Дело     42

 

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

 

СООБЩЕНИЕ

 

о гонениях большевиков (коммунистов) на Церковь в Донской области

 

Высшее духовенство Донской епархии привле­кало особенное внимание большевиков, так как представители его, стоя на страже Церкви и порядка, силою вещей были впереди лиц, настроен­ных несочувственно к глашатаям новой правды. В ноябре и декабре месяцах 1917 года с церковной кафедры собора раздавались речи, осуждавшие братоубийственную гражданскую войну, начатую большевиками. Для подъема религиозного на­строения устраивались крестные ходы. 26 ноября 1917 года епископом Аксайским Гермогеном была произнесена горячая речь над гробами двадцати партизан Каледина. Епископ предал убийц суду Божьему, как Каина-братоубийцу. 11 февраля, на­кануне занятия Новочеркасска большевиками, епископ Гермоген служил в соборе последнее мо­лебствие войсковому кругу, покидавшему народ, а 12 февраля он находился уже под домашним аре­стом. После освобождения из-под ареста епископ вынужден был скрыться из дому и, вплоть до за­нятия города казаками, искать приюта у своих знакомых, ибо большевики объявили, что «накро­шат мяса из архиерея».

Во время занятия Новочеркасска большевиками архиепископ Донской и Новочеркасский Митрофан оставался в своих покоях. На другой день, 13 фев­раля, к нему ворвались четверо вооруженных мат­росов. Не снимая шапок, с папиросами в зубах, уг­рожая револьверами, они заявили в самой грубой форме, что должны произвести обыск. На предло­жение предъявить соответственное полномочие один из матросов подал удостоверение своей лич­ности. Когда ему заметили, что в удостоверении не говорится о праве обыска, матросы заявили, что по такой бумаге они везде обыскивают. Войдя в каби­нет и спальню архиепископа, матросы перерыли все. Ничего не обнаружив, они обратились к архи­епископу и бывшему с ним протоиерею Артемьеву со словами: «Вы, товарищи, скажите по совести: есть у вас оружие или нет». Получив отрицатель­ный ответ, они удалились. Через несколько часов явилась новая группа матросов, человек пятна­дцать. На этот раз во время обыска матросы взяли все более или менее ценные вещи, вплоть до очков в золотой оправе. После обыска матросы заявили, что архиепископ арестован. Когда архиепископ, выходя из дому, перекрестился, по его адресу по­сыпались насмешки: «Молиться стал; думает, Бог ему поможет; хотя и не молись, какой там еще Бог». На извозчике архиепископ Митрофан был от­везен на вокзал в штаб. В штабе выразили удивле­ние по поводу ареста. Когда же матросы заявили, что архиепископ проклинал большевиков, решили, что «это дело нужно разобрать», и архиепископа повели в Атаманский дворец. Его сопровождали те же матросы и толпа народа. Толпа и конвоиры тре­бовали, чтобы арестованный, несмотря на преклон­ный возраст и высший сан, шел в город по грязи пешком. «Будет тебе в карете ездить, походи-ка пешком, — раздавались возгласы, — новочеркас­ского бога ведут», «вот ему чего надо», — кричал народ, потрясая кулаками. Когда утомившийся ар­хиепископ попросил разрешения отдохнуть, ему предложили сесть в грязь, а когда он отказался, матрос воскликнул: «А, ты, буржуй, в креслах привык сидеть. Не хочешь на землю садиться, так иди». В Атаманском дворце допроса не состоялось, и архиепископ на этот раз был отправлен на гаупт­вахту, где его заключили в грязную одиночную камеру вместе с войсковым атаманом генералом Назаровым и еще одним офицером. Спать прихо­дилось вдвоем на голой лавке, которая днем слу­жила сиденьем. Через маленькое отверстие камеры все время раздавались брань и угрозы. Сначала к архиепископу беспрепятственно пропускали посе­тителей, затем эта льгота была прекращена; сво­бодно допускались лишь те, кто являлся с явным намерением глумиться. Лишь через десять дней это заключение окончилось после приговора военно-революционного суда, признавшего архи­епископа невиновным.

Если арест двух высших представителей Дон­ской епархии окончился для них благополучно, то значительное количество священнослужителей по­платились своей жизнью только за то, что они яв­лялись представителями Церкви. Отношение крас­ноармейцев к духовенству было в высшей степени определенное и безоговорочное. «Убить попа» да еще посмеяться над ним, по-видимому, входило в правила поведения советского воина. Один доку­мент — письмо красноармейца к родным — явля­ется чрезвычайно ярким показателем этого на­строения. Между прочим, письмо это принадлежит солдату Красной армии, против которого имеется серьезное основание считать его участником убий­ства священника хутора Персиановского отца Ио­анна Кликовского. После обычных приветствий и поклонов родным и знакомым следуют такие строчки:

«Новостей у нас много. Сколько можно, столько пропишу. Помощника Каледина Богаевского пой­мали и привезли к нам в Новочеркасск и с него снимают допрос. А потом — на расстрел его пре­дадут. Затем, когда мы наступали на Персиановку, тогда меня ранили в левую руку, эта рана была очень легка, два пальца вышибли; но и мы когда вошли в Персиановку, не щадили никого. Били всех. Мне тоже пришлось застрелить попа одного. А теперь мы еще ловим чертей в Новочер­касске и бьем, как собак...»

Отцу Николаю Добросельскому (слобода Ровенки) после обыска 14 марта 1918 года старшим красноармейцем был объявлен приговор: за противобольшевистские проповеди оборвать волосы и расстрелять. Приговор не был приведен в испол­нение благодаря заступничеству собравшихся прихожан и заменен денежным выкупом.

Полного списка убитых в Донской области свя­щеннослужителей еще нет возможности соста­вить, однако в настоящее время можно отметить следующие убийства:

1) 7 января 1919 года был убит священник Тро­ицкой церкви поселка Калиновского отец Николай Борисов. Когда в этот день священник Бори­сов после литургии возвращался домой, его встретил отряд красноармейцев и приказал ехать на станцию Ханженково. Получив разрешение проститься с семьей, о[тец] Борисов был посажен на линейку и увезен. Через некоторое время ло­шадь привезла на линейке труп. На теле кроме огнестрельной раны было обнаружено несколько штыковых. Жители поселка были так терроризо­ваны красноармейцами, что никто не пришел по­мочь семье снять тело, не решился зайти в дом, делать гроб, продать доски для гроба, вырыть мо­гилу.

2) 13 января 1918 года в слободе Михайловке был убит священник местной Николаевской церк­ви отец Феоктист Георгиевич Лебедев, 39 лет. Отец Лебедев был энергичный и деятельный че­ловек. С начала войны он состоял председателем волостного комитета по распределению пособий семьям призванных на войну. Естественно, что по своей деятельности ему приходилось иногда от­казывать в пособии отдельным лицам. Это послу­жило основанием к недоброжелательству со сто­роны обиженных, и еще во время войны отец Лебедев получал с фронта оскорбительные и уг­рожающие письма. Когда же к концу 1917 года в селении в большом количестве появились фрон­товики, враждебное отношение к священнику стало принимать угрожающие формы. 12 января слобода была занята советскими частями. Вслед за этим у отца Лебедева был произведен обыск, сопровождаемый всякими издевательствами и уг­розами разделаться за прошлое. Утром 13 января отец Лебедев попытался скрыться из слободы, на был узнан и схвачен. Когда его привезли, тол­па стала требовать немедленного расстрела, и не успел отец Лебедев сотворить крестного знаме­ния, как уже повалился от выстрела в спину. Его сейчас же добили штыками и чем попало. Труп бросили в свалочное место и запретили хоронить. Лишь на другой день растерзанный труп священ­ника удалось выхлопотать родственникам убито­го и похоронить.

3)       Настоятель Троицкой церкви хутора Ягодино-Кадамовского, священник Петр Иванович Жаханович   был   расстрелян   2   февраля   1918   года налетевшими   из   города   Александровско-Грушевского красноармейцами, когда  шел служить вечерню.

4)       12   февраля   1918   года   священник  хутора Персиановско-Грушевского    Иоанн    Куликовский был арестован большевиками, по-видимому, за со­чувствие партизанам и «кадетам». Выведя на ули­цу, его свалили выстрелом в живот, затем добили штыковыми   ударами.  Тело  не   позволили  хоро­нить, и в течение двух дней труп лежал на улице, едва прикрытый чем-то, так как обувь и одежда сняты с него.

5) Священник поселка Иваново-Слюсаревского отец Василий Зеленый был арестован большеви­ками и отправлен в штаб в станицу Кушевку. В половине февраля 1918 года, по сведениям жите­лей этой станицы, в ее окрестностях был расстре­лян какой-то священник и с ним еще два челове­ка.    На    расспросы    слюсаревцев    о    судьбе   их священника в штабе ответили, что его отправили «на Харьков».

6) Священник Флоро-Лаврской церкви стани­цы Великокняжеской Владимир Николаевич Про­скуряков был убит красноармейцами 28 февраля 1918 года, когда отправился на станцию ходатай­ствовать об освобождении двух своих сыновей, которые   к   моменту   появления   Проскурякова   на станции были убиты.

7 ) 2 марта 1918 года временный священник По­кровской   церкви   поселка   Медвежинского   отец Яоанн Смирнов был взят конным большевистским разъездом,  угнан в другой поселок и там убит. Тело убитого было найдено 14 марта.

8)       На хуторе Владимирове близ станции Морозовской был убит священник местной церкви Анд­рей Казинцев,  который всегда открыто восставал против большевизма. 11 апреля 1918 года рано ут­ром  прибывший  на  хутор  отряд  красноармейцев прямо направился к дому священника отца Казинцева, подняли его с постели, вывели на площадь и здесь произнесли ему смертный приговор. Его свя­зали и увезли на станцию Морозовскую. Через три дня труп отца Казинцева был найден пастухом в балке близ хутора Владимирова. На груди убитого было обнаружено шесть штыковых ран.

9)       Священник Рождество-Богородицкой церкви хутора   Петровского   Александр   Иванов   10   мая 1918 года был расстрелян красноармейцами среди бела дня на церковной площади, на глазах семьи и прихожан. Ему ставилось в вину то, что он был сторонником казачества и противником большевизма.

10)     14    мая    1918    года    дьякон-псаломщик Иоанно-Предтеченской церкви хутора Чернышкова  Кир  Петрович  Маланьин  был  убит  ударами шашки и штыков. Хоронить тело не разрешили, и погребение удалось совершить лишь по занятии хутора казаками.

11) 23   мая   1918   года   в   станице  Тишанской красноармейцами был захвачен псаломщик Иоанн Мелихов   и   увезен  из   станицы.   На   следующий день    был   найден   совершенно   раздетый   труп И. Мелихова с массой штыковых ран и отрезан­ным половым органом.

12) 1 июня 1918 года в слободе Мариновке ут­ром красноармейцы явились на квартиру священ­ника этой церкви отца Георгия Парфенова и про­извели обыск, взяв писчую бумагу и фотографии; и опросив  отца  Парфенова,  сколько ему лет,  где учился и т.п., удалились. Часов через пять к нему явились снова, забрали священника вместе с одним прапорщиком и, отведя обоих к полотну железной дороги, расстреляли. Из свидетельских показаний устанавливается, что отношение прихожан к отцу Парфенову не было враждебным. Но явившиеся с фронта солдаты относились к священнику явно не­доброжелательно и угрожали ему.

13)     2 июля 1918 года был расстрелян красноар­мейцами   священник   Успенской церкви   хутора Самсонова Павел Алексеевич Вилков. Он был рас­стрелян   вместе   с двумя   своими   сыновьями   офицерами.  Труп  был брошен  в  яму.  Хоронить было запрещено, и только через несколько дней семье удалось тайно выкупить труп казненного. Ему вменялось в вину, будто бы он стрелял из окна в красноармейцев. После казни штаб красно­армейцев, разобрав дело, вынес письменное поста­новление о том, что отец Вилков был расстрелян без вины.

14) Священник  Петропавловской  церкви  при станции Зимовники отец Михаил Рукин 5 июля 1918 года убит красноармейцами. Похороны уби­того происходили под шум насмешек и угроз по адресу вдовы.

15) Священник   Георгиевской   церкви   хутора Фомино-Лиховского   отец   Михаил   Стритонович Пашутин. Он был взят матросами и красноармей­цами, привезен на станцию Лихая и там расстре­лян. Труп был зарыт, но церковного погребения совершить не было дозволено.

Кроме этих случаев казни следует отметить смерть дьякона Митрофана Судина (30 декабря 1917 года) и монаха Донского архиерейского дома Никанора (27 июня 1918 года), которые погибли при обстреле большевиками селений.

В этих казнях обращает на себя внимание не­нужная, часто садистская жестокость. Расстре­лять, уничтожить человека считалось недостаточ­ным. Обычно истязали свою жертву при жизни и глумились над его телом после смерти. Как общее правило, расхищали одежду, запрещали хоронить и бросали в свалочные места. Это делалось не по­тому, что данные лица в чем-либо особенно прови­нились. Если были признаки обвинения, они сводились обычно к расплывчатому обвинению в «кадетстве» и «противобольшевизме». Всецело же они были направлены против духовенства именно как против священнослужителей. Считалось необ­ходимым «убрать попа», «убить попа как собаку», «похоронить по-собачьи», требовалось «накрошить мяса из архиерея».

Священника слободы Михайловка — Иоанна Штурбина, выходившего со святыми дарами из дома умирающего, которого напутствовал отец Штурбин, красноармейцы остановили, поместили около него караул с винтовками и в течение полу­часа во дворе чинили ему допрос и обыск.

Когда в той же слободе стали готовиться к по­хоронам убитого священника отца Лебедева, на­кануне уже поползли слухи, что завтра перебьют всех священников и потребуют, чтобы отца Лебе­дева хоронили «по-собачьи».

Пасхальная заутреня 1918 года в церкви при станции Раковка была прервана красноармейца­ми, прибывшими с целью отобрать у народа пас­хи, яйца и прочее и «кстати остричь попа».

Замечалось иногда стремление облечь убийство в форму закономерного акта народного гнева. Та­кая инсценировка имела место при расстреле свя­щенника Андрея Казинцева. Немедленно по заня­тии хутора Владимирова отряд красноармейцев появился у квартиры священника и привел его на площадь. Собирали народ. Когда образовалась куч­ка человек в 50, командующий отрядом спросил присутствовавших, нужно ли оставить священника или убрать. При этом он пояснил, что суд будет ко­роткий: если хотят оставить — оставят, если же­лают убрать — пуля в лоб. При этом командир об­ратил внимание присутствовавших, не будет ли в священнике нужды ввиду поста и приближающей­ся Пасхи. Он предложил вместе с тем решить дело поскорее, так как отряду пора уходить, и здесь же потребовал подводы. Народ стал расходиться, что­бы выполнить это последнее требование. Осталось человек двадцать горланов. Они и проголосовали поднятием рук формулу командующего «убрать попа» и решили участь отца Казинцева.

Красной нитью проходит стремление поколе­бать и оскорбить религиозное чувство верующего, возможно сильнее осквернить его душу. Поэтому врывались с обысками не только в частные жили­ща, не щадя при этом высших представителей Церкви, — вторгались в церкви и производили там бесчинства и разгромы.

На хуторе Шебалине в Осиевской единоверче­ской церкви был произведен настоящий разгром. Взломали железную кассу; разбивали кружки для сбора пожертвований в пользу больных и раненых воинов и в пользу вдов и сирот; уничтожили биб­лиотеку; вырывали листы из книги записей бра­ков; уничтожали брачные документы; рассыпали Святые Дары, изломали ковчежцы с запасными дарами; изломали напрестольный крест; стреляли в иконы; зачем-то обрезали у подризников рукава, изрезали священническое облачение, у другого облачения обрезали подкладку; изорвали церков­ную завесу; изрезали покров на престоле, выпо­ров подкладку.

В Крестной церкви Донского архиерейского дома разлито по полу Святое Миро, частицы мо­щей были рассыпаны и растоптаны красноармей­цами, ходившими по церкви в шапках и с папиро­сами в зубах.

В Новочеркасском кафедральном соборе в алта­ре матросы надевали траурную митру, стараясь прикрепить к ней красноармейскую кокарду, и под площадную брань сбросили на пол плащаницу.

Семинарская церковь в Новочеркасске по всем признакам служила местом попойки, так как на другой день были обнаружены по всему храму ва­лявшиеся окурки, объедки хлеба, банки из-под консервов и бутылки.

Следственным материалом устанавливаются такие и подобные им действия в отношении 1) церкви Донского архиерейского дома, 2) Ново­черкасского кафедрального собора, 3) церкви на хуторе Персиановско-Грушевском, 4) Никольской церкви хутора Ильинского, 5) церкви хутора Ост­ровского, 6) Осиевской единоверческой церкви на хуторе Шебалина, 7) церкви Новочеркасской мужской гимназии, 8) Тихоновской церкви стани­цы Кривянской, 9) церкви станицы Хомутовской, 10) церкви в Персиановке, 11) Семинарской церк­ви в Новочеркасске, 12) церкви села Староселья, 13) церкви при станции Раковка, 14) Преполовен-ской церкви в станице Гниловской, 15) Николаев­ской церкви Усть-Койарского хутора, 16) Свято-никольской церкви хутора Генералова, 17) церкви хутора Алексикова, 18) Успенской единоверческой церкви хутора Калача, 19) Пантелеймоновской церкви хутора Летовского.

Этот обзор далеко не полон. Причиной являет­ся то обстоятельство, что расследование по необ­ходимости касалось незначительной сравнительно части территории Донской области, очищенной от большевиков.

Остальная часть области в настоящее время находится под их владычеством. Население, воз­мущенное большевистским режимом, в отдель­ных местностях восстало против советской вла­сти. Летчик, возвратившийся из командировки в район восстания, привез сообщение о том, что большевики, заняв станицу Мигулинскую, уст­роили в местной церкви «венчание священника с кобылой». К морде лошади, приведенной в цер­ковь, подносили крест, как бы давая приклады­ваться. Гремел оркестр музыки. Священника и жену его заставили плясать. В конце концов свя­щенника расстреляли.

Все вышеизложенное основано на данных, до­бытых Особой комиссией в порядке, установлен­ном Уставом уголовного судопроизводства.

Составлен 18 мая 1918 года, в г. Екатеринодаре.

 

К оглавлению.