Дела  №№   27—32,  34—36

 

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

 

АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ

 

по делам о злодеяниях большевиков

в 1918 году в г. Новочеркасске и других

местностях Донской области

 

12 февраля 1918 года после самоубийства вы­бранного в революционное время донского войско­вого атамана генерала Каледина в г. Новочер­касск вступили большевистские казачьи части под командой войскового старшины Голубова, а вслед за ними красноармейцы и матросы. Вечером Голубов с вооруженными казаками ворвался в зал за­седаний избранного казачеством войскового круга (краевое законодательное учреждение) и закричал: «В России совершается социальная ре­волюция, а здесь какая-то сволочь разговоры раз­говаривает». Вслед за тем Голубов и его спутники сорвали офицерские погоны с войскового атамана Назарова и председателя круга войскового стар­шины Волошинова.

Большевики арестовали их и при криках и на­смешках уличной толпы и звуках музыки отпра­вили на гауптвахту, где посадили в темный под­вал и где их затем морили голодом.

В городе начались произвольные обыски и аре­сты, первоначально в поисках офицеров и парти­зан, а затем под предлогом розыска оружия. Красноармейцы и неизвестные личности обходили квартиры и обыскивали живущих без соблюдения каких-либо формальных гарантий, и предъявляя лишь в отдельных случаях мандаты за подписью комиссара, кратко гласившие, что «товарищу такому-то разрешается производить обыски и аресты».

При этих обысках, часто повторных, похища­лись разные вещи, преимущественно золотые, а также и деньги, и иногда квартиры подвергались полному разгрому (Могилевского, Цыкунова, Щедрова, Бояринова, Авдюховой и многих дру­гих). Не избежали той же участи и некоторые ка­зачьи учреждения, как например, офицерское со­брание и кадетский корпус, откуда были расхищены мебель, белье, музыкальные инстру­менты, обмундирование и книги. Часть имущества Черкасского окружного по крестьянским делам присутствия была распродана между служащими, а лучшие вещи взял себе большевистский комис­сар Койбаш.

14 февраля банда матросов и красноармейцев, человек пятьдесят, частью пьяных, прибыли вме­сте с подводами к лазарету № 1, где лежало около ста офицеров и партизан, тяжело раненных и больных. Большевики ворвались в палаты и, нано­ся раненым оскорбления, начали выносить их на носилках в одном нижнем белье на улицу и грубо сваливать друг на друга в сани. День был мороз­ный и ветреный, раненые испытывали холод и просили позволить им одеться, но большевики, глумясь, заявили: «Незачем, все равно расстреля­ем», — причем ударили одного раненого по пере­ломленной ноге шиною. По уходе большевиков в лазарете было обнаружено пустыми 42 койки. Часть больных скрылась, откупившись у больше­виков за деньги, а остальные в тот же день были заколоты, изрублены и застрелены за городом и брошены без погребения. Из числа погибших уста­новлены фамилии 11 лиц: Видов, Марсов, Черемшанский, Агапов, Попов, Бублеев, Антонов, Кузьмичев, Белосинский, Матвеев и Соловьев, в возрасте от 14 до 22 лет, офицеры, юнкера, каде­ты и добровольцы.

Тогда же эти большевики разграбили не толь­ко вещи раненых, но и имущество лазаретного цейхгауза.

В ночь на 19 февраля войсковой атаман Наза­ров, председатель войскового круга Волошинов, боевые генералы и штаб-офицеры Усачев, Исаев, Груднев, Ротт и Тарарин были расстреляны боль­шевиками за городом и брошены в поле в одном белье, а некоторые и совсем нагими. Войсковой старшина Волошинов не был убит сразу, а лишь тяжело ранен, и когда большевики ушли, дополз до крыльца ближайшего дома Парапонова и по­просил дать воды и спасти его. Хозяева дома дали Волошинову напиться, но в помощи отказали. Вскоре приехали четыре красноармейца, один из них приказал Волошинову опустить руки, которы­ми он прикрывал лицо, а затем выстрелил в него, целясь в глаз, и ударил несколько раз прикладом ружья. Волошинов после того все еще продолжал сидеть, и тогда красноармейцы отнесли его на ме­сто расстрела остальных офицеров и там добили.

На теле Волошинова были обнаружены помимо трех огнестрельных ран штыковые раны в левую руку и в нос и сплошной кровоподтек на левом боку.

20 февраля большевики расстреляли аресто­ванных в тот же день двух полковников — Князе­ва и Полякова, и капитана Лемешева — боевых офицеров, незадолго до того возвратившихся с войны и мирно проживавших в Новочеркасске со своими семьями. На трупе Князева обнаружены огнестрельная рана в груди, раздробление черепа в затылочной части и девять глубоких штыковых ран в спину; на трупе Лемешева — до десяти глу­боких штыковых ран и царапин на спине и боках и развороченная грудная клетка с вынутыми лег­кими, и на трупе Полякова рана в затылочной части черепа, до пяти глубоких штыковых ран и разорванная грудь, причем сердце было вынуто и валялось рядом с трупом.

Все эти и многие другие в точности не установ­ленные жертвы приносились во имя якобы борьбы с контрреволюцией. Политику террора проводили в жизнь созданные большевиками в Новочеркас­ске учреждения — Совет пяти и Железнодорож­ный военно-революционный трибунал.

Совет пяти заменил собою городскую мили­цию, избранную населением уже во время рево­люции, и исполнял кроме того функции суда. Этот Совет, руководствуясь, согласно директивам центральной советской власти, «революционной совестью», но не законами, выносил постановле­ния об арестах и расстрелах жителей и сам же приводил в исполнение свои приговоры. Палача­ми выступали иногда находившиеся в его распо­ряжении вооруженные рабочие, а иногда отдель­ные должностные лица из его состава, например, секретарь председателя Совета Карташев. Отря­ды рабочих задерживали арестуемых от имени Совета пяти без предъявления каких-либо пись­менных документов и уводили их к Васильевской мельнице или к керосиновым бакам, что по доро­ге к Кривянке, и там их убивали без следствия и суда. Таким путем были расстреляны до 20 про­фессиональных преступников, отпущенных из тюрем, а затем задержанных по указаниям сыск­ной полиции; матросы, обвинявшиеся в грабежах; партизаны и мирные жители, навлекавшие на себя гнев большевиков.

Такие же обязанности в полосе железной доро­ги нес Новочеркасский железнодорожный военно-революционный комитет и состоявший при нем трибунал того же названия. И эти учреждения производили аресты, суд и расправу без каких бы то ни было гарантий для обвиняемых. Уголовные преступники и генералы казались трибуналу оди­наково опасными и вредными, и людей иногда убивали только потому, что на них было надето офицерское пальто (убийство Орлова, Денисова). Трибунал казнил до ста жертв, которые погибли частью около мельницы Васильева над рекою и частью около депо близ полотна железной дороги.

Волна дикой безудержной расправы большеви­ков со своими часто призрачными врагами, с людьми беззащитными и обезвреженными, неред­ко старыми, немощными и больными, прокатилась по всей области войска Донского.

Суд революционной совести превратился в сплошной самосуд толпы или отдельных матрос­ских и красноармейских банд по самым различ­ным поводам и предлогам. Прежде всего уничто­жали своих боевых противников, хотя бы они складывали оружие или беспомощно лежали в больничных войсках. Затем истребляли богатых и просто обеспеченных людей как «буржуев», свя­щенников за их несогласие с разбойным больше­визмом и за духовный сан, просто интеллигент­ных людей за их интеллигентность и по доносам как «контрреволюционеров». Иногда казнили за неосторожное слово, за ношение погон, за службу в полиции в дореволюционное время и по другим случайным и порою вздорным поводам.

В конце февраля 1918 года в Перепаковке, дачной местности близ г. Новочеркасска, было убито 6 мальчиков-партизан в возрасте от 14 до 18 лет, преимущественно учеников средней шко­лы. Большевики-красноармейцы раздели их дона­га, выстроили в ряд на улице и тут же расстреля­ли, а их одежды, пререкаясь, поделили между собой. Тогда же в Персиановке по доносам мест­ных жителей было расстреляно еще десять чело­век, старик-священник Иоанн Куликовский, от­ставной военный врач Дьяконов, 64 лет, отставной генерал Медведев, Быкадорова, 67-летняя стару­ха, и несколько казаков. Убийства сопровожда­лись грабежами и погромами домов и садов. Боль­шевики объявили местным жителям, что дома со всем имуществом принадлежат им, и последние совместно с членами персианского большевистско­го комитета расхищали вещи, разбивали ульи на пасеках (на даче Калинина), вырывали в садах де­ревья и кусты из земли (на даче Семена Грекова), грабили инвентарь, иконы, книги. Тогда же боль­шевики разгромили церковь артиллерийского ла­геря, откуда унесли Св. Евангелие, покрывало, одежды, чаши, напрестольную плащаницу.

На станции Батайск, близ г. Ростова-на-Дону, в феврале и марте 1918 года местный Военно-революционный комитет арестовал во внесудеб­ном порядке, а затем расстрелял без следствия и суда более 60 человек, преимущественно офице­ров и интеллигентов, которых обыкновенно хвата­ли по внешнему виду, прямо с поездов.

На станции Степной, Владикавказской железной дороги, в начале 1918 года, по показанию бывшего председателя местного Военно-революционного ко­митета Ионова, отряд приезжих красноармейцев, не считаясь с существованием комитета, произвел са­мостоятельно расстрел 17 «кадетов». Стоявшие на станции красноармейцы добровольно сбегались, что­бы принять участие в этих убийствах.

В хуторе Бобриках, Таганрогского округа, большевистские комиссары в феврале 1918 года производили бесчисленные реквизиции и грабежи у жителей, отбирая деньги, хлеб, скот и хозяйст­венный инвентарь. Комиссар Краснолобов награ­бил с мирного населения до 120 000 рублей. Когда же грабежи и составленный комиссарами проект передела всех земель вызвал возмущение двухсот крестьян, большевистская власть усмирила недо­вольный народ стрельбой в толпу, а затем истяза­ниями задержанных лиц и расстрелами.

15 февраля 1918 года в селе Аксае толпа матро­сов расстреляла генерала от инфантерии Сидорина, арестованного ранее только за то, что в его кварти­ре останавливались офицеры отряда генерала Корнилова, не признававшего власти большевиков. Матросы вывели Сидорина из арестного помещения к полотну железной дороги и дали в него три залпа, после чего генерал упал под откос к реке Дон и по­сле четверти часа мучений скончался.

В мае того же года близ станции Каял, Влади­кавказской железной дороги, по приказанию комис­сара большевистского чрезвычайного штаба красно­армейцы арестовали и в тот же день расстреляли у полотна железной дороги семидесятилетнюю поме­щицу Садомцеву. Ее не спасло ни то обстоятельство, что крестьяне отобрали все ее земли и разграбили ее инвентарь, ни то, что она покинула свой дом и проживала у соседа Занько, ни заступничество за нее ее прислуг, считавших ее за хорошую и добрую женщину и пытавшихся спасти ее через местные земельные комитеты, которые «с сожалением» отка­зали в этой помощи как безоружные.

На станции Морозовской красноармейцы убили помощника начальника этой станции Константина Чубарина за то, что им были недовольны желез­нодорожные служащие, а в хуторе Гребцовском Черкесского округа расстреляли в феврале содер­жателя земской почты казака Федора Васильева только за то, что в домашней беседе он неодобри­тельно отозвался о красноармейцах.

В декабре 1917 года на перегоне Чернышов-Морозовская солдатами-большевиками был вы­брошен из вагона на ходу поезда за ношение по­гон военный врач Александр Лапин, душевноболь­ной, бежавший от лиц, сопровождавших его в Новочеркасскую больницу.

Все вышеизложенное основано на данных, до­бытых Особой комиссией со строгим соблюдением Устава уголовного судопроизводства.

Составлено 20 мая 1919 года, Екатеринодар.

 

К оглавлению.