов Добровольческой армии, и бежавшие красноармейцы растеряли некоторые из вышеупо­мянутых предметов, причем те из них, которые ос­тались целыми, возвращены в церковь для освяще­ния, найденные же изрезанными плащаница и покровцы представлены в комиссию и приобщены к производству ее как вещественные доказательства.

Священнику Георгию Акимову в Ставрополе одна из прихожанок доставила антиминс (из Николаевского храма села Надежда, в 9 верстах от Ставрополя) и объяснила, что красноармейцы, ко­торые были расквартированы в том доме, где она жила, передали ей этот антиминс, требуя, чтобы она непременно из него сшила им кисет для таба­ка; по совету священника она передала антиминс ему, а им сшила кисет из подходящей материи. При   разгроме   Иоанно-Марьинского   женского монастыря (близ города Ставрополя) большевики открыли святые ворота, в которые обычно ходят только крестным ходом, и,  несмотря на то, что проезд в эти ворота крайне неудобен, так как к ним ведет каменная лестница на три ступени, они проводили через эти ворота все свои подводы с награбленным имуществом, исключительно с це­лью надругательства над святыней.

Были слухи, что красноармейцы въезжали в церкви на/лошадях, в шапках и с папиросами во рту, с руганью (станица Новокорсунская, Кубан­ской области), врывались в храмы, взламывая замки наружных дверей (станица Кирпильская, Батуринская) и внутренних хранилищ для похи­щения денег и других ценностей.

Наконец, отмечен ряд насилий над священно­служителями, когда угрозами мучений их застав­ляли совершать богослужения, требы и таинства с нарушением установленных правил, как, напри­мер, венчать без истребования соответствующих документов, свидетельствующих о безбрачии же­лающих    венчаться,    или    венчать    недостигших брачного   возраста   без   испрошения   разрешения архиерея   и   т.п.   По   свидетельству   священника Троицкого собора в Ставрополе, под 22 октября 1918 г. во время звонка к вечерне в собор ворва­лись человек 70 красноармейцев, ведя перед собой невесту в фате и жениха, и с бранью и криком «венчай сейчас, а то убьем» заставили обвенчать. Иеромонаха из архиерейского дома в Ставрополе насильно увезли  в  штаб какой-то красноармей­ской части для служения молебна, повсюду священнослужителей требуют часто без всякой на­добности «в народные управы», грозя жестокою расправой за неповиновение, обращаются к свя­щенникам и даже пишут им официальные бумаги «товарищу такому-то (фамилия)», отобрали во всех причтах церковную землю, служившую под­спорьем в жизни духовенства, в большинстве слу­чаев ничем этого лишения не возместив, а в неко­торых местах назначив ничтожное по нынешнему времени жалованье (100 рублей).

В иных селениях (село Нагуть) местный испол­нительный комитет Совета солдатских, крестьян­ских и рабочих депутатов присвоил себе право со­вершать разводы браков и принуждал причт признавать эти разводы и разведенных таким об­разом лиц венчать с другими. Запрещали звонить в церквах, запрещали хоронить «контрреволюцио­неров», издевались над проходившими по улицам церковными похоронными процессиями.

Наконец, представителями той же большевист­ской власти, провозгласившей свободу совести, со­вершены многочисленные и часто бесчеловечные по своей жестокости насилия над целым рядом лиц ду­ховного звания, начиная с ареста их на дому, при проходе по улицам, при случайном проезде через селения, захваченные большевиками, и даже в церквах при совершении богослужения (Иоанно-Марьинский монастырь и др.). При этом отмечен случай такого насилия над священнослужителями не только православной, но и инословной Церквей; так, в городе Ставрополе 22 июня, в день католиче­ского праздника «Тела Господня», во время богослу­жения в местном римско-католическом костеле был арестован настоятель его ксендз Крапивницкий, ко­торого застали в то время, когда он исповедовал прихожан, едва согласились дать ему возможность окончить исповедь и причастить исповедовавшихся, причем красноармейцы в это время стояли возле него с оружием, в шапках и с папиросами во рту, а затем, не дав ему окончить богослужения, в облачении повели к коменданту, где едва его не убили, хотя ни в чем он не обвинялся, и спасти его удалось только польскому консулу, которого известили при­хожане.

Аресты священнослужителей православных церквей производились почти везде, где появля­лись и задерживались хотя бы на несколько дней красноармейские части. Аресты эти никогда не оканчивались так благополучно, как в вышеопи­санном случае с ксендзом римско-католического костела. За православных священников некому было заступиться, и их аресты в лучшем случае кончались заключением в тюрьму, а в худшем — смертью, причем и в том, и в другом случае свя­щеннослужители подвергались беспримерным оскорблениям и издевательству. Обычно предъяв­лялись обвинения в «контрреволюционности», в приверженности «к кадетам» и «буржуям», в про­изнесении проповедей, осуждающих советскую власть, в служении напутственных молебнов про­ходившим частям Добровольческой армии, в по­гребении «кадетов» и т.п., и этого было достаточно для того, чтобы предать служителей Церкви смерти с жестокими мучениями.

Так, в станице Барсуковской весной 1918 года священник Григорий Златорунский, 40 лет, был убит красноармейцами за то, что служил молебен по просьбе казаков об избавлении от красноар­мейцев.

В станице Попутной протоиерей Павел Ва­сильевич Иванов, 60 лет, прослуживший в этой станице 36 лет, был заколот красноармейцами за то, что в проповедях указывал, что они ведут Рос­сию к гибели.

В станице Вознесенской священник Троицкой церкви Алексей Ивлев, 60 с лишним лет, был убит на площади за то, что сам происходил из казаков и когда-то служил в гвардии.

Священник станицы Владимирской Александр Подольский, 50 с лишним лет, окончивший университет по юридическому факультету, был зверски убит за то, что служил молебен перед выступлениями своих прихожан-казаков против красноармейцев. Перед тем, как его убили, его долго водили по станице, глумились и били его, и потом вывели за село, изрубили его и бросили на свалочных местах, запретив кому бы то ни было его хоронить. Один пожилой прихожанин, желая оградить тело покойного от растерзания его соба­ками, ночью прошел туда и стал его закапывать, но был замечен пьяными красноармейцами, был тут же изрублен и брошен там же.

В станице Удобной священник Федор Березов­ский, более 50 лет, убит красноармейцами также с запрещением погребать его тело за то, что он от­зывался неодобрительно о большевиках.

Священник станицы Усть-Лабинской Михаил Лисицын, около 50 лет, убит, причем перед убий­ством ему накинули на шею петлю и водили по станице, глумились и били его, так что под конец он уже сам, падая на колени, молил поскорее с ним покончить. Жене его пришлось заплатить 600 рублей, чтобы ей разрешили его похоронить.

Священник станицы Должанской Иоанн Крас­нов, 40 лет, убит за служение молебна перед вы­ступлением прихожан против большевиков.

Священник станицы Новощербиновской Алек­сей Малютинский, 50 лет, убит за осуждение красноармейцев в том, что они ведут Россию к ги­бели, и служил молебен перед выступлением казаков-прихожан.

Священник станицы Георго-Афонской Алек­сандр Флегинский, 50 лет с лишним, после того как был избит, с бесконечным глумлением выве­ден за станицу и убит. Тело его было найдено мно­го времени спустя.

Священник станицы Незамаевской Иван Пригорский, 40 лет, направления крайне левого, в ве­ликую субботу выведен из храма на церковную площадь, где с руганью набросились на него красноармейцы, избили его, изуродовали лицо, окро­вавленного и полуживого вытащили за станицу и там убили, запретив хоронить.

В селе Бешнагырь красноармейцы явились в дом священника Дмитрия Семенова, потребовали еды и после угощения обещали, что священник будет цел, и ушли, но затем прислали за ним, по­сле чего на утро его тело было найдено брошен­ным за селом.

Таких и более ужасных по подробностям случа­ев запротоколировано очень много, но изложить их в краткой записке не представляется возможности.

В настоящее время, благодаря расстройству способов сообщения с отдаленными местностями обследуемой епархии, благодаря страшной терроризованиости населения и опасений с его стороны нового прихода большевиков, нет возможности со­брать сведений о всех случаях насилия и убийст­вах священнослужителей, но уже теперь в распо­ряжении комиссии имеется материал об убийствах в пределах этой сравнительно неболь­шой территории 32 священников, 4 дьяконов, 3 псаломщиков и 1 ктитора, и есть полное основа­ние утверждать, что общее число погибших зна­чительно больше.

Все вышеописанные тяжкие гонения на Цер­ковь и ее служителей, так противоречащие про­возглашенному официально большевистской вла­стью принципу свободы вероисповеданий и так возмущающие душу не только верующих, но во­обще людей, уважающих чужие мнения и верова­ния, побудили екатеринодарскую Церковь соста­вить обращение к христианским церквам всего мира, указывая на огромную опасность для хри­стианства со стороны большевизма, обольщающе­го темные массы обещанием земного рая, с одной стороны, а с другой — по справедливым словам этого обращения — являющегося лютым врагом Спасителя и всего христианства. Копия этого об­ращения при сем прилагается.

 

ОБРАЩЕНИЕ

Церкви Екатеринодарской к христианским Церквам всего мира

 

Благодать Вам и Мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа

Возлюбленные во Христе братья!

В минуты небывалого потрясения и грозной опасности, переживаемой чадами Российской Пра­вославной церкви, в эпоху, когда перед христиа­нами всего мира воздвигается общая угроза их вере и совести, Православная церковь вынуждена безмолвствовать. Первосвятитель ее святейший патриарх Тихон29 не пожелал покинуть свою мос­ковскую паству, разделяя ее тяжелую участь. Ме­стные церкви, входящие в состав Российской Пра­вославной церкви, живут пока каждая своею отдельною жизнью, молясь о скорейшем своем об­щем воссоединении.

Вот почему Церковь Екатеринодарская, сама недавно освободившаяся от гнета большевиков, дерзает возвысить свой слабый голос в надежде, что он будет услышан братиями христианами все­го мира.

Братия! Страдания наши переполнили чашу испытаний. На Православную церковь в России воздвигнуто жестокое гонение. Святыни веры безнаказанно оскверняются дерзкими кощунни­ками. Престолы в алтарях разрушаются, части­цы Святого Тела Христова из дарохранительниц выбрасываются. Святые мощи глумливо обнажа­ются и церковная утварь беспощадно расхища­ется.

Много храмов — или красноармейцами разру­шены, или советскими властями запечатаны, или в места увеселения, в тюрьмы и даже в места свалки нечистот обращены. 14 епископов, сотни священников, в особенности из выдававшихся твердостью защиты веры и проповедническим даром — расстреляны, повешены, утоплены, со­жжены, причем казни священнослужителей час­то сопровождаются жесточайшими пытками. Так, например, епископу Пермскому Андронику выко­лоли глаза, вырезали щеки, и его, истекающего кровью, с насмешками водили по городу. В Хер­сонской губернии священника распяли на кресте. Такие факты бывали в каждой епархии. В нашей же Кубанской области мы можем засвидетельст­вовать следующие случаи жестокой расправы со служителями Алтаря Христова: в станице Незамаевской священник о[тец] Иоанн Пригоровский в ночь под Пасху, пред началом чтения деяний Апостольских посредине храма был зверски за­мучен: ему выкололи глаза, отрезали уши и нос и размозжили голову. В станице Усть-Лабинской священник о[тец] Михаил Лисицын был мучим в течение трех дней — с пятницы до воскресенья. Убили его 22 февраля 1918 года. Когда тело его было найдено, то на нем оказалось более 10 ран, голова была изрублена в куски. В станице Георго-Афонской священник о[тец] Александр Флегинский был изрублен в куски. В станице Пластуновской священник о[тец] Георгий Бойко был убит мучительным образом: на горле у него была ужасная рана — очевидно, горло было как-то разорвано. В станице Кореновской был убит священник Назаренко, а в храме были произве­дены всяческие глумления: алтарь был обращен в отхожее место и даже пользовались при этом священными сосудами. В Екатеринодаре было не­сколько случаев издевательства над иконами: в церкви Епархиального училища и в Духовном училище, где на образе Святителя Николая были вырезаны глаза, а затем самый образ был брошен в навозную кучу.

Школьная молитва запрещена. Из обществен­ных зданий, несмотря на протесты верующего на­селения, Св. Иконы удалены насильственно, в ча­стных же домах они обложены налогом. При гонении на христианскую веру содомски цинично попирается и нравственность. В священном для русских православных людей в московском Крем­ле совершаются оргии разврата.

Пред нравственными испытаниями и насили­ем над верой и совестью отступают испытания материальной жизни, но Церковь не может рав­нодушно пройти мимо того гнета и невероятных страданий, коим повсеместно подвергается жизнь, свобода и имущество ее чад и которые приводят к общему разрушению России. О них мы не будем говорить, предоставляя печати и политическим деятелям правдиво изобразить картину ужасов, от которых стонет Россия. Нас пугает нравствен­ное одичание, являющееся результатом брато­убийственной резни и неслыханного насилия боль­шевиков. Попирая все, что дорого народу в области веры и почитания, большевики стараются разжечь в нем ненависть и грабительские ин­стинкты. Полное разнуздание страстей и похотей является главной приманкой для темной массы народа. На этом и на терроре большевики строят свою власть. Как на яркий пример — ука­жем на издававшиеся по местам декреты о социа­лизации женщин, которыми они сводятся на поло­жение самок, обреченных в жертву любому похотливому развратнику. Невинные дети декре­тами о социализации детей беспощадно вырыва­ются из-под крова родного, от любви родителей, и бросаются в омут безбожной и безнравственной атмосферы. Но чтобы ужасы всей этой русской тирании не стали известны миру, в областях, то­мящихся под советской властью, задушено всякое свободно правдивое слово, и могут выходить в свет газеты и книги исключительно большевистско-анархического содержания и направления. Между тем захватчики власти — русские тираны, с Ульяновым-Лениным и Бронштейном-Троц­ким во главе, при густом мраке безгласности в своих лживых изданиях силятся убедить иностранцев, что их жестокие опыты над несчастной страной проделываются по воле народа. На самом же деле — главными проводниками в жизнь их злобных декретов и совершителями пыток, казней над мирным населением — являются китайцы и предатели-латыши. Весь же народ, за исключени­ем преступной части и жалких вырожденцев, не­навидит кровавую тиранию, но беззащитный, без­оружный, задавленный казнями — поневоле молчит, люто страдает и с мольбой ко Господу ждет не дождется своего милосердного самаряни-на32, который избавил бы его от современных сви­репых разбойников.

Все эти ужасы, ежедневно уносят в могилу тысячи жертв, размножают эпидемии, ожесточа­ют народ и всячески разоряют страну.

Возлюбленные братья! Мы молим Бога, чтобы вас не посетили скорби, обрушившиеся на нас, но мы не можем не предостеречь вас от того, чтобы зло не перекинулось от нас к вам. Антихристиан­ский большевизм есть грозная опасность для все­го христианского мира. Слишком велики его со­блазны для темной массы, для всех обездоленных и недовольных, которых всегда много — при вся­ком строе, но которые охотно прислушиваются к обещаниям земного рая, на которые не скупятся большевики.

Повторяем, в этом кроется опасность, угро­жающая христианству и цивилизации всего мира. Она должна сплотить воедино христиан всех Церквей. Вот почему мы обращаемся к вам — во имя Господа Иисуса Христа, Бога любви, правды и мира, во имя человеколюбия, во имя защиты всего человечества от большевизма — стать на за­щиту христианства от его современных гонителей и быть русскому народу благодетельным самари­тянином, а всему остальному человечеству — своевременным защитником от угрожающего большевизма, лютого врага Христа Спасителя и всего христианства.

 

СПИСОК

священнослужителей, убитых большевиками

в пределах Ставропольской епархии

(Ставропольская губерния и Кубанская

область) при двукратном захвате ими этой

местности в первой половине 1918 года

и в октябре того же года

[I]

 

1. Священник станицы Барсуковой, Кубанской области, Григорий Златорунский, 40 лет.

2. Священник   станицы  Попутной,   Кубанской области,   протоиерей  Павел Васильевич   Иванов, 60 лет (прослужил в этой станице 36 лет).

3. Священник  станицы  Вознесенской,   Кубан­ской области, Алексей Ивлев, 60 лет.

4. Священник станицы Удобной, Кубанской об­ласти, Федор Березовский, 50 лет.

5. Священник станицы Новощербиновской, Ку­банской   области,   Алексей Мелиоранский,   более 50 лет.

6. Священник станицы Георго-Афонской, Ку­банской области, Александр Флегинский, 50 лет.

7. Священник станицы Должанской, Кубанской области, Иоанн Краелов, 40 лет.

8 и 9. Священники станицы Поповичевской, Кубанской области, Николай Соболев и Василий Ключанский.

10. Священник станицы Придорожной, Кубан­ской области, Петр Антониевич Танцгора, 41 года (осталось 5 человек детей).

11. Священник станицы Спокойной, Кубанской области, Александр Бубнов, 53 лет.

12. Диакон станицы Урюпской, Кубанской об­ласти, Василий Нестеров.

13. Священник станицы Ключевой, Кубанской области, Моисей Тырышкин.

14. Священник станицы Убинской,  Кубанской области, Аркадий Добровольский.

15. Диакон станицы Успенской, Кубанской об­ласти, Котлов.

16. Священник станицы Некрасовской, Кубан­ской области, Георгий Руткевич.

17. Священник села Ореховского, Ставрополь­ской губернии, Илья Лавров, 60 лет.

18. Священник села Бешнагир, Ставропольской губернии, Дмитрий Евтихиевич Семенов.

19. Священник села Архиповского, Ставрополь­ской губернии, Дмитрий Голубинский.

20. Священник села Тахры, Ставропольской гу­бернии, Николай Лосинский.

21. Псаломщик села Преградского, Ставрополь­ской губернии, Георгий Русецкий.

22. Священник села Новогригорьевского, Став­ропольской губернии, Виктор Дьяковский.

23. Дьякон села Кугульмы, Ставропольской гу­бернии, Василий Рождественский и четыре прихо­жанина его прихода, заступившиеся за него.

24. Села Горькая Балка, Ставропольской губернии, священник Василий Богданов, (тяжело ранен и брошен, как убитый, но остался жив).

25. Того же села священник Гавриил Соболев.

26. Тоже ктитор Минко.

27.     Тоже псаломщик Слинко.

Убиты в указанных станицах и селах прохо­дившими красноармейскими частями по обвине­нию в сочувствии «кадетам и буржуям», в осужде­ИИ большевиков в проповедях, в том, что служили молебны для проходивших частей Добровольческой армии; во многих случаях тела убитых были вы­брошены за селениями с запрещением их хоро­нить; в отдельных случаях родственники убитого покупали право похоронить его за большие деньги.

28.     Священник станицы Владимировской, Ку­банской области, Александр Подольский, 50 лет, окончивший   университет   по   юридическому   факультету. Зверски убит красноармейцами за то, что служил молебен перед выступлением своих прихожан-казаков против красноармейцев. Преж­де чем убить, его долго водили по станице, глуми­лись и били его, а потом вывели за село, зарубили и бросили на свалочном месте. Один из прихожан, пришедший его похоронить, был тут же убит пьяными красноармейцами.

29.     Священник станицы  Незамаевской,  Иоанн Пригоровский, 40 лет, крайнего левого направле­ния. В Великую Субботу 1918 года из храма, где он находился и где в это время богослужение совер­шалось  другим  священником,  выведен  красноар­мейцами на церковную площадь, где они с руганью и бранью на него набросились, избили его, изуродовали лицо, окровавленного и избитого вытащили за станицу и там убили, запретив хоронить.

30. Священник Марии-Магдалинского женского монастыря, Кубанской области, Григорий Николь­ский, за 60 лет, пользовался большой любовью и уважением прихожан и всех окружающих; глубо­ко верующий человек, исключительно даровитый оратор. 27 июня 1918 года после литургии, за ко­торой приобщал молящихся, был взят красноар­мейцами, выведен за ограду и там убит выстрелом из револьвера в рот, который его заставили от­крыть при криках «мы тебя приобщим».

31. Священник села Соломенского, Ставрополь­ской  губернии,  Григорий Дмитриевский,  27  лет. Выведенный красноармейцами за село на казнь, просил дать ему помолиться перед смертью; опус­тился   на   колени   и   молился   вслух,   осыпаемый насмешками  по  поводу произносимых молитв  и требованиями кончать молитву скорее; не дождав­шись этого, красноармейцы бросились на него, ко­ленопреклоненного,  с  шашками и  отрубили  ему сначала нос и уши, а потом голову.

32. Заштатный священник Золотовский, старец 80 лет, проживавший в селе Надежда, близ города Ставрополя.   Был   захвачен   красноармейцами   во время сна после обеда. Красноармейцы вывели его на площадь, нарядили в женское платье и требо­вали, чтобы он танцевал перед народом, а когда старик отказался, они его тут же повесили.

33. Заштатный священник Павел Калиновский, 72   лет,   проживавший  в   городе   Ставрополе.   Во время захвата этого города в октябре  1918 года красноармейцами был арестован за то, что имел внуков   офицеров,   и   приговорен   к   наказанию плетьми. Умер под ударами.

34. В селе Безопасном убиты священник Серафимовской церкви Леонид Соловьев 27 лет и дьякон Дмитриевской церкви Владимир Остриков 45 лет. Убили их местные большевики, они были захвачены, причем их вывели на место, где раньше закалывали чумной скот. Велели им самим себе рыть могилу, а затем набросились на них, зарубили шашками и недорубленных, полу­живых закопали в наполовину вырытую могилу. Никаких особенных обвинений им не предъявле­но, а просто признали нужным извести как свя­щенников.

35.     Военный священник, фамилию которого не удалось установить, проезжавший   через село Воронцово-Николаевское, Ставропольской губер­нии (близ станицы Торговой), возвращался из сво­его полка на родину. Задержан красноармейцами, которые тут же его убили, нанеся ему многочис­ленные раны штыками и шашками, кощунственно уподобляя это гнусное дело священному акту приобщения со лжецы тайн Христовых.

36. Священник   хутора   Полайко,   Черномор­ской губернии, Иоанн Малахов и жена его Анна Малахова. 3 августа 1918 года были приведены красноармейцами в станицу Мингрельскую, Ку­банской области, и после издевательств и надру­гательств над обоими,  особенно над матушкой, расстреляны.

37. Псаломщик Свято-Троицкой церкви стани­цы Восточной, Кубанской области, Александр Михайлович Донецкий был приговорен за «принад­лежность к кадетской партии» к заключению в тюрьму, но по дороге сопровождавшим его отря­дом был 9 марта 1918 года убит и изрублен крас­ноармейцами. По их распоряжению тело убитого зарыто на местном кладбище без отпевания.

Список этот далеко не полный, так как полу­чение соответствующих сведений крайне за­труднено отсутствием правильного почтового и телеграфного сообщения, затруднительностью передвижения в отдаленные пункты обследуе­мой территории и крайней терроризованностью населения, еще допускающего возможность по­явления вновь большевиков и потому боящегося давать показания.

 

II

 

Большевистская власть официально провозгла­сила свободу вероисповеданий. На деле же эта свобода обратилась в систематическое и беспо­щадное гонение на православную веру и на слу­жителей Православной церкви и в сплошное рас­хищение церковного достояния. Православная вера поставлена под строгий контроль: церкви объявлены собственностью государства и вместе со всем имуществом признаны подлежащими без­возмездной передаче через комиссаров отдельным группам лиц, которые бы пожелали принять на себя управление Церковью, при условии принятия на себя ответственности перед властью за все то, что говорится с церковной кафедры или что пи­шется от имени Церкви — словом, за все направ­ление церковной деятельности. Ясно, что в основу такой своеобразной общины положено не удовле­творение церковных нужд, а всяческое стеснение в деятельности Церкви.

Одновременно с этим новая власть стала вся­чески стеснять проявление и воспитание религиозного чувства вне церкви: преподавание Закона Божьего в школах запрещено, и священнослужи­тели от школ отстранены окончательно; из школ удалены иконы, установлен налог на ношение свя­щеннических наперсных крестов, церковные бра­ки признаны недействительными и пр., — одним словом, Церковь не только взята под подозрение, но приняты все меры к дискредитированию ее ав­торитета в народных массах и к вселению в этих массах убеждения в том, что религия не только не нужна, но и вредна, так как она является для на­рода тем опиумом, который только одурманивает народное сознание. Началось глумление над духо­венством и над священными предметами богослу­жения. Духовенство стали истязать и избивать до смерти;   алтари  и  предметы  богослужения  под­вергнуты осквернению. Убиты четырнадцать выс­ших  представителей  духовенства,   и  среди  них: митрополит    Киевский    Владимир,    архиепископ Пермский Андроник и бывший Черниговский Ва­силий, епископ Тобольский Гермоген, затем епи­скопы Макарий и Ефрем, викарий Новгородский Варсанофий и Вятские викарии Амвросий и Иси­дор. Особенно жестоким истязаниям был подверг­нут архиепископ Андроник, которому были выре­заны щеки, выколоты глаза и обрезаны нос и уши; в таком изувеченном виде его водили по городу Перми, а затем сбросили в реку. Гермоген Тоболь­ский был зимой прошлого года отправлен на окоп­ные работы, а затем также потоплен. Число заму­ченных  священников  не  поддается  в  настоящее время учету, но во всяком случае их надо считать тысячами, и истребляются не только священники, но и их семьи. Мученический венец приемлется несчастными подчас с величайшим смирением и героизмом. Протоиерей Восторгов, приговоренный вместе с другими лицами к расстрелу, запретил завязывать ему глаза и просил расстреливать его последним, чтобы иметь возможность напутство­вать в новую жизнь всех других расстреливаемых.

Некоторым сдерживающим моментом в ре­прессивной деятельности большевиков является их боязнь народного гнева, они не могли и не мо­гут не считаться со все усиливающимся проявле­нием в народе религиозного чувства. Особенно показательны в этом отношении те грандиозные крестные ходы, которые имели место в Москве из всех ее многочисленных церквей на Красную площадь и к древнему Кремлю. По улицам со всех сторон вливались на площадь живые потоки народа, над которым колыхались многочисленные хоругви, предшествуемые всем столичным духо­венством. Могучие звуки церковных песнопений оглашали воздух: пели не церковные хоры, пел весь народ. Никого не сдерживала опасность быть расстрелянным при первом же провокационном выступлении; все были преисполнены одним лишь чувством молитвенного настроения. И вот, под покровом этого настроения, патриарх Тихон, вручив свою судьбу Богу, открыто и бесстрашно выступил против большевистской власти: он за­клеймил анафемой эту преступную власть, он произнес в Казанском соборе в Москве грозную проповедь, он издал к годовщине владычества большевиков послание к Совету народных комис­саров, приглашая их прекратить грабеж и уйти. Каждое слово этого послания грозило патриарху смертью, но он бесстрашно отправил его Ленину и принял все меры к широкому его распростране­нию. И несмотря на все это, большевики, по имеющимся сведениям, ограничились пока в от­ношении патриарха Тихона домашним арестом. Но таких исключений, конечно, мало. К ним мож­но было бы еще причислить отношение к митро­политу Петроградскому, который один только освобожден от общественных работ, к коим при­влечено все петроградское духовенство, не ис­ключая епископов.

Иначе было в городе Туле, где весною 1918 года большевики расстреляли крестный ход из пулеметов, причем были убиты и ранены свя­щенник и несколько молящихся.

Наряду с насилиями над служителями Церк­ви чинится и разграбление церковного имущест-г ва. Еще в январе 1918 года большевики ограбили всю кассу Святейшего синода, потребовав от его казначея выдачи всех денег и процентных бумаг, всего на 43 миллиона рублей. В сентябре того же года большевики забрали последние синод­ские деньги в количестве 3—4 миллионов. Во многих епархиях захватываются свечные заводы, дающие главный источник существования епар­хии и окончательно разграбляются епархиальные кассы. До основания разграблена Троицко-Сергиевская лавра с ее знаменитой ризницей35. Ограб­ление храмов в большинстве случаев сопровож­дается невероятными кощунствами, так, из священных облачений грабители-большевики шьют себе и своим подругам по кутежам штаны и юбки, шьют и попоны для лошадей, причем кресты облачений приходятся на задние части тела. На иконах выкалываются глаза, у рта дела­ется отверстие, в которое вставляется папироса и под иконой делается подпись: «Кури, товарищ, пока мы тут; уйдем — не позволят». Престолы обращаются в отхожие места, а алтари — в места для попоек и разврата.

Все изложенные факты основаны на твердых проверенных данных.

 

СВЕДЕНИЯ

о гонениях большевиков на Православную церковь в Москве

 

Отрывочными сведениями, поступающими о гонениях на Церковь в пределах советской Рос­сии, установлены, между прочим, нижеизложенные краткие данные о положении Церкви в Моск­ве. Архимандрит Антоний, командированный в Москву и вернувшийся оттуда в январе сего года, рисует положение в следующем виде.

Патриарх Москвы и всей России Тихон нахо­дится под домашним арестом; в столовой патри­арха круглые сутки дежурят посменно китайцы, латыши и русские красноармейцы, неоднократно оскорблявшие патриарха и хозяйничающие в его помещении, как у себя дома. «Чрезвычайка» (большевистская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией) почти ежедневно чи­нит допросы патриарха; продовольственного пай­ка он лишен, и близкие его из своих скудных за­пасов уделяют патриарху четверть фунта хлеба в день.

Церковь в Москве обложена контрибуцией: на патриарха наложено 100 тысяч рублей; на Тро­ицкую Лавру — 17 миллионов; на Афонскую Пантелеймоновскую часовню — 100 тысяч и т.д. Около часовни особо чтимой народом иконы Иверской Божьей Матери, на здании Городской думы сорван вделанный в стену большой образ Св. Александра Невского и на его место вделана большая красная пятиконечная звезда с располо­женной вокруг нее надписью большими буквами: «Религия — опиум для народа»; кремлевский об­раз Святителя Николая завешен красной тряп­кой. Новоспасский мужской монастырь обращен в тюрьму, и первым заключенным в ней был на­стоятель этого же монастыря епископ Серафим, с ужасом говоривший свидетелю об условиях этого заключения. В прочих монастырях живут комис­сары, следящие за всем, что происходит в мона­стырях и фактически ими управляющие. В Кремль доступа нет, но слухи по Москве ходят, что Кремль разграблен, что Чудов монастырь обращен в казарму, в Успенском соборе проис­ходят оргии. Церковных служб в Кремле не со­вершается.

 

К оглавлению.