Дневники П. А. Богданова 1919-1932 гг.

Тетрадь седьмая.

 

12 июня. Четверг.

Беседовский в «Последних Новостях» 8. VI. Рассказывает о гибели Бориса Викторовича Савинкова. В 1924 году ГПУ арестовало видного члена савинковской организации Павловского. Тот перешел на службу в ГПУ (цена жизни) и заманил Бориса Викторовича. На первой явочной квартире (Минск) Савинков был арестован.

— •• —

Вернулась из СССР эстонская делегация. Ее цель была урегулировать советско-эстонские экономические отношения. Пробыла там десять дней. Привезла шиш и обещания. Председатель делегации – Ребане.

— •• —

В Финляндии развернулась резкая противокоммунистическая кампания. Начали из провинции. Вааза. Требуют закрытия всех коммунистических газет и журналов.

 

16 июня. Понедельник.

Вчера в Коппеле был «День русского просвещения». Какая скверная штука быть устроителем! Вся неделя беспрерывной беготни. День праздника – день тягот, с утра и до поздней ночи. Удовлетворение в результатах: и детский утренник, и вечерний концерт-акт прошли при переполненном зале.

В связи с праздником: когда мы были дома в России не замечали своих достоинств. Они – повседневность. Теперь остро и страстно реагируем на все русское – песня, сказка и т. д. На «Дне» раздался гром апплодисментов – ответ на мой возглас: «Да здравствует русский язык!» Заключительная фраза немудрой речи на тему «Берегите русский язык».

— •• —

За кулисами совсем другая жизнь – нервная, особенная. Пыль и грязь переплелись с фантастикой и сказкой, пестротою красок творимых легенд.

— •• —

Странное чувство быть другим, а не самим собою: играл Физика из «Дней нашей жизни».

 

17 июня. Вторник.

Тамара молчит, как в рот воды набрала. О Варюшке с Юркой ни слова. Ни откуда не слышно родных голосов... Один, окаяшка.

— •• —

«Русский Дом» затевает издание своего журнала. Странная мысль – затея явно убыточная. Капитал общества уменьшается от этого, а не увеличивается, как, видимо, думают инициаторы. Дал согласие сотрудничать.

— •• —

«Невозвращенство» становится массовым явлением. Прибавились: Кричов-Ангарский, Наумов, Гольдштейн.

«Товарищам» следовало бы задуматься: ведь это – массовое бегство из «социалистического рая».

Шульц Александр продолжает не признавать факты, т. е. Богданова. Газета Шульца упорно не хочет терпеть на своих страницах мое имя. На «Дне просвещения» в Коппеле моя речь была лучшая, так отозвался и представитель шульцевской газеты. Если называть остальных, нельзя пропустить и меня. Замолчал про всех. Глупый человечек и мелочный.

— •• —

О нем же. Н. А. Макаров говорит, что, по частным сведениям, А. Шульц участвует в подряде на постройку железной дороги Юрьев – Печеры. Возможно. В прошлом это уже было: кампания с полковником Видякиным и инженером Вамбола.

— •• —

Вечер. Сижу один в саду у глиняных ворот. «Грусть и тоска безысходная...» Так остро чувствуется, что ты никому не нужен.

 

18 июня. Среда.

Яркий летний день. Всюду разлита какая-то лень. Лишь ребятишки не знают ее. Их голоса, точно колокольчики звенят.

 

22 июня. Воскресенье.

Бродил по Екатериненталю. Хороший парк разбила Екатерина. Народу везде буквально напихано. Здесь обычай: праздник, значит, вон из города на зелень.

Море вонюче – дары порта. Сам он чернеет кранами налево. Неясный и таинственный. И по берегу всюду народ. Какая-то лотерея. Толпятся зеваки, тянутся любители азарта. Подхожу. Дядя в фуражке с каким-то значком кричит условия розыгрыша «белой головки». Нечто вроде рулетки: шарик определяет выигрыш. Беру два оставшихся номера 1 и 10, и мне торжественно подают сороковку «белой водки». Вот оно счастье! Только куда ж мне она?

Сижу на скамейке. Солнышко катится за море, бросая последний взгляд в нашу сторону. На горизонте одинокий парус: любитель сильных ощущений, тоскующий поэт, просто бродяга, или ищущий, вроде меня, забвения? Кто он?

И на людях тоска. Они сами по себе, я сам по себе. Нет связи, мы чужие. Домой, скорее домой!

Дома. Весь во власти прошлого. Здесь царит Варюшек. Звенит неслышный голосок Юрки. Тут все полно грусти...

— •• —

Еще один невозвращенец. О нем сообщает «Сегодня». Гельсингфорский торгпред – Эршикизи. И он боится расправы, а потому боится ехать по вызову в Москву. Большевики выдвигают против него обвинение в растрате.

Определился метод – невозвращенец говорит: «Боюсь и остаюсь». В ответ: «Растратчик».

 

23 июня. Понедельник.

На улицах оживление – завтра Иванов день, большой праздник в Прибалтике.

 

15 июля.

В Москве вышла книга Корнея Чуковского «Рассказы о Некрасове»: «Федерация», Москва, 1930. 314 стр.

Р. Словцов в «Последних Новостях» 10. VII. 1930 поместил статью «Поэт и палач», посвященную одному моменту из жизни Некрасова. Поэт – Некрасов, палач – граф М. Н. Муравьев-«вешатель», усмиритель польского восстания 1863 г.

После выстрела Каракозова (у Летнего сада, в Александра II) 4 апреля 1866 года Муравьев был назначен председателем чрезвычайной следственной комиссии с огромными полномочиями. Задача комиссии – извести крамолу в русском обществе.

16 апреля 1866 года Английский клуб чествовал обедом графа Муравьева. На обеде Некрасов прочел верноподданические стихи, посвященные Муравьеву. Шаг, в котором Некрасов каялся всю жизнь и за который выдержал бурю общественного негодования. Его обвиняли в «подлости», «двуличии», «предательстве».

На травлю Некрасов откликнулся:

Зачем меня на части рвете,

Клеймите именем раба?

Я от костей твоих и плоти

Остервенелая толпа.

Где логика? Отцы-злодеи,

Низкопоклонники, лакеи.

А в детях видя подлецов,

И негодуют, и дивятся,

Как будто от таких отцов

Герои где-нибудь родятся?

 

7 августа.

Илья Эренбург «Заговор равных». Эпизод из французской революции – заговор Бадефа во время директории Барраса-Карно. «Революции больше нет, революция кончилась», – говорит Наполеон, говорят граждане директории. А Бадеф считает вместе с патриотами из «Китайских бань», что она продолжается. Париж же молчит. Он обескровлен. У него нет сил освободить «трибуна народа» – Бадефа, хотя и знает, что «они убьют Гракха Бадефа». И убили. «Подлое и высокое время».

 Читаешь, и напрашивается сравнение со своей, нашей революцией.

 

8 августа.

Приехал Андрей Романович Ильин. Украинец, точнее – кубанец. Низкий, приземистый, крупное, рябоватое лицо. Открытый взгляд. Встретил его с радостью.

Из разговоров с Андреем Романовичем. Маслов ведет в Париже переговоры с Беседовским. Виделся с Мюллером – представитель Обще-Воинского союза. В Югославии при посредстве Обще-Воинского союза пытаются получить некую толику денег на работу. Спрашиваю: «Что же сотрудничество?» – «Нет, просто из полученных средств часть пойдет Обще-Воинскому союзу». – «Честный маклер?!» – «В партии образовалась «дворянская фракция» – так шуточно называют вошедших в партию кадет». Просится Ксюнин (нововременец), Жуков.

У Андрея Романовича не чувствуется симпатии к Маслову. Говорит о том, что разругался с ним, хотел выйти из партии. Но... «Маслов ведь не партия».

15-го Андрей Романович поехал в Печеры к Семенову. Хороший он человек. Как он смаковал есенинские стихи о Родине, Руси!

 

16 августа.

Годовщина катастрофы. Варюшка нет, нет и Юрки. Прошел год, а я все жду их. Они здесь всегда со мной, как живые... Варюшек, зачем ты это сделала?!

 

18 августа. Понедельник.

Проворовался казначей нашего народного дома Э. Я. Вакер. Пришлось вывести его на чистую воду. Недосдача – 284 кроны. Гроши. Какой он жалкий в своих попытках объясниться!

 

23 августа. Суббота.

Гость утром – Георгий Александрович Малахов. Молодой, с льняными волосами, с открытым лицом.

Из разговоров с ним. С Беседовским у Маслова договор о техническом сотрудничестве. Были «свиданки» (свиданья) с Мюллером. Маслов делает, что хочет, не спросившись с Центральным Комитетом. «Маслов – психопат».

 

25 августа. Понельник.

Вчера весь день ушел на возню со спектаклем. Маленькая, эпизодическая роль, выпавшая (я и не думал) на мою долю, а возни масса. Спектакль удался – зал народного дома полный. Играли с подъемом.

Шел «Поруганный» Погожина. […] Сцена – особый мир, захватывает, играет на нервах.

Приехал из Печер Андрей Романович Ильин.

 

30 августа. Суббота.

Опять приехали рижане. И опять – праздник. Первый спектакль – «Предел пути» вводит всех, кто не был на войне, в царство обреченности, смерти. Внешне это выражается окопом и землянкой офицеров. Единственная декорация – землянка. Действующие лица – офицеры и солдаты. Люди приходят и уходят – все действие. Приходят, чтобы есть, спать, отдыхать телом и мучаться душою. Уходят дежурить, т. е. смотреть в глаза смерти в одиночку. И так до тех пор, пока шальной снаряд или граната не уничтожает землянки, а с ней и оставшихся в живых героев. Тут «предел пути» в разрыве, в уничтожении, в смерти.

Автор хорошо передал три дня, только три дня жизни окопа. Он скуп на слова. Фразы просты, обрывочны. Нет декламации о чести, о долге, о подвигах. Зато налицо желание пить, петь, спать. Мечты о ванне и другом примитивном в жизни человека. Кажется, царствуют мелочи – ветчина, мармелад, виски, шоколад. За ними не драма, а трагедия Человека, не желающего умирать и обреченного.

Стенсон – начальник роты. Он целый год на позиции. Устал, сдали нервы, боится сойти с ума, и потому пьет виски, много пьет. У него есть девушка, которую он любит. Брат последнего – школьный товарищ Стенсона Релли назначен в часть к Стенсону. Ему не нравится назначение – будет писать сестре письма и опишет его, пьяницу. А он ведь в их глазах был «герой». На этой почве ряд нападок Стенсона на Релли. Однако не здесь суть пьесы. Ее смысл – показать ужас обреченности.

Хорошая пьеса. Автор знает окопную жизнь. Хороши и артисты – сыгрались.

Первый идет Юровский. Он командир роты, отвечающий за всех, обязанный всех ободрять, помогать всем. Нервный. Кто его ободряет? Прежде он не нуждался в опоре. А потом – виски и Осборн – старший офицер по роте, бывший учитель, всегда спокойный и выдержанный (Барабанов). Смотришь, и выплывают сцены из другой книги – «На западном фронте без перемен» Ремарка.

 

1 сентября. Понедельник.

Нашумевшая «Зойкина квартира» шумна, бурлива, сколок из советского быта.

Зоя Денисовна, сохранившая какими-то судьбами большую квартиру, решила использовать ее, как доходную статью. Всякими правдами и неправдами она получает разрешение на устройство у себя показательной мастерской на изготовление прододежды. Под прикрытием удостоверения днем работает мастерская, вечером и ночью – притон, в котором все можно достать от вина до женщин.

Дела мастерской идут блестяще: богатеет Зойка, ее администратор – Аметистов, проходимец и темная личность. Деньги копятся для отъезда за границу.

Все портит финансовый директор треста тугоплавких металлов Гусь, товарищ Гусь. Под его покровительством открылась мастерская. Он частый гость по вечерам. В один из пьяных вечеров Гусь увидел в числе живых моделей свою «безнадежную любовь» – Аллу Вадимовну, которой нужны деньги для отъезда за границу. Гусь убит. Пьяный валяется по ковру и плачет. Китаец, что поставлял морфий и другие наркотики в зойкину квартиру и работавший в ней вечерами, грабит гуся и убивает. Сам бежит. Позже бежит Аметистов, натолкнувшийся на мертвое тело. Хочет бежать и Зойка со своим графом, но появляется угрозыск и «прощай Париж».

Зойка-Бунчук великолепна. Красавица, властная, хитрая, ласковая, всех презирающая.

 

2 сентября. Вторник.

Герой «Двенадцати стульев» – «великий комбинатор» – жулик и проходимец Остап Бендер (Юрий Яковлев). Фабула проста. Умирает «бывшая». Перед смертью она зашила все свои драгоценности в один из стульев гарнитура гостинной. Ее родственник – бывший предводитель дворянства Ипполит Матвеевич Воробьянинов начинает погоню за стулом с сокровищами и попадает в руки сильного и энергичного Бендера. Стулья разбрелись по России. По России гоняется «Великий комбинатор» и Воробьянинов. Все двенадцать побывали в руках Бендера, и все же ценности нашел студент, чинивший стул.

В рассказе «Двенадцать стульев» интересные, в переделке – немного скучно. Туго приходится Бендеру – на протяжении девяти картин он – почти единственное действующее лицо. Действо же примитивно – разыскать очередной из двенадцати стульев и вскрыть его.

 — •• —

Очередное интервью Пилсудского – сплошное издевательство даже не над парламентаризмом, а просто над Польшей. Маршалом следовало бы заняться господам психиатрам.

 

3 сентября.

«Вечное перо» – милая безделушка. Много остроумия и парадоксов. Фабула. Присяжный поверенный Эрнест Фабер – «мастер по бракоразводным делам» – учит своего друга Рундта, усомнившегося в верности своей жены, как жить счастливо в браке – ревности не должно быть. Все стоит строить на доверии. И тут же в разговоре с другом узнает, что его жена покупала вечное перо. Мария пришла и ни слова не сказала о покупке. Фабера это мучает. Он ревнует к кому-то. Этот кто-то облекается в плоть Шарли Урбана – прожигатель жизни, полуидиот. У Урбана оказалось и новое вечное перо.

Адвокат забыл про наставления, что он давал приятелю. Начинает следить за женой и сам, и через сыщика, который перед этим следил за женой Рундта. Жены разоблачили сыщика. Мария собирается уезжать. Она оскорблена. Последний разговор супругов. Эрнест наконец сказал Марии про вечное перо. Бурное объяснение. Оно оказалось в кармане пижамы, что жена подарила Эрнесту в день его рождения, которую он одел только в день решительного объяснения, хотя подарок сделан на другой день покупки пера. Примирение.

Много смеху. Хорошая комедия. Играли: Яковлев, Токаржевич, Бунчук, Чаадаева – великолепно.

 

4 сентября. Четверг.

Сижу один. 11 часов вечера. Только что проводил Георгия Александровича. Он тронулся в «дальний путь». Точно родной ушел, так тяжело провожать. Помоги и сохрани его Бог!

— •• —

В кассе театра столкнулся с Юрием Яковлевым – артист-рижанин. Яковлев благодарил за заметку, что я поместил в «Последних Новостях» о гастролях Рижской труппы. Я благодарил рижан за то наслаждение, что они доставляют нам.

 

5 сентября. Пятница.

Вечером проводил Андрея Романовича. Точно кто-то близкий, близкий уехал. Дома вновь тихо. Один.

 

6 сентября. Суббота.

Мысль все возвращается к тем двум, дерзающим. С одной стороны, два маленьких человека, с другой – громаднейший аппарат принуждения, жесткий, неумолимый, как машина. Давид и Голиаф.

Сегодня они тронулись дальше. Помоги им Бог!

— •• —

Илья Григорьевич Калянский. Хозяин рекламного бюро. Живет рассеянной жизнью. Его можно встретить всюду. Всегда с женщинами. Это видимая сторона жизни. А другая? Среднего роста, еврейский тип лица. Всегда улыбающийся, тактичный, вежливый.

— •• —

Старуха убита. И тут начинаются терзания Раскольникова. Собственно, они начались значительно раньше. Может быть, тогда, когда писал свою статью о преступлении и наказании.

Можно убить или нельзя? Раскольникову казалось, что можно. И после убийства он пытается доказать, что да, можно. Накануне покаяния у Сони Мармеладовой он еще ищет этого «можно», «ведь я вошь убил, гадину». Но Соня отнимает и это оправдание: «Человека убил», – говорит она в ужасе. Раскольников разбит. Последняя надежда убита. Дальше выход только один – понести наказание. Раскольников (Юровского) по существу – безвольный человек. Ни в тот момент, когда он идет убивать, ни после убийства, яркой, непреклонной воли в нем не чувствуется. Это – одержимый, а не осмысленно дерзающий. Правдив и хорош Разумихин (Токаржевича). Пылкий, горящий, отзывчивый и отходчивый.

Десять картин. Первая у старухи (убийство), вторая (после убийства). Раскольников дома (доктор и Разумихин с ним). Третья – получил повестку из полиции, в полиции. Четвертая – приезд матери и сестры. Пятая – у Порфирия Петровича. Шестая – у Сони. Седьмая – вновь у Порфирия Петровича. Восьмая – у матери, девятая – у Сони (последние две – наоборот). Последняя – в участке. Раскольников сознался под глупое, балаганное балагурство надзирателя. Наказание началось.

Тяжко смотреть. Жалко всех: и Раскольникова, и его мать, и Соню. Страшно за всех. Точно их страдания взвалил на себя.

Играли хорошо. Зал часто затихал так, что муха пролетит, и то слышно. Много русской молодежи из русской гимназии. Она устроила Юровскому овации.

— •• —

А там, у рубежа, по-иному двое тоже мучаются.

— •• —

Год тому назад в поезде я познакомился с (потом оказалось) Валентиной Ивановной Матвеевой. Милая девушка-учительница из Ротова. Много разговаривали. На прошлом спектакле встретились. Не узнал сразу. А потом были вместе в «Глории». Бродили по улицам затихшего Ревеля. Сегодня опять. Как-то тянет к ней.

 

8 сентября. Воскресенье.

Вечер на «Каникулах в раю» – вечер хохота. Комедия, почти фарс с немудрым содержанием. Младший чиновник (советник) поймал в одном «злачном месте» – гостинице «Рай» – всех своих непосредственных начальников с дамами. В итоге, у Дитхена сногшибательная карьера. Веселый пустячок. Очаровательны две примадонны рижан – Чаадаева и Рюдберг.

Гастроли рижан кончены. Жалко...

 

9 сентября. Вторник.

Скверный сюрприз – открытки от Андрея и Ивана. Их спугнул «какой-то тип». Они резонно «отставили» и осели в Юрьеве. У Андрея срок визы. Беготня за визою, по вяснению что за «тип».

— •• —

Встреча с В. И. Матвеевой. Милая, тихая девушка. Часто конфузится.

 

10 сентября. Среда.

Получил от Андрея паспорт. Заручился разрешением на продление визы. «Тип» – точно установил, здешний. Телеграфировал.

 

11 сентября. Четверг.

Работа стоит. Приходится бегать. С визою улажено. Вчера вечером – телеграмма из Праги от В. Ф. Бутенко с просьбой достать разрешение на въезд в Эстонию. Еще беготня.

— •• —

Советские газеты подтверждают сообщение «Дней» об аресте Чаянова, Сабурина, Суханова, Громана, Юровского и др., верно служивших новому строю, ученых, общественников и кооператоров. Большинство – социалисты. Сообщение об арестах помещено в хронике, на задворках.

Мерзавцы! Рубят сук, на котором сидят...

 

12 сентября. Пятница.

Все в порядке – виза для Бутенко получена.

— •• —

Евланов Б. В. зовет в Ригу – нужно поговорить по душам. Пожалуй, и съездил бы. Как с визою?

— •• —

Год, как я расстался с Варюшком, а не было, кажется, дня, чтобы я о ней не вспоминал. Часто вижу во сне. Днем слышу ее голос.

 

13 сентября. Суббота.

А. В. Проников, добиваясь разрешения для Рижской русской драмы на въезд в Эстонию, просил содействия правления Союза русских просветительных обществ. Правление послало в министерство внутренних дел соответствующее письмо. Смысл ответа министра на этом клочке (писано чиновником по поручению министра):

 

«6. VIII. 30                         

№ 3165

Союзу русских просветительных и благотворительных обществ

На Ваше письмо от 29 июля с. г. № 536 по поводу устройства в Эстонии театральных представлений Рижского русского театра извещаю по распоряжению министра внутренних дел о следующем. При переговорах с представителями национальных меньшинств-членов Государственного Собрания министр внутренних дел и юстиции предложил организовать из представителей русских просветительных организаций комитет. Он бы представил за год вперед полный план своей деятельности, из которого видно бы было кого приглашают, когда, в каком месте и сколько представлений будет поставлено.

Русские представители с этим согласились.

Министр внутренних дел и юстиции не нашел возможным удовлетворить Вашу вышеназванную просьбу по поводу Рижской русской драмы раньше, чем будет представлена программа, о которой была речь с русскими представителями».

 

Доходы Проникова не дают покоя многим, прежде всего «Эстонии» в лице дирекции. Кое-кому из русских артистов. Томасов говорил сегодня, что Гаррай (артистка) собирала подписи под какой-то петицией МИД. Смысл ее – запретите прониковское предпринимательство, ибо мы голодаем. Черт знает что такое! До чего опаскудился человек!

Томасов (секретарь правления Союза просветительных обществ) тоже горит желанием нажиться за счет рижан. Понятно, в интересах Союза. Рвачи! Киваем на эстонцев...

— •• —

Встретил Е. А. Иванову. Как она мила! Высказывает подчеркнутую радость при встрече. Спрашивается: насколько искренно? Я с удовольствием с ней встречаюсь.

— •• —

Гонорар от латвийских кооперативных журналов. Почти 20 крон. Мы богаты!

— •• —

Очередной номер «Информационного бюллетеня» крестьяновцев № 5 – шумят витии.

— •• —

Американцы Джексон и Брайен продержались 27 дней в воздухе.

— •• —

Паневропа в бриановском издании сдана в комиссию. Пока – мертвое дело.

— •• —

В комнатах холодно. Надо бы топить, но дров нет.

 

14 сентября. Воскресенье.

Опыт коллективного стихотворчества вслепую. Игра вечером у А. А. Булатова. Участвовало семь человек. Пять Булатовых, будущая Булатова и я. […]

— •• —

Сегодня выборы в германский Рейхстаг. Большевики говорят: «В Германии идут бои за советскую Германию». По крайней мере откровенно.

 

17 сентября. Среда.

В концертном зале «Эстония» торжество – чествуют старика Мартну. Прожил 70 лет. Лидер социалистов. Рабочий-маляр, ныне – доктор философского факультета Юрьевского университета.

Зал полон. Все социалистические верхи налицо – Рей, Аст, Ойнас и др. Тут же Эйнбунд (председатель Государственного Собрания), Андеркоп (министр внутренних дел) и другие члены правительства. На эстраде оркестр и хор социалистической молодежи. Красные знамена. У них – стража.

Ораторы. А. Рей – председатель ЦК социалистической партии, недавний глава государства. Среднего роста, всегда серьезный. Глаза закрыты очками. Говорит быстро, насколько монотонно, раскачиваясь. Аст – лидер социалистов в парламенте. Бритая голова. Сухощавый. Хороший оратор, часто загорающийся. В конце волнуется и сдерживает слезы. Эйнбунд. Читает по бумажке. Это лидер правого крыла, земледелец. На губах чуть ироническая улыбка. Уверен в себе.

Сам юбиляр – скромный старичок, еще крепкий. Много работает: журналист, публицист, политический деятель.

Музыка, апплодисменты, временами переходящие в овации юбиляру.

На душе скребет, к горлу подкатывается ком – а мы без дома, без Родины. Чувство зависти, жалости к себе, протест против насильников – все мешается в какой-то узел настроений, от которых становится тяжело.

Юбиляр растроган. Адреса, речи друзей и противников говорят по-разному, но по существу одно: Михкель Мартна – хороший эстонец, которым может гордиться страна. Социалисты добавляют: и хороший социалист.

 

18 сентября. Четверг.

«Руль» 16. IX. 30 дает состав нового Рейхстага по предварительным данным. […] Потеряли социалисты. Правда, всего девять мандатов. Резко выросли фланги, особенно гитлеровцы с 12 до 107 депутатов. Громаднейший успех. 22 новых мандата и у коммунистов.

Рост флангов говорит, что Германия может пережить большую встряску. И большевикам, и национал-социалистам в высокой степени наплевать на право и свободу. Демагоги, что идут на все ради поставленной цели. Черная и красная реакция подняла голову. Трудно будет председателю Рейхстага. Туго придется правительству. Пострадает и страна. Уже сейчас биржевые ценности скатились вниз.

Московские большевики торжествуют. Им уже мерещатся уличные бои за советскую Германию. «Страшен черт, да милостив Бог».

 

21 сентября. Воскресенье.

Съезд делегатов Союза русских просветительных обществ. Представлено 28 организаций. Меньше, чем в прошлом году. Читал доклад об экономической работе Союза. Прений особых не вызвал. Интересны доклады инструкторов.

— •• —

Вечером у нас в Коппеле шла «Казнь» Ге. Народу пролный зал. Проделал интересный опыт: к публике обратился с просьбой высказаться записками, какую, или какие пьесы, желательно в ближайшее время поставить. Было названо около десятка пьес. Результаты: «Вторая молодость» Невежина – 36 записок, «Вера Мирцева» – 22 записки, «Тетка Чарлея» – 12, «Бедность не порок» – 11, «Без вины виноватые» – 8, «Ревность», «Бабушка» – по 7, «Кухня ведьмы» – 6. Прочие – еще меньше. Всего подано 113 записок.

Наш Коппель – провинция.

 

25 сентября. Четверг.

Утро. Приехал Василий Федосеевич Бутенко. Долгожданный. Среднего роста. Полный. Черный. Носит пенсне. Чуть рябоватое, округлое лицо. Под глазами синяки. Приятный тембр голоса. Торопится в Нарву. Пришлось засесть с ним за дела.

Из разговора с Бутенко. Источники, из которых пытается пополнить ЦК крестьяновцев кассу – чешские аграрии, невозвращенцы (Беседовский), Югославия, Керенский (без денег). С Беседовским сговор по распоряжению «Борьбы». С Керенским сговор, но у него нет средств. С «Борьбой за Россию» прежнее соглашение о техническом сотрудничестве расторгнуто. Редактор «Борьбы за Россию» М. М. Федоров предлагал сотрудничать в журнале. Отказались – нужна коренная перестройка журнала.

Ехал с какими-то планами договориться о сотрудничестве. Оказывается, по дороге получил письмо от А. А. Аргунова, в котором предлагается подготовительную работу вести, но окончательных сговоров монетного свойства не заключать, т. к. группа Беседовского отказывается от обязательств, что было взяла на себя.

Наш разговор кончился на том, что по существу и существовало – все висит в воздухе по-прежнему. Новое лишь то, что мое основное требование на право знать, что творится на здешнем участке, раз я им руковожу, удовлетворено.

Правда и то, что я не дал обязательств впрягаться в работу, если не будет средств, будем кустарить, когда можно и как можно.

Василий Федосеевич полагает, что в борьбе все средства хороши вплоть до экономического террора.

— •• —

Вчера над городом летал «Граф Цеппелин». Сколько в нем величавого спокойствия, уверенности в себе! Громадный, напоминающий нечто вроде акулы, блестит на солнце своим серебром оболочки, и знающий свою силу, медленно кружит над городом.

Нет, дрянь – человечишка, а силен своим духом: «Я телом в прахе истлеваю, умом громам повелеваю...»

А потом «Цеппелин» скрылся маленьким облачком на север, улетел в Финляндию.

 

26 сентября. Пятница.

Сорок восемь расстрелянных в Москве, без суда и следствия. ОГПУ работает, как мясорубка. «Вредители» из трестов пищевой промышленности: «Союзовощь», «Союзрыба» и др. Среди расстрелянных – проф. Рязанцев, Е. С. Каратыгин и др.

А мир, знаменитая мировая совесть молчит! Им нет дела до сталинского террора, гибнут люди не у них, и не они сами...

 

27 сентября. Суббота.

Сорок восемь фамилий убитых без суда и следствия: ученые, инженеры, юристы, экономисты, кооператоры. Академия наук шлет привет палачам. Звучит это так: «Пламенный привет ОГПУ – часовому революции». Последний мерзавец и продажная душа Демьян Бедный в стихах славит «часового революции». Жутко за Человека, за Родину.

 

28 сентября. Воскресенье.

Приехал из Нарвы Василий Федосеевич Бутенко. Был там у Рогожникова, Соболева и др. Говорит, что они согласились помогать в работе. Круг лиц, с которыми он встречался, принадлежит к бывшим правым. Поумнели, исправились? Посмотрим. Во всяком случае Богданов для них – человек в шорах.

— •• —

За обедом Василий Федосеевич говорит: «Вы, Петр Александрович, бытовик». Отвечаю: «Если грязные ногти, вымазанный костюм, рваные брюки и прочее – признак политика, я тогда – «бытовик».

— •• —

Последний разговор. Прошу подвести итоги намеченного, что можно осуществить. Слабо – отправка писем, выдача литературы чающим, и все. Остальное – проекты.

В частности говорит о возможных получениях денег из Кирилло-Мефодиевского общества и негласного Комитета помощи гонимым за веру.

— •• —

«Дни» Керенского, «Сегодня» требуют «морального вмешательства» в сталинский произвол. Трудно разбудить «мировую совесть». Спит непробудным сном.

 

29 сентября. Понедельник.

Говорил сейчас с Борисом Павловичем Цитовичем: нельзя ли от имени Академической группы устроить митинги протеста против бессудных казней в Москве? Позондирует почву среди врачей и педагогов. В голосе неверие.

— •• —

Вечер. Зал «Эстонии». Концерт Бронислава Губермана – скрипач. Сбор полный – масса приставных стульев, сидят на эстраде. Губерман ниже среднего роста. Сутуловатый, с лысиной. Резко выраженный семит. Сильно развитая нижняя челюсть. Глаза косят. Сидят глубоко надо лбом. При игре он их закрывает. Иногда вдруг взглянет в зал, и тогда резко видна раскосость глаз.

Знаменитый скрипач, но меня не захватил. Техника громадная. Смычка не слышно. Мало напевности в звуке. Зал неиствовал, не знаю почему. Ждал большего.

Встреча с Валентиной Ивановной Матвеевой. Как-то обрадовался, а то всегда один. Кажется, рада и она. Немного побродили после концерта и зашли в кафе. На этой неделе едет в деревню учительствовать.

 

30 сентября. Вторник.

Около 4-х часов захожу в офицерское казино на Ратушной. Беру два пакета, в них русская (советская и эмигрантская) печать. Выхожу. Тут  же сажусь в автобус, чтобы ехать домой. Вдруг подходит молодой человек и просит выйти на улицу. Выхожу, там другой, черный. Предлагают вежливо отправиться с ними в политическую полицию. Пожимаю плечами, иду. Готов уже автомобиль. Приехали. Просят подождать на площадке. Говорю, что я занят, что налицо какое-то недоразумение, прошу не задерживать, рекомендую обратиться за справками обо мне хотя бы к г. Тенсону, или г. Лаурицу.

Через две-три минуты зовут в кабинет. Сажусь. «Хозяин» побежал звонить по телефону. Один из моих спутников из другой комнаты наблюдает за мной. И смех, и грех! Беготня. Закуриваю папиросу. Явился «хозяин», просит подождать. Вновь предлагаю позвонить к одному из названых лиц. Ответ: «Звонили. Никто не отвечает». Сообщили комиссару. Скоро явится.

Явился. Толстый, солидный. Зовут в кабинет рядом. Предлагает сесть. Просит паспорт. Даю корреспондентскую карточку. Косит на пакеты: «А в пакетах что?» – «Советская и эмигрантская печать». – «Можно посмотреть?» – «Пожалуйста». Развязываю один, другой. «Ничего больше?» – «Ничего». – «Возьмите». Завязываю и прошу позвонить Лаурицу или Тенсону. «Ну, зачем же я буду звонить?» – «Я свободен?» – «Мы Вас не задерживали». – «Как не задерживали?! А это что же?!» – «Как же мы могли выяснить, что в пакетах?» – «Для этого есть другие способы». – «Ведь ничего не случилось!» Это называется «ничего не случилось»! Задержали на улице человека, чтобы выяснить содержимое пакетов! Здорово!

У Лаурица. Рассказываю всю историю. Черт знает что! Берется за телефон. Звонит раз, два, три. Нет никого. Наконец к Сооману. Тот отвечает, что ему ничего не известно. Раз – сразу же отпустили. Значит, недоразумение.

Завтра отправлюсь объясняться с верхами. Все же внутри какой-то неприятный осадок – ведь демократия!

— •• —

Вчера (29-го, 16 часов 30 минут) скончался Илья Ефимович Репин. Умер большой русский художник. Мир праху! Зачем смерть?! […]

 

2 октября. Четверг.

В Министерстве иностранных дел у г. Тенсона. Ирония судьбы – на приеме у него сидит тот самый комиссар, что задержал меня во вторник.

Видимо, шла речь и обо мне, ибо только вхожу, Тенсон начинает говорить о недоразумении, случившемся со мной. Кратко рассказываю, в чем дело. В заключении говорю: «Раз выяснилось недоразумение, комиссар, казалось бы, должен извиниться. Это его обязанность. А он твердит «ничего не случилось»». – «Что же Вы хотите?» – «Ничего кроме того, чтобы меня оставили в покое. И были бы, когда это нужно, вежливы». – «Позвольте мне за него извиниться. Произошло печальное недоразумение. Больше не повторится».

Жмем друг другу руки. Инцидент исчерпан.

 

3 октября. Пятница.

Репетиция «Второй молодости». И я участник. Главные роли в руках профессионалов: Кусковский, Раиса Николаевна Глазунова, Елена Афонасьевна Люсина, Глазунова 2-я, Звонский.

Чувствуется, что они изучают нашего брата, я присматриваюсь к ним. Первое, что бросается в глаза – бедность. Все не обеспечены работою. Пробиваются по кабакам.

Я артист?! Ничего подобного. Просто нужно забвение вне работы.

Эх, Варюшек, родной...

 

4 октября. Суббота.

Вечер после репетиции на концерте Александра Боровского. «Карнавал» сыгран неровно. Рахманиновские прелюды – одно очарование. В общем, большое художественное наслаждение. Слушаешь – думается о своем: за пианино сидит Варюшек... И так картина за картиной.

Пришел домой – тоска и плакать хочется.

— •• —

Число невозвращенцев все увеличивается: инженер Наглодский-коммунист (Берлин), Емшанов (начальник ВКЖД) остался в Харбине, два члена правления той же дороги – Калина и Войтов («Сегодня» 4. X. 30).

— •• —

Новый полпред в Берлине, вместо отозванного Крестинского, Лев Михайлович Хинчук. Недавний заместитель наркомторга Микояна. Бывший меньшевик. Кооператор. По сведениям «Руля», хорошо одевается, изысканная вежливость.[…]

 

5 октября. Воскресенье.

Местным «лайновцам» не повезло: Государственный суд отклонил их прошение, в котором они обжаловали постановление министра внутренних дел о двухмесячном аресте. «Комитет устроения эстонской родины» должен отсидеть два месяца.

— •• —

 Родители двух школ Юрьева требуют введения в программу русского языка. В резолюции одной из школ говорится, что в будущем многие пойдут в Россию, где есть работа, язык надо знать. Симптоматично...

— •• —

Коппелевская публика встретила нашу постановку хорошо: зал полный, внимания много, много и апплодисментов. Они вполне заслужены Валентиновым и обеими Глазуновыми.

 

6 октября. Понедельник.

Настроение убийственное. Тоска лютая.

— •• —

В Государственном Собрании. Первое заседание осенней сессии. Глава государства Штрандман делает доклад о политическом и хозяйственном положении страны. Ровный и спокойный голос, полное отсутствие жеста. Лекция, а не политическое выступление. Слушают доклад внимательно. Ложа журналистов переполнена. У меня всегда одно и то же чувство: они все – свои, а ты – чужой. Положим, так оно и есть...

— •• —

Недавно любовался величавостью полета «Графа Циппелина» над Ревелем. Сейчас читаю жуткие сообщения о гибели английского дирижабля «Р-101». Сгорел сам и с ним 48 человек из летевших 66-ти. Газеты говорят: «Пока 48». Спасены только 8 человек. Причина – не справился с бурей. Вероятно, есть и другие. Борьба между «мятежным» и бурею. На время только...

— •• —

Большевики тайком расстреляли в Петрограде 17 священников за отказ покинуть свою паству. Видно, на террор надо отвечать террором. Пожалуй, прав Василий Федосеевич, говоря, что ответный террор вселит панику в коммунистические ряды.

— •• —

Отослал паспорт А. Г. Милхову заказным. Завтра должны получить.

 

7 октября. Вторник.

На улице ветер рвет и мечет. Как живой, ходит по моим комнатам. Стучит вьюшками печей. Плачет по-детски. Визжит по-женски. Ни минутки тишины. Так не хотелось вылезать из кровати – в ней тепло, комнаты холодные.

 

12 октября. Воскресенье.

Русский Ревель празднует «День русской культуры». Ему, видите ли, весной, когда все русские это делают, не справиться. Мудрят господа ревельцы, и прежде всего национальный секретарь С. М. Шиллинг, этот исправнейший чиновник Министерства народного просвещения.

Злая ирония – русские интересы представляет обрусевший немец.

— •• —

Вечер. Зал «Эстонии» полон. Русские собрались на свой праздник. Скучная и невнятная речь национального секретаря. Длиннейшая лекция (1 час 20 минут) Андреева на тему «Русская литература 1917-1930 гг.». Тема интересная, но не вовремя. Русская песня. Она захватывает. Поют хорошо как мужской хор, так и смешанный.

На празднике нет главного – приподнятости, торжественности.

 

15 октября. Среда.

Вчера открылся новый германский Рейхстаг. Гитлеровцы-депутаты явились в запрещенной форме. Их подголоски на улицах Берлина устроили погром витрин.

Сталин и Кº, вероятно, радуются – мировая-не мировая, а скандал солиднее.

 

16 октября. Четверг.

День рождения Варюшка. Поздравляю, родная... И тебя, Юрочек. Как то вы живете?

— •• —

Весь день ходил сам не свой. Тоска. Мысли с Варюшком, Юркой... Зачем ты это сделала?!

 

19 октября. Воскресенье.

Председателем германского Рейхстага избран прежний социал-демократ Лебе. Признак хороший – «немцы не любят разбитых витрин».

— •• —

Бурцев разоблачает убийц Кутепова. Дело рук большевиков. Один из участников – бывший чекист Фехнер.

— •• —

Вчера бродил по эстонским учреждениям, как представитель экономического отдела Союза просветительных обществ. Все во благо общественного блага и полной нагрузки. Своя крыша с дырками. В хате холодно и не дюже сытно, кроем чужие крыши.

— •• —

Бутенко давно уехал, ни откуда ни звука. Молчит Прага, молчит Нарва. Что он в Нарве сделал, не знаю, но ни одна собака из нее не издала ни звука. Вышло так, как я ему и говорил.

— •• —

Г. А. Милхов, вероятно, тронулся в Прагу. Паспорт с визами я ему отправил 16-го. Так из его попытки побывать на Родине ничего не вышло. ЦК отозвал Г. А. Милхова обратно. Лучше, пожалуй, было не посылать.

— •• —

Вечером в концертном зале «Эстония». Мария Куренко доставила большое наслаждение своими песнями. У нее небольшой, но хорошо поставленный голос. Владеет им она в совершенстве. Особенно удачными надо признать колыбельные песни. Много вызывали, она пела еще и еще. Хороший вечер.

 

20 октября. Понедельник.

Сильно не здоровится. Болит бок, сердце.

 

22 октября. Среда.

Семенов сообщает, что Милхов отправился домой. Андрей – «туда». Вестей пока нет. Тронулся он числа 16-го.

— •• —

 

На Родине идут расстрелы. Уничтожают все «вредителей».

— •• —

Новая ставка на коллективизацию.

 

23 октября. Четверг.

Я не курю. Решил бросить. Сегодня – второй день.

 

24 октября. Пятница.

Опера «Севильский цирюльник» Россини. Розина – Мария Куренко. Любовался ею и ее голоском. Лукавая Розина и милая. Пожалуй, Фигаро жалко было «работать» в пользу графа Альмавива. Театр полный.

— •• —

Три часа ночи. Не спится. «Вся вспоминается жизнь, так бесплодно в мечтах прожитая». Варюшек, Юрка, Тамарочка – так близко, и так живо я их вижу, точно не год прошел, а только вчера уехали, или случайно вышли за дверь.

Перечел всю газету, начал читать книгу. Сна все нет.

 

25 октября. Суббота.

В Финляндии произведены аресты среди высших офицеров. Среди них начальник Генерального штаба Валениус. Заговор против существующего строя. Лаиновское движение, как неконституционное, дает свои плоды – увоз силою бывшего президента Стольберга, переброска «левых» к большевикам, заговор военных – все это признаки анархии. Нарушенная конституция мстит за себя.

— •• —

Агабеков разоблачает ГПУ. Чистая работа: подделаные документы, перлюстрация чужих писем, подкупы, фальшивки-паспорта и многое другое, что можно найти только в романе уголовного свойства. ГПУ весьма основательно водила Англию за нос.

 

26 октября. Воскресенье.

Теплый, теплый осенний денек. И солнышко светит во всю. Гулять, скорей на улицу. Зашел на кладбище. Немецкое оно, а потому берегут его. Потянуло к могиле Филиппины Ивановны (мама Варюшка). Одинокая могилка. Железный крест рядом, в головах. Сбоку деревянная скамейка. Варюшек поставила.

За короткий срок я третий раз в гостях у Филиппины Ивановны. И сегодня голова обнажилась сама собой. Тихо и грустно. Длинная пауза молчания. Слышу свои слова: «Скажи ей, чтоб написала, как сама, что Юрка...» Что же, может быть, и правда, старая услышит...

Слезы... Прочь скорей отсюда. Спи, старая, с Богом! И зашагал, сгорбившись. Так каждый раз. И легче не бывает. Наоборот, еще тяжелее и тоскливее.

 

28 октября. Вторник.

Вечер. Концертный зал «Эстонии» битком набит. За роялем Александр Тихонович Гречанинов, поет Мария Михайловна Куренко.

Вечер русской музыки. Марию Михайловну мы уже знаем, много ей апплодируем. Александр Тихонович для нас новичок. Правда и то, что он нас и не замечает. Сел за рояль и забылся, задумался о своем. И когда Мария Михайловна приглашает его раскланяться вместе с нею на гром апплодисментов, он машет рукой – не мне дескать, не надо это, ни к чему. Александр Тихонович какой-то особенный, немного провинциальный. Что-то от учителя. Как он хорошо улыбается, когда Мария Михайловна особенно удачно справляется с партией!

Много апплодировали. Много бисировали. Какая прелесть – детские песенки!

А после я забрался за кулисы. Познакомился прежде с Марией Михайловной. Она познакомила с Александром Тихоновичем. Она брюнетка, с хорошей улыбкой и пронизывающими глазами. Средний рост. Средние лета. Грудный голос, красивый в фразе.

Александр Тихонович тоже среднего роста. Тихий, с мягкой улыбкой в бороду. У него усы и борода.

Перебросились рядом фраз. Мария Михайловна пеняет, что не зашел раньше, в прошлый концерт. Говорю, что был и на оперных спектаклях, и на концерте, но ее беспокоить боялся. Какая хорошая у нее улыбка и глаза! «Ну вот и напишите о нас заметку в «Последних Новостях». – «Напишу, Мария Михайловна».

— •• —

Беру «Сегодня». В глаза случайно бросается объявление с крестом и фамилией Суетин. Читаю: «После долгих и тяжких страданий скончался в воскресенье 26 октября Николай Иванович Суетин». Внутри что-то оборвалось...

С Николаем Ивановичем мы вместе работали в русском кооперативном товариществе (1920-1922 годы). И теперь – нет. Домой он все собирался. Помню наши споры на Железной, 17. Он – меньшевик-ортодокс и противник большевиков, хотя судьба заставила его с ними работать прежде в отделении Центросоюза (ревельском), потом в Латвийско-советском русском банке.

Не дождался. Очередь, видимо, за нами... Так хочется жить и дома, дома, дома...

Прощай, Николай Иванович!

 

2 декабря. Вторник.

В Нарве. Вот уже два дня. По предложению Центрального Комитета Русской трудовой крестьянской партии 30 ноября. Вчера читал доклады на темы «Советская пятилетка и Россия» и «Что происходит сейчас в России».

— •• —

Сергей Димитриевич Кленский – председатель Центрального Комитета партии, судебный деятель, педагог, музыкант, общественный деятель. Низенький, с сильной проседью. Культурный и интересный человек. Его супруга Мария Павловна – высокая, кажется, веселая, большая руководительница. Два вечера, проведенных с ними, пролетели незаметно.

— •• —

Приехал в Нарву. Идет маленький дождь. Серо. Неприглядно. Деревянные домишки как-то еще больше осели, притулились.

На берегу Наровы. Она внизу, под ногами. Холодная и быстрая.

К вечеру 30-го пошел снег, и вчера после доклада 1½-2 часа бродяжничества по Нарве – одно наслаждение. Вся белая, исрящаяся, почти спящая красавица, что зачарована лунным светом и сказками лучей луны.

С гранитной лестницы вид на крепости, Нарову, Ивангород незабываемый. Одна часть крепости – шведская, на правом, против течения Наровы, как-то сжалась в комок, свернулась в кулак, ощетинилась углами своих стен. Другая, на противоположном берегу, разбросилась в ширь и даль башнями и округлостями стен, говорящая о славянских просторах...

— •• —

Бродил по дворцу Петра Великого. Как бедна тогдашняя обстановка и неудобна царского бытия! Белье – грубое, холщевое. Стулья и кресла – в них не разляжешься.

 

5 декабря.

Гастроли рижан. Сегодня первая из них. Новые для Ревеля артисты: А. А. Вырубов, М. Н. Долохов, М. А. Крыжановская. И пьеса первая для нас новая – «Овца бедняка» Цвейга. По-моему, далеко не такая интересная, как ее пытались представить.

Фабула. Наполеон в Египте отбивает от своего офицера лейтенанта Фурэ его жену, использовав свою силу командующего. Фурэ пытается мстить, но Наполеон всесилен.

Интересно толкование Долоховым Наполеона – где-то на грани между гением и безумством (полуидиотическая улыбка временами).

Новая знакомая – Зинаида Ивановна Тамм, разведенная жена, как она себя называет. Блондинка, моего роста, 27 лет, овальное лицо, легкая горбинка на носу, голубые глаза, чуть какие-то недоумевающие, испуганные, черные ресницы. Мило и со вкусом одета. Сказать правду – я давно следил за ней издали, встречаясь на концертах и в театре. А тут оказались рядом сидящими, сзади – общий знакомый. Обращаюсь к последнему, между нами (ею, им и мною) начался разговор. «Познакомьте нас». Слышу в ответ: «Тамм». Общий знакомый и глазом не успел моргнуть, как мы были знакомы.

Она просто очаровательна смесью простоты, оживленности и еще чего-то (не уловил). Оказывается, мы взаимно следили друг за другом. «Я очень хотела знать, кто этот господин, что бродит всегда один. Ну, и справлялась...»

 

6 декабря.

Второй спектакль – «Власть тьмы». Воскресли, как живые, образы деревни, чуть стилизованные. Властная и любящая Анисья, глупая Акулина, деревенский Дон-Жуан Никита, сплетня и сводня Матрена. Никита Вырубова ярок, красочен, правдив. Сильный артист с размашистым мазком творческой работы. Детали не прорабатывает.

Бунчук-Анисья меня поражает. Как велик ее талант! Она каждый раз новая.

Хороший спектакль. Можно бы без стилизованных сарафанов. Не нужно оканье Петра.

И опять бродил в антрактах со светловолосой блондинкой. Говорит про себя: «Я простая, обыкновенная женщина». И хорошо...

— •• —

Процесс вредителей в Москве. Так называемая «промышленная партия». Подсудимые: проф. Рамзин, Ларичев, Калинников, Федотов и др. Всего восемь человек. Крыленко обвиняет их во всех смертных грехах: 1) готовили интервенционный поход против советской власти; 2) были в связи с эмигрантскими организациями (Торгово-промышленный комитет в Париже, с Генеральными штабами Франции и Англии; 3) вредили во всех отраслях промышленности.

Дикий процесс: подсудимые во всем каятся, и кажется, что каждый из них получил шпаргалку от ГПУ и читает по ней ровным, спокойным голосом, по-профессорски. Судьи и прокурор отменно вежливы, подсудимые бесконечно предупредительны. Газеты советчиков полны отчетами о процессе и угрозами по адресу интервентов и вредителей. Грозят, а мне не страшно – вот впечатление от процесса. Крыленко требовал всем высшую меру наказания. Присудили к ней пятерых – Рамзин, Ларичев, Калинников, Федотов и еще один. Остальных – к тюрьме на 10 лет. Потом ЦИК помиловал. Он великодушен этот ЦИК, месть ему незнакома. Ну, а расстрел «48» – не месть, притом – за глупость и преступность советской власти.

Крыленко в своем обвинении черным по белому подчеркнул, что никаких документов для доказательства вины подсудимых нет. Нет и независимых свидетелей. Впрочем, «по Сеньке и шапка». Суд-то разве суд?! Чекисты в разных изданиях – и все. Одни из ГПУ, другие – из совнаркома, или одного из наркоматов.

 

7 декабря. Воскресенье.

Дневной спектакль «В старые годы». «Что пройдет, то будет мило», – хочется сказать по поводу этой пьесы. Смотрелось с удовольствием. Хороша М. А. Захарова. Катенев внешне дал богача-сумасброда, внутренне – не удалось. И конец хорош. Машенька, дочь мелкопоместного дворянина, была силой увезена Рахмановым. Долго с ним воевала пока... не полюбила своего сумасбродного мужа. Ее травит бывшая экономка и любовница Рахманова, но неудачно. Маша выздоровела, Клавдия кончает самоубийством.

Странное дело, после спектакля я точно помолодел. Хочется петь, быть остроумным, плясать, кричать. Виновница этого дикого настроения – Зинаида Ивановна. И этот раз бродил с ней все антракты. Потом проводил до дому. Как-то хорошо с ней...

 

8 декабря. Понедельник.

Приехала Елена Александровна Полевицкая. Сегодня ее первый спектакль – «Последняя жертва» Островского. Главные роли в руках Полевицкой и Юровского.

Какая хорошенькая Юленька Полевицкой! Безгранично и светло любящая и страдающая. Наконец, гордая и замкнутая. Юленьку обобрал и бросил шалопай Вадим – красавец и мерзавец, заставив ее выпрашивать при унизительных условиях 6000 рублей – «последнюю жертву» у старика Прибыткова. Получил деньги и проиграл в полчаса. Юленька узнает и... приносит «последнюю жертву», выходя замуж за Флора Федулыча Прибыткова.

Божественная Юленька. Впрочем, Елена Александровна говорит, что это ее одна из любимых ролей. В жизни Елена Александровна скромная, несколько строгая, с монашеским налетом отрешенности. Черные волосы, пробор, чуть зеленоватые глаза. Звонкий голос, четкая речь, правильное лицо, хорошая улыбка. Ей лет за 40. Гремела на юге России – Киев, Одесса, Харьков. Потом – Варна, София. Турне по Болгарии (1920-1921 гг.). Турне по Германии. Осела в Вене.

Юленька на сцене. В антрактах – Зинаида Ивановна. Потом проводы и беседа «в кабинете». Не много ли, Петр Александрович? Зинаиде Ивановне я сегодня сказал: «Не знаю почему, но мне так хорошо с Вами». Ее ответ: «А мне хочется все рассказать Вам о себе».

 

9 декабря. Вторник.

Ведринская М. А. играла Эмму в «Семье преступника». Старая мелодрама. Видел ее 20 лет тому назад. И тогда, и сейчас плакал. Зинаида Ивановна (сидели вместе), кажется, заметила слезы. Что же, не стыжусь. Жаль Коррадо, жаль и остальных. Мерзавец «святой отец».

Беседа с Е. А. Полевицкой. Последний раз в Ревеле была в 1923 г. Кончила курсы Рапсофа, ученица Андрея Павловича Петровского. Работала после курсов в театре имени Комиссаржевской. Потом перешла к Синельникову – Харьков, Одесса, Киев. Многим ему обязана: «Очень следил за моим ростом». Потом два сезона в Москве.

Любимые роли – Лиза («Дворянское гнездо»), Катерина («Гроза»), «Дама с камелиями», Вера Мирцева и др. «”Тот, кто получает пощечины” написана для меня. В модных пьесах мне делать нечего».

 Эмиграция началась в 1920 г. из Севастополя в Варну. Была на приеме у царя Бориса. Потом – Германия. Гастроли в театре Рейнгарта. В Вене – Буре-театр. Муж – И. Шмидт, режиссер Буре-театра.

Жаль только, что Зинаида Ивановна пошла одна, без меня.

 

10 декабря. Среда.

Странная пьеса этот «Дождь». Первый акт – скучная читка, где-то под строчками, на тему о нравственности. То же – половина второго.

Смысл «Дождя». В гостинице на одном из островов Тихого океана, благодаря тропическим дождям и карантину, застряли: мессионерская чета, доктор с женой, Сэди (гулящая девушка). Пастор, желая обратить ее на путь истинный, сам влюбился в Сэди и покончил самоубийством после второй ночи молитвы с Сэди. Сэди стала сама собой. Яркая Сэди у Полевицкой. Переходы очень контрастны – разгул и готовность пострадать и тем очиститься, опять разгул и веселье. Все же не ее роль.

Юровский – сильный пастор, почти гипнотизер.

 

12 декабря. Пятница.

[«Победа любви» А. Кистемекера]. Елена Александровна восхитительна в борьбе за мужа, от которого она только что решила уйти и которого любит. И какая это любовь! Все жертвующая и действенная. Полевицкая очаровательна и в гневе, и любви. Хорош Юровский – сдержанный в движениях и страсти. Остальных могло и не быть. Это только фон, почти ненужный. Она победила, эта кудесница. Не могла не победить.

Познакомился с мамой Зинаиды Ивановны и двумя сестрами. Сестры милые, кажется, тоже любят посмеяться. Лидия Ивановна замужем за морским офицером, подвижная брюнетка с румянцем на щеках. Ольга Ивановна – студентка-юристка.

Вчера с Зинаидой Ивановной пошли смотреть «Тройку». Не попали, не оказалось билетов. А потом – длинная беседа. Я точно мальчик. Ожил. У Зинаиды Ивановны есть прелестные нотки в голосе подкупающей искренности. Рассказывает о своем женихе Ваське с такой подкупающей простотой, что хочется расцеловать ее.

 

13 декабря. Суббота.

«Накануне» по Тургеневу. Инсаров, Берсенев, Елена Стахова – все любимые герои молодости. И сейчас я, положим, их люблю. Елену – за действенную любовь и глубокую лирику в ней. Инсарова – за волевость. Берсенева – за жертвенность и дружбу.

Полевицкая тут иная, но яркая и сильная во всех актах.

Жаль, завтра – конец гастролям.

У Зинаиды Ивановны вчера пропали в театре калоши. Я получал за нее пальто и получил не те. Очень неприятно. Испорчен вечер вчера и сегодня... «Села бы и часа три рассказывала, так почему-то много не рассказала еще», – слова Зинаиды Ивановны в мой адрес. Сегодня я искренно сказал Зинаиде Ивановне, что так много о ней думаю, что жуть берет.

Еще казус: маме Зинаиды Ивановны хвалили жениха Зинаиды Ивановны, который де приехал и все время с ней в театре. Это, значит, я попал в женихи! Много хохотали.

[…]

 

14 декабря. Воскресенье.

Последний спектакль. Гастроли рижан кончились рогожинским сумасшествием и несуразицей любви Настасьи Филипповны к идиоту Мышкину. Страшна Настасья Филипповна у Полевицкой. Ее метущаяся душа, бесконечно любящая и этой любви боящаяся, захватила не только Парфена Рогожина, но и весь зрительный зал. Страшна, ибо ясно – все, кто подошли к ней, должны погибнуть. Иначе быть не может. Одновременно к этой страшной женщине чувствуешь глубочайшую жалость, так она одинока и затравлена. У Полевицкой Настасья Филипповна – незабываемый образ.

Странное толкование дал Юровский Рогожину. Этот большой артист изобразил Рогожина каким-то кретином без членораздельной речи, с широко расставленными руками и пальцами-граблями, готовыми задушить. Страшное и неверное, и ненужное.

Слаб Иволгин Г. А. Хорошего старика Рогожина дал Ченгери. И сцена (Настасья Филипповна и старик, прибежавший требовать свои деньги, или подвески) бесподобна. Королева и раб.

И опять беседа с Зинаидой Ивановной. Она сегодня запоздала. Я уже тревожился – не придет. Все поглядывал в двери. Пришла и сразу хорошо стало. Все в порядке. Она прелестна! Блондинка в черном, длинном туалете.

Скоро конец этим встречам – в субботу едет к жениху в гости, и там же свадьба.

 

15 декабря. Понедельник.

Борис Пильняк («Известия» 14. XII. 30) в связи с процессом Рамзина и др. пишет: «Я, пишущий эти строки – интеллигент, а не публицист. Я взялся сейчас за перо потому, что мне с очевиднейшей ясностью видны пути истории и видны пути русской интеллигенции: или во вселакейский мрак к Рамзину, или с революцией, с пролетариатом, с историей. Интеллигенция, знайте, что бы ни было – будущее у социализма, будущее у СССР, будущее у нас».

Бедный Пильняк, он не видит, или не хочет видеть, что «рамзинский вселакейский мрак» и «революция» – одно и то же. И он – с ними, среди этого «мрака».

— •• —

Вчера в «Марселе». «Голубая сказка» развертывается дальше, чтобы кончиться на днях...

Зашел за Зинаидой Ивановной, как условились, чтобы идти в «Марсель». Все три сестры дома. Познакомился с отцом Зинаиды Ивановны – Яном Денисовичем Таммом. Разговорились. Ян Денисович между прочим: «Я поеду в Россию, когда поедет Глазунов». Мать и дочери – русские, так говорят. Разговор коснулся Эстонии в связи с возможными осложнениями в России. Ян Денисович (директор ревельской консерватории): «На нас это не отразится. Есть картошка, есть салака, будем сыты».

Екатерина Флоровна (звучное имя на русское ухо), мать Зинаиды Ивановны: «В России плохо, у нас так же будет плохо».

Ушли с Зинаидой Ивановной около 10-ти вечера и сидели в «Марселе» почти до 2-х. Как жаль, что пришлось уйти. Давно, почти полтора года, я не видел на себе ласкового взора женщины. Не слышал слова, пусть пустяшного, «милый», сказанного мне.

«Голубая сказка» пишет, пусть в шутку: «Петр Александрович, мне хорошо с Вами». И за это благодарен. А я тянусь к ней, как травинка к солнышку...

 

16 декабря. Вторник.

Плохо работается. На улице мороз и ветер. Дрожат стекла. Стучат вьюшки. В трубах печей вой. Холодно в комнатах. На сердце тоска. Чуть пригрело весеннее солнышко – «Голубая сказка» – и грозит уже вьюга зимы (отъезд в субботу). Я знаю, для нее избалованной, яркой, красивой, молодой, богатой, непостоянной знакомство со мной – случай, каприз. Знаю, но ведь ни на что не претендую. Просто иногда видеть и слышать.

Вечером с ней – хорошо дышится, тихо и радостно на душе. Какая прелесть на фоне скунса черного с седыми крапинами эта белая головка с голубыми глазами...

Говорю: «Жалко, что «Голубая сказка» кончается». Она: «Я уезжаю, говоря литературно, к счастью, но мне Вас будет недоставать».

Спасибо за хорошие слова...

 

17 декабря. Среда.

Максим Горький в новой статье «Гуманистам» («Правда» 11. XII. 30) целиком оправдывает недавний расстрел «48»: «Считаю эту казнь вполне законной. Это – суд народа...»

 […]

 

20 декабря. Суббота.

«Голубая сказка» кончилась – Зинаида Ивановна уехала в Германию. Как-то пусто стало...

 

24 декабря. Среда.

Опять в Печерах, у Свидзинских. Как хорошо и радостно!

Прежде всего – в Печерах зима с морозцем, маночками, снежком. Все бело от снега.

Вечером сидим. Стук. Христославы. Три мальчугана лет 6-7. Впустили. Рождество, Дева днесь, многая лета с присказкой: «Маленькие детки держали в руках ветки. В овраге стояли, Христа величали». Поют, путаются, стесняются. Пахнуло чем-то далеким и родным.

Горит елка. Сидим большой артелью. Думаю о Юрке, Варюшке, «Голубой сказке». Где они, что они?..

О монастыре. Георгий Владимирович Свидзинский полагает, что до сего времени в Печерском монастыре не было благости. Гнались за богатыми, ездили к богатым, молились о богатых. В этом смысле он считает, что реформа монастырской жизни необходима.

Прокламацию «Тайный комитет» Георгий Владимирович считает провокацией. Их не существует в жизни. Нет и эмигрантов, делающих политику в монастыре.

В основе кампании против монастыря лежит шовинизм. П. Пятс наделал много ошибок.

— •• —

Христославы. «Стих»: «Спаситель наш родился и к ангелам воспел: ”Родители примите детей своих привет и счастливо живите на много, много лет”».

Еще «стих»: «Пречистая Дева Мария Иисуса Христа родила. В ясли положила. Звезда ясно горела. Трем царям путь показала. Три царя приходили, Богу дар приносили на многие лета».

— •• —

Доктор А. Е. Розов о высланном архидьяконе говорит, что он не монах. В нем нет служения и послушания...

[Далее 2 страницы отсутствуют – Прим. публ.]

 

...специалист должен быть независимым от местных лиц. Заправилы – грязные дельцы, тупые без знаний люди.

— •• —

Второй час ночи. Мороз заметно крепчает. По небу сполохи северного сеяния. Взметнутся и погаснут. Местами ярко светящиеся гигантские столбы. И тихо, тихо кругом. А вдали контуры леса, заснеженные поля.

— •• —

Михаил Николаевич Иконников – один из местных воротил. Говорит о благе населения, точно для него это главное. Сидит в своем банке (он директор банка), как царь и Бог. Правда, «банк» его печерского типа, грязное и облезлое учреждение. Пиявка на теле русского населения Печерского уезда. Раньше он пытался работать под фирмой частного предприятия. Теперь выгоднее флаг сменить. И он его сменил: «Наш банк – чисто кооперативное учреждение. Мы строго работаем по уставу. У нас правление и совет, который вертит всеми делами. Я без них ничего сделать вне указанных мне рамок не могу. Интересы населения мы широко учитываем и близко принимаем к сердцу».

 

26 декабря. Пятница.

У Гессе. Александр Августович Гессе – инструктор гимназии. Вчера вечером у него много говорили о Печерском монастыре. Михаил Владимирович Пимкин – учитель городского училища, ныне засевший в деревне (выжили де из Печер), ходил в составе делегации к митрополиту Александру. Делегация из 12 лиц – представителей городского и земского самоуправлений, Национального союза, просветительного общества, студенчества и др. Основное требование делегации – лишить синодских полномочий Петра Пятса. Жуков во время беседы с митрополитом грозил последнему созывом поместного собора. Здорово! Осел и дурак!

Пимкин упорно твердит: «Надо бороться, так оставить нельзя». За что же? Ответа на вопрос так и не получил. Сквозит и еще одна неверная по существу и ошибочная по тактике убежденность Тимкиных, что монастырь – это наша, печерян, собственность: «Ведь мой дед там даром стекла вставлял. Другие камни возили, топором работали». Какая-то печерская печка, от которой они танцуют.

 

31 декабря. Среда.

Все эти дни гонялся за материалами о Печерском монастыре. Вчера был в монастыре. Имел беседу с епископом Иоанном. Прихожая, куда меня ввел послушник, напоминает что-то из купеческого быта: широкий диван, шкапы, ситцевые занавески. За ними, видимо, приютился немудрый скарб послушника. Разделся, вхожу в канцелярию. Пахнуло теплом от жарко натопленной комнаты.

Зало, где велась беседа, ярко освещена. Прохладно. Правда, и Владыко на это указал, пригласив сесть к печке. Зало большое (9х12 метров), пол устлан коврами. На стенах большие портреты епископов Псковских. Их имена и даты записаны в блокноте.

Отец Иоанн производит двоякое впечатление – простоты и еще чего-то. Блондин, с острыми чертами лица, густой шевелюрой и какой-то хитрецой на лице. Небольшой лоб, острая бородка, сложенные на груди-животе руки дополняют облик Владыки-провинциального батюшки. И обстановка квартиры настоятеля, священника в каком-нибудь провинциальном городке.

Владыко приветлив, готов услужить, обласкать. Каков он всегда, судить не берусь. Ушел от него с подарком – книга-монография о монастыре проф. Синайского с большим количеством репродукций с картин художника Виноградова из монастырской жизни. На книге надпись Владыки. Каюсь, несколько удивлен таким вниманием епископа. По общему мнению и его проповедям, Владыко не любит левых. Пробыл полтора часа.

— •• —

Сегодня был у Петра Яковлевича Пятса. Брат знаменитого в Эстонии Константина Яковлевича Пятса. Принял радушно и обстоятельно рассказал о том, как он стал в центре вопроса, что происходит в Печерском монастыре. Разговор с ним записан в блоке.

Сивый, с большим лбом, далеко залезшими глазами. Лицо Пятсов. По-русски говорит хорошо. Мыслит ясно, ясно передает и свою мысль. Общительный.

— •• —

Вечер. Близко к двенадцати. Еще один год умирает. А на душе тоскливо. Куда-то тянет, кого-то жаль. Притихли и Свидзинские, даже ребята.

На люди бы, где много света, шума, гама, музыки. Может быть, рассосало тоску. Почему-то мелькает лицо Зинаиды Ивановны.

Прощай, 1930 год! Еще пятнадцать минут – и тебе конец. На год ближе к тьме вечной.

Зовут к столу...

 

1931 год.

 

Полночь. В воздухе вспышки ракет – в офицерском казино встречают Новый год.

От окон – за стол. В рюмках водка. Свидзинские поздравляют друг друга. Поцелуи-пожелания. И здесь я все же один. Пьем водку. Кажется – напился бы. До двух беседа с Георгием Владимировичем. Ребята уже спят, и хозяйка ушла. Разговор обрывается. По кроватям. Тиха встреча 1931 года.

 

1 января. Четверг.

Листаю Блока. Долго перечитываю «Россию». […] Да, «и крест свой бережно несу». Крест эмигранта. Но, если может, да минует меня чаша сия. Домой, на Родину! Тяжко бродяжить. Становится невмоготу...

 

14 января. Среда.

Десять дней прошло, как я перебрался на новую квартиру, а все как-то не верится, что не в Коппеле. Светло, чисто, тепло. Какая благодать иметь теплую комнату!

И опять я в районе, где встретился с Варюшком. Железная, Епинатьевская, Романовская – как много говорят эти названия улиц.

В текущем новом году в Коппеле спал только одну ночь. Что год грядущий мне готовит?

— •• —

«Желание – отец мысли, мысль – мать фразы».

— •• —

«Руль» 6. I. 31 печатает неизданное стихотворение Апухтина. Об Апухтине вспоминает П. В. Быков. Стихотворение яркое по своему настроению и глубине переживания. Алексей Николаевич Апухтин был безмерно толст. Однажды он приехал к одной знакомой даме. Дочь последней долго смотрела на Алексея Николаевича, а потом спросила: «Что это, мама, человек или нарочно?» («Возрождение», 10. I. 31, «А. Н. Апухтин» Д. М. Любимова).

— •• —

Вышел на улицу и странно: иду по городу поздно вечером без обычной торопливости и боязни не опоздать бы на автобус.

 

20 января. Вторник.

Два вечера катался на коньках. Какое большое удовольствие! Каток искрится под светом дуговых ламп. В воздухе звенят сотни голосов. Все молодо, весело, румяно. На лицах радость. И здесь я пока одинок. Все же большое наслаждение. Вспомнились ранние годы – мальчишкой я катался целыми днями.

— •• —

«Правда» 17. XII. 30 дает статью «Звено вражеской цепи». В ней громят «право-левацкий» блок. Интересны отзывы Бухарина и Сырцова о существующем порядке вещей. […] Их интерес прежде всего в том, что наши оценки пятилетки близки к реальности. Показательно и другое – куда идут разумно мыслящие из коммунистов.

— •• —

Еще крах одного ревельского банка – «Коммерческого». За какой-нибудь месяц второй крах. Среди населения паника. Кредитный банк на прошлой неделе пережил тревожные дни, в течении 3 дней он был осажденной крепостью, публика вынимала вклады. Понадобилось специальное выступление правительства, гарантировавшее сохранность вкладов и текущих счетов, чтобы наступило некоторое успокоение.

Еще одно банкротство, и кроне придется туго.

В. И. Глазко, имеющий большой круг знакомых среди коммерсантов, уже давненько твердит: «Положение экономическое очень напряжено. Если так продолжится дальше пару лет, полетит к черту вся экономическая жизнь. Ее сменит анархия». Передавал мнение многих коммерсантов: «Весь вопрос – кто продержится дольше, большевики или мы. Если они, то красные будут здесь». Думаю, у страха глаза велики. Господа коммерсанты сами помогают ухудшению экономической жизни.

Вот компетентное заявление Н. А. Семенова – инженер-текстильщик, выжига-делец: «Все стараются перевести деньги за границу (все – коммерсанты). И я то же делаю». Сам же при этом добавляет, что для местной хозяйственной жизни это громадный минус. Рубим сук, на котором сидим.

 

24 января. Суббота.

Газеты принесли жуткое известие – в ночь на 23 января скончалась в Голландии Анна Павлова... Что тут скажешь?! Ушла великая артистка, большой человек! Русская жемчужина, не имеющая цены. «Лебедь» умер, можно лишь склониться в тяжкой скорби перед ним.

— •• —

 

Пачка советских газет. Горы всяких достижений. Временами мелькает мысль: что, если мы здесь заблуждаемся? Даже страшно становится.

— •• —

Собрание Литературного кружка. Выступает молодежь на тему о «промотавшихся отцах». Вылез и один из таких отцов – доктор Модеров. Впечатление – «без идолов и идеалов», без знаний и желания знать.

— •• —

У Е. А. Ивановой. Целый год она звала при встречах. Целый год собирался к ней и чего-то боялся. Сама она мне нравится. Попал. Боже, какая кунсткамера! Имена Милюкова, Керенского произносятся с какой-то особой плотоядной яростью. Все, что от революции, проклято. Чувствовал себя на положении осажденного...

 

25 января. Воскресенье.

Черт знает что! Три недели тому назад просил контору «Последних Новостей» переменить адрес высылки мне газеты. Еще два раза просил. Идет по старому...

— •• —

«Последние Новости» заметок о Печерском монастыре не печатают. В чем дело? Много материала?

— •• —

На лекции о гипнозе. Жалко смотреть на человека, когда он загипнотизирован – не царь природы, а пешка, автомат, робот.

 

7 февраля. Суббота.

Шесть дней провалялся с высокой температурой (38.5-39.5º). Грипп, или черт его знает что. Временами – беспамятство. Многое передумалось – «вся вспоминается жизнь...»

— •• —

«Ленинградская Правда» 4. II. с возмущением пишет о «контр-революционной вылазке академика Карпинского». Карпинский – старый ученый, президент академии потребовал «свободы мнений и настроений» и «выступил против исключения из членов Академии контр-революционных монархистов Платонова, Тарле, Лихачева и Любавского». Между прочим Карпинский заявил: «Впрочем, у нас настоящей республики тоже нет...»

— •• —

«Разгром» П. П. Гнедича завтра ставит «Наш театр». Это молодая любительская организация. У нее странности в смысле выбора репертуара – мечется в поисках.

 

8 февраля. Воскресенье.

Долго колебался: выходить из дому или нет. Вышел в театр. На сцене «Разгром».

Перед зрителем две помещичьих семьи времен 1812 г. В одной старик Иринарх Матвеевич настроен высоко патриотически, а потому жгет свою усадьбу на глазах французского разъезда, за что получает пулю в грудь. Владельцы усадеб бегут, дома горят.

Ложно-патриотическая пьеса. В ней мало действия. И быт кривого зеркала. Зачем ставили, не пойму. Игра ниже среднего.

 

12 февраля. Четверг.

«Жидовка» на сцене эстонского национального театра. Ставил Арбенин. Хорошая постановка и слабая вокальная сторона. Голосами эстонская опера не блещет. Отсутствуют и серьезные сценические таланты. Эта особенность сказывается на всех без исключения оперных постановках: «Русалка», «Онегин», «Борис Годунов».

И все же отдыхаешь душой, когда сидишь в небольшом и уютном зале оперного театра.

Постановка «Жидовки» совпала с десятилетним юбилеем Отса – драматический тенор и вдумчивый эстонский артист. Полный зал тепло чествовал своего любимца.

Не стоит забывать, что эстонская опера – детище десятилетних усилий молодого государства. Из ничего выросла оперная труппа. Эти усилия дают право эстонцу гордиться своей оперой, обязываеют внимательно относиться к именам своих артистов.

— •• —

Очередная книжка «Современных Записок» (№ 45). С какой-то особой любовью берешь ее в руки. Большое и особое удовольствие взять нож и, не спеша, лист за листом разрезать книгу, пробегая отдельные, бросающиеся в глаза места. Что-то вроде предварительного знакомства. Точно присматриваешься к доселе невиданному. Пока разрезаешь, складывается план чтения: вот это первым, вторым надо прочесть ту статью и т. д.

Взять в руки новую книжку «Современных Записок» значит приобщиться к сокровищнице родной культуры. Отсюда – любовность и благоговение.

 

15 февраля. Воскресенье.

Еще два новых журнала.

«Записки социал-демократа». «Последние Новости» 12. II. 31 сообщают о выходе первого номера. Редактирует А. Н. Потресов. Он же издатель. Орган меньшинства эсдеков, так сказать, еретиков, уклонистов?

Второй – «Утверждения» выйдет 15 февраля (вышел?). «Орган пореволюционной мысли». Название с претензией. Авторы, что печатаются в первом номере, – Н. А. Бердяев, Е. Ю. Скобцова, Ю. А. Ширинский-Шихматов, Я. М. Меньшиков, С. В. Дмитриевский – говорят о несколько странном сочетании религиозной мысли с евразийством и невозвращенчеством.

 

17 февраля. Вторник.

Советский поэт Жаров дает интересную характеристику творчеству пролетарских поэтов:

Да, часто наши песни плохи.

В них только радости вино.

И, может, песнями эпохи

Не им остаться суждено.

— •• —

«Дням» 15. II. 31 пишут из Москвы: «Летучки в Москве становятся почти общедоступным продуктом. Хлеб по карточкам – прокламации без карточек».

— •• —

В московских столовках питаются исключительно «непрерывкой», «выдвиженкой» и «комсомолкой», т. е. картофелем, воблою и бураком.

 

7 марта. Суббота.

Вчера вечером – на лекции о теории относительности Эйнштейна. Отзывы о слышанном от печерянок-студенток Педагогиума. К. Жемчужина: «Ничего не поняла. Уж очень скучно». Т. Теплякова: «Бог с ними, с относительностями. Мозги окончательно забьет». Пожалуй, правда...

— •• —

Неделю назад у А. В. Проникова. Сидит компания артисток. Одна из них ругательски ругает революцию, Керенского, революционеров, что «подстроили революцию». Правда, ругает и царя, что не расправился с зачинщиками: «Надо было всех перестрелять и баста».

Мягко говорю: «Стрелять было некому. Ведь сами Вы и создали условия, при которых революция стала неизбежностью». Буквально рассвирепела: «Не мы, а Вы! Я была и есть монархистка. И сейчас под советским флагом ни разу не прошла». Сказано с гордостью. Оказывается, она ни разу не прошла под балконом советского посольства, на котором большевики вешают по торжественным дням флаги.

Бедная тетя Катя! Ничто не пошло на пользу. Ей вторила Калашникова. Правда, без такой горячности. Калашникова – художница.

— •• —

«Виктория и ее гусар» – оперетка в эстонском театре. Хорошо поставлена, смотрится с интересом. Мотивы новые. Первое действие где-то в России. Даже содержание имеется. Фабула ясна. Второй акт просто трогателен: он – старик отказывается от нее (прелестной, молодой женщины) в пользу молодого, ее любимого. Мильви Лайв-Виктория очаровательна. В ней что-то еще от детского осталось. Людиг, как всегда, пересоливает, груб.

— •• —

На Родине коллективизация продолжается... Как тяжко писать на русские темы!..

— •• —

Должны быть гости – студентки-печерянки. Ко мне и соседке. Пока не слышно...

— •• —

Первого марта начался процесс «Союзного Бюро» меньшевиков. Состряпан ГПУ по трафарету процесса Торгово-промышленной партии. И здесь поражает полное и безоговорочное показание подсудимых. Какой-то трогательный союз между обвинением и подсудимыми.

 

29 марта. Воскресенье.

Так много того, что стоило отметить, а целый месяц не брал книги в руки.

— •• —

Смерть Германа Мюллера. Кому она нужна? А Мюллер был нужен Германии, как Германия была нужна ему. 20 марта его не стало. Ушел хороший немец, хороший социалист, хороший государственник и большой человек.

— •• —

Выступление Безменского на VI съезде советов, и сам он – поэт большевистской индустрии, мерзости и подлости – будят один и тот же вопрос: ведает, что творит?

 

31 марта.

Вчера и все эти дни я встречаюсь с милой, симпатичной женщиной Линдой Юрьевной. Фамилии толком не знаю. Познакомились в Союзе просветительных обществ. Там она недавно стала работать. Она еще очень молода – 26 лет. Но уже обломок какой-то личной драмы. Может быть, это и сблизило нас?

Вечером пришла ко мне. Сидели, говорили, смеялись. Странное дело, моя комната стала иною, какою-то светлою. То ли я стосковался по женской улыбке?

А она? «Видеть Вас для меня стало почти необходимостью», – ее слова, сказанные вчера. «Не могу понять, в чем дело...» Думаю, в том же – тоскливо жить одной.

Блондинка с правильными чертами лица. Серьезная, но без утерянной женственности. Я доволен и рад. Можно перекинуться словом...

 

1 апреля. Среда.

На днях получил письмо от А. А. Аргунова. Сообщает, что у ЦК крестьяновцев состоялось соглашение с «Рулем». Газета несколько перестраивается. Просит «посодействовать хорошему начинанию». […] Надо сказать, мне это соглашение не нравится. Не потому, что «Руль» мне антипатичен. Нет. Газета осведомленная, грамотная, умная. Но ЦКсты систематически сползают вправо. Упорно. Работа Маслова. И других тянет. Теперь я понимаю, почему мне не выслали корреспондетский билет «Последние Новости».

Пойдет так дальше, придется ставить вопрос об участии в партии. Вельмин вышел. На днях «Последние Новости» 28. III. 31 г. опубликовали его письмо. И он отказывается от участия в партийной работе. Причин две – несогласие с тактикой ЦК и нарушение ЦК внутрипартийной демократии.

 

3 апреля. Пятница.

Проводил до дому Линду Юрьевну. Она сидела у меня. Калякали о разном. Зашел разговор о любви. Я указал, что большая любовь жертвенна. Видимо, что-то затронул из перестраданного ею. В итоге, Линда Юрьевна рассказала о себе. Старая, как мир, и всегда новая история.

В 1921 году, а, может быть, 22 году, ехала из России. По дороге познакомилась с ним. Через год где-то у знакомых судьба их свела ближе. Начался роман. Он бывал у них в доме. Отец и мачеха Линды Юрьевны к нему благоволили. Потом выяснились какие-то детали из его прошлого. В дом ему было запрещено ходить. Линда Юрьевна ходила к нему. Пока... перестала быть девушкой. Отец, узнав о ее «падении», выгнал ее из дому.

В конце 1929 г. (кажется, октябрь) они поженились. Он, как моряк, уехал. Тянул приезд. Не интересовался ею. Нашелся новый. К этому, другому, вспыхнуло чувство. Честно сказала тому, первому. Развод, т. к. второй требовал доказательств ее искреннего чувства. Когда развод был получен, то оказалось, что второй «любит ее как сестру». А она тянется к нему, пытаясь себя уверить, что тут какое-то недоразумение, что он ее любит.

Скверный сон. В начале Линда Юрьевна говорила ровным, сдержанным тоном. Потом – слезы. Беззвучные, сдержанные. Потом еще более тяжелые.

Бедная женщина-ребенок! Что я мог сказать? Ведь и у меня все еще болит рана. Стал утешать, ссылаясь на себя, мой пример. Но прямо сказал, что историю со вторым надо кончить. Он ее не любит. И лишь по слабости характера, или из каких-то выгод, не говорит прямо.

А потом несколько успокоилась. Появилась улыбка. Чудачка думает, что впереди для нее уж ничего нет. Молодая, по-своему красивая, такой северной красотой. Вся жизнь перед ней.

Я ей благодарен за то, что заходит. Точно солнце осветит мою комнату...

— •• —

Письмо от Бутенко. Укоряет за молчание. Нужен им. Предлагает подумать о сотрудничестве в «Руле». О том же двумя или тремя днями раньше писал А. А. Аргунов. Придется отвечать.

 

4 апреля. Суббота.

Целый день бегал как собака. Устал. Около 8 вечера – дома. Письмо в руках от ... Валентины Ивановны Матвеевой. Из Ротова. Пахнуло недавним прошлым. Спасибо за память. Ей захотелось поговорить с ревельцами. Напомнить о себе. Спасибо.

— •• —

Через два часа в храмах раздастся «Христос воскресе!»

У меня нет Пасхи, т. е. нет настроенности. Нет... Ничего нет. Один как перст со своими думами, болями, тоской.

Грустно, чтоб не сказать большего...

На коридоре голоса. Кухня занята хозяйками. Кончается стрепня. Ведь надо же! Полно, надо ли?! Надо другим. Мне?!

 

8 июля. Среда.

К. Радек, ссылаясь на книгу американца Jucke, пишет: «187 миллиардов золотом в довоенных рублях стоила война. Из них 135 миллиардов падает на союзные страны. 51 миллиард – на центральные державы». Это расходы государств. «Расходы эти съели 34% всего национального богатства Англии, 19% – Франции, 20% – Италии, 13% – России, больше 8,5% – Америки, 24% – Германии, 18% – Австро-Венгрии». Для сравнения: вся железнодорожная сеть мира стоит 120 миллиардов золотых рублей («Известия» 30. VI. 31 года).

 

19 июля.

Истекшие две недели прошли под знаком германских событий. На Германию надвинулась финансовая катастрофа. На сцену выступил Гувер, предложивший отсрочить на год все платежи по долгам военного времени.

Выступление Гувера – разрыв бомбы. Англия, Италия, Германия приняли предложение американского президента. Франция занялась обсуждением и торговлей по отдельным пунктам.

Торг длился почти две недели. Это сказалось на германских финансах. Отлив кредитов из страны, падение марки. В итоге, крах крупнейшего «Данат банка». Немцам пришлось принимать суровые меры, чтобы спасти положение – закрыты на 3-4 дня биржи, банки, прекращена выдача иностранной валюты. Лютер (президент Рейхсбанка) бросился на запад за кредитами. Положение сложно и сейчас. События в Германии, кажется, сильно задели Латвию, Литву. У нас, в Эстонии, тихо.

Милые человеки продолжают воевать. Мало истекших лет. Ату немца! К черту слова о братстве. Для мирных реляций – конференции. Для жизни – правило: души, пока можешь. Одумаются ли?

[…]

 

1 августа.

Целое событие – у меня на столе появился телефон.

 

2 августа. Воскресенье.

Е. Д. Кускова в статье «Здесь они не победят» («Последние Новости» 20. VII.) приводит слова поэта-юмориста Б. Н. Алмазова, вложившего в уста К. С. Аксакова формулировку славянофильских воззрений:

По причинам органическим

Мы совсем не снабжены

Здравым смыслом юридическим,

Сим исчадьем сатаны.

Широки натуры русские.

Нашей правды идеал

Не влезает в формы узкие

Юридических начал.

Товарищи-евразийцы, загляните хорошенько в прописи славянофилов!

Кускова доказывает, что на Западе коммунисты не победят. Ну, а у нас дома они победили? Нет, и тысячу раз нет!

Цыплят по осени считают. Приход к власти большевиков, и попытка видеть в этом победу их равносильна посчету цыплят весною.

Ну, а относительно заявления К. Н. Леонтьева, что «русский человек скорее может быть святым, чем честным», до такой степени де ему чужда «вексельная честность», можно сказать одно – очередной парадокс. Посмотрите-ка на печерского мужика: ей Богу же, его векселя крепче, пользуются полным доверием. Это в прямом смысле. В переносном – та же картина – «чужого нам не надо». В сейфы он не залезал, долгов не аннулировал, собственность не отменял. И даже в условиях советской действительности старается накоплять.

 

9 августа.

Седьмого сентября 1893 г. погиб в Балтийском море наш броненосец «Русалка». С ним погибло 12 офицеров и 165 чинов.

В 1902 г. на берегу ревельской бухты в Екатеринентале поставлен погибшим памятник. На гранитной скале стоит ангел с крестом, благославляющий море. Надписи на граните полустерлись. Одна по-прежнему блещет золотом: «Россияне не забывают своих героев-мучеников». Кто ее возобновляет ты, Господи, веси!

У «Русалки» хорошо сидится и хорошо думается.

[…]

 

20 августа. Четверг.

Из советского авиамарша:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Чтоб победить пространство и простор.

Нам разум дал стальные в руки крылья,

А вместо сердца – пламенный мотор!

 

Все выше, и выше, и выше

Стремим мы полет наших птиц.

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ.

 

30 августа. Воскресенье.

Лекция Сергея Иосифовича Гессена о личности Ставрогина по «Бесам». Не по душе метафизика. Конечный вывод лектора – Ставрогин – антихрист. «Бесы» – трагедия зла.

Сам лектор среднего роста. Мелкие черты лица. Коротко и как-то задорно подстриженные усы. На носу пенсне. Здоровая лысина. Несколько растерянный взгляд – видимо, близорук.

Вечером, после лекции, небольшой компанией зашли в «Европу» (Гессен, Пумпянский с женой, Шиллинг, молодой критик Андреев и еще две дамы). Разговор общий, на разные темы. Сергей Иосифович проводит знак равенства между Лениным и Петром Верховенским. Пумпянский говорит: Ленин – Ставрогин. Лидия Харламовна Пумпянская рассказывала о частых своих встречах с двумя Жоржиками – Георгий Иванов и Егор Лужин. Оба какие-то юродивые, кривляки. Она представляет их в лицах. Картавят, шепелявят, жестикулируют.

Сергею Иосифовичу Гессену 44 года. Говорит умно, хорошо.

 

31 августа. Понедельник.

День сюрпризов. Только что проводил С. И. Гессена. Заходил переговорить о «Руле». Считает, что нужно приложить все усилия, чтобы сохранить «Руль». Гибель «Руля» – большая эмигрантская драма. Долго беседовали о здешних возможностях распространения газеты. Потом перешли на культурную автономию. Говорит, в Латвии она принимает формы какого-то своеобразного гетто.

Проводил, взялся за работу. Почта. Неоплаченное письмо из Шанхая. Надо платить 64 сента. Колебание. Уплатил. Оказывается, почетный билет какой-то особой воинской организации. Девиз ее: «Благо Родины превыше всего». Эмблема: Георгий Победоносец, поражающий змия. Официальное название – «Центральный комитет Особо-Военной организации по борьбе с коммунизмом». Председатель – А. А. Кижло. В билете-книжке ни одной подписи, ни одной надписи... Жаль 64 сента.

Другой сюрприз. Явилась дама от Общества психических исследований звать в коммуну. Оказывается, предполагается устройство коммун «для ликвидации безработицы и для преодоления материализма». Коммуна живет по принципу «один для всех, все для одного». Денег не будет. Будут талоны и многое другое. «Планы все разработаны».

Спрашиваю: «А Вы про Ш. Фурье и Р. Оуэна слышали?» Понятно, нет. Длинный разговор. Сколько наивности в ее словах и утверждениях!

Знамение времени – ищут. «Взыскуют Града».

 

3 сентября. Четверг.

У нас в Ревеле гостят рижане. Сегодня шли «Артисты». Танцовщица Бонни любит комика-акробата Скида и хочет его славы. Славу ему должен дать Нью-Йорк. И она пришла, эта капризная женщина – слава. С нею пришла разлука Бонни и Скида. Он стал спиваться. Через два года ни одна труппа не хотела принимать опустившегося Скида. Бонни, выходящая замуж за скотовода-богача, пытается спасти Скида. Она решает вновь взяться за свою карьеру. Приходит в сад, где играет Скид, и обещает ему свою помощь. Глубокий обморок Скида или смерть под занавес – вопрос, с которым уходит зритель.

Какая-то изорванная пьеса. Жизнь артистической богемы. Штенгель хороша. Юровский восхитителен. Все же пьесу можно было и не ставить.

 

4 сентября. Пятница.

«Вишневый сад». Старые и дорогие лица. Безвольная барыня Раневская. Такой же Гаев. Екатерина Осиповна Бунчук и Иван Федорович Булатов. Законченное художественное целое: старое поколение уходящих из русской жизни людей. Фирс с его формулой «мужики при господах, господа при мужиках». Кременецкий дал хорошего Фирса. Цельный и сильный образ. Молодежь – Е. О. Рюдберг (Аня), студент Трофимов (Долин). Первая – приличная Аня. Трофимов слаб – не горит сам, где же ему зажигать других. Лопахин (Александр Алексеевич Вырубов) своеобразен. Осюртученный мужик, которому мешают руки. Красивый и сильный Лопахин у Вырубова.

Раневскую и Гаева жаль сердцем. Разумом – с Лопахиным. Дивный спектакль: будит многое, заставляет думать о многом. «Вся Россия – вишневый сад», – говорит Петя. Там тоже орудуют свои Лопахины сейчас. Нет, не Лопахины, а другие... «Эх, ты, недотепа

 

5 сентября. Суббота.

«Я убил». Пьеса со слабой динамикой. Действия в ней мало. Но по содержанию глубока. Ее конечный вывод: человека убивать нельзя. Не нов он, Христос сказал: «Не убий». По времени пьеса.

Француз Марсель убил на войне Германа (немца). И это так мучит Марселя, что он живет одной мыслью искупления своей вины. Пролог – исповедь у аббата. Очень сильная сцена. Аббат не понял Марселя. Или не хотел понять. Отнесся к ней по-казенному. Марсель идет в Германию. Разыскивает семью Германа. Он хочет открыться отцу и матери Германа. Но видя их горе, не решается. Лжет против желания: не убийца, а друг Германа. Старики привязались к Марселю. И лишь Анжелика, невеста Германа, прежде догадывается. Позже узнает правду от Марселя. Он наконец нашел силы сказать ей про себя. Его решение – самоубийство. Но Анжелика дает ему другой выход – остаться и заменить старикам Германа. Марсель остается: «Я останусь навсегда в Германии, как остался навсегда Герман во Франции», – его последняя фраза.

Марсель у Вырубова внешне сдержан. Горит большой внутренней болью. Недосказанная фраза часто сильнее сказанной. Марсель запоминается навсегда. Левитская – мать Германа – набросала глубокий образ любящей матери. Она – просто мать, не немка, а мать. Отец Германа (Булатов). Это, прежде всего, немец, патриот, нежелающий видеть француза, своего врага. И лишь постепенно сдавшийся. Анжелика (Бунчук) вся в мимических паузах. Бунчук – большая артистка.

После спектакля собрались в Русском клубе артисты и правление Союза русских просветительных обществ. Пили, ели, спорили на разные темы. Вырубов: «Нет русской нации. Есть буряты, татары и черт знает кто».

 

6 сентября. Воскресенье.

Дневной спектакль – «Чудак» Афиногенова. Второй раз в Ревеле. О нем есть запись раньше. Чудак – Волгин (Вырубов) – энтузиаст советского строительства. А вокруг него советское болото. В итоге, чудака «ушли». С ним остался только любимый пес. С ним чудак и ушел в Луганские степи на строительные работы.

Сочен Дробный, директор фабрики, из пекарей (Булатов). Хороший образ Трощининой Анны Лукиничны (Бунчук). Коммунистка из сортировщиц. Председательница фабзавкома. Сима Мармер – еврейка, которую довели до самоубийства, у Крыжановской законченнее, сильнее, нежели у Чаадаевой. Первый раз эту пьесу ставили у нас рижане 9 апреля того года. Горский Токаржевича давал больше, нежели у Долохова. Вообще жаль, что Токаржевич уехал в Россию. Молодой совсем, но хороший артист, успевший в каждой роли найти главное. Из других молодых следует отметить Шаховского. Его Рогачев в «Чудаке» запоминается.

Вечерний спектакль – «Человек с портфелем». Тоже советская пьеса. Сильная, глубокая по содержанию, дающая ответ на вопрос: можно ли работать с большевиками? Ответ отрицательный. Тема последнего доклада профессора Гранатова «Интеллигенция и Октябрь» говорит о трагедии всей русской интеллигенции, пытавшейся принять Октябрь. В итоге – выстрел и смерть. Самоубийство – удел Гранатова. Для других выходом оказалась смерть в Чека, или в ссылке. Все же смерть. Юровский-Гранатов – незабываемый образ. Чаадаева – хорошая комсомолка.

Интересно отметить отношение публики. Артисты дали битковый сбор. Много представителей ревельской буржуазии. На «Вишневом саду» и советских пьесах первые ряды пустые. Буржуа не хотят портить свою кровушку тяжелыми переживаниями. Не хотят и не идут. Зато много молодежи.

У Астарова вторые роли. Хороший, вдумчивый артист.

 

9 сентября. Среда.

Стук в дверь. Какой-то робкий. Отворяю. У порога жмется пожилой, обстрепанный человек. Прошу садиться. Сел как-то боком. Все время хватается за голову, говорит странно, сдавленным голосом: «Без работы, двое детей, жена. Послали к Вам...» Говорю, что работы у меня нет. Сам бьюсь. Даю деньги. Предельная радость.

Оказывается, эмигрант, бухгалтер. Некий Евгений Ийк.

Что-то надо делать в порядке самопомощи. Таких сейчас много. Комитет эмигрантов бездействует. Положим, вместо Комитета – труп.

  — •• —

Вечером предпоследняя гастроль рижан. «Игра» – комедия Ильи Сургучева.

Директор большого игорного казино рвет и мечет: «проклятый русский» обыграл казино на 6 миллионов. Их надо вернуть. Директор командирует двух артистов (ее – Бланш, его – Бертрана) заманить уехавшего русского обратно в казино. Бланш и Бертран удачно играют. Но Бертран портит игру. Он влюбился в Бланш и ревнует к русскому. В один непрекрасный момент срывает маски. Тут же вертится вторая пара – профессор и его дочь. Тоже подосланные директором. Бланш влюблена в русского. Дочь профессора все же заманила русского обратно в казино. Тому опять везет. Директор неистовствует. Зовет русского к себе в кабинет, где собрались все артисты. Пришел. Вдруг полиция надевает русскому наручники. Бланш плачет и соглашается идти с русским на каторгу. Оказывается, играл и русский, чтобы проверить любовь Бланш. Конец – шампанское на обручении русского и Бланш. «Да здравствует любовь, счастье и театр», – последние тост Бертрана.

Веселый пустячок. Остроумно построенный, хорошо разыгранный. Шпенгель очаровательна. Хорош Вырубов. Долохов слаб. Завтра последняя гастроль.

 

3 декабря.

Приехал Виктор Эмильевич Брунс. Его я впервые увидел в Праге в 1924 г. Сейчас сильно постарел. Разговорились. В русской Праге настроения неважные. Живется туго. После лекции небольшой компанией отправились в Клуб шоферов. Поболтали. Виктор Эмильевич после пары рюмок водки загорелся. Стал вспоминать минувшие дни. Славный старик – общий наш отзыв. Не ценит С. Н. Прокоповича.

Виктор Эмильевич – бывший петровец, кооператор, общественник, агроном-животновод. Или, по его терминологии, зоотехник.

 

4 декабря.

[«Последний акт» А. С. Пордес-Мило]. Мелодрама не из важных. Стара. Внешне хорошо поставлена. Много эффектных моментов. Ведринская великолепна. Артистка, отрицающая старость. С рижанами приехала новая артистка – О. М. Южакова. Хорошая сценическая внешность. Об остальном судить рано.

Унгерн – режиссер рижан. Умный, талантливый. Автор ряда инсценировок. Завтра идет его переделка «Угар».

 

5 декабря.

[Пьеса по роману Д. Фибиха «Угар»]. Советский быт – дикий и страшный. Мать живет с сыном (не родным). Отец стреляет в родного сына. Убийство инженера Болта в целях грабежа. Убита и его родная дочь Валя.

С постановкой справились. Расхолаживали лишь антракты. Бунчук отяжелела для роли Нины Николаевны. Та моложе и менее озлоблена. Смена, от которой не поздоровится отцам.

 

6 декабря.

«Биржевик» – комедия из жизни американских евреев. Лазарь – горе-биржевик. Но за него счастье. И он разбогател. Яковлев дал великолепного Лазаря. Перевоплотился в него. Остальные приличны. Вечер смеха.

 

8 декабря.

[«Волки и овцы» А. Н. Островского]. Хороший вечер. Полный театр публики. Битком. Адреса и речи. Торжественно и трогательно. Несколько слаба Кондорова. Не нашла нужного тона Южакова (Купавина).

После спектакля – банкет в «Глории Дансинге». Мило, весело. Много света, музыки, смеха. Со мной дама – Зинаида Яновна Тамм. О ней как-нибудь особо. Быть с нею для меня удовольствие.

 

12 декабря.

Автором «Ста дней» считают Муссолини. Все же пьеса неважная. «Агитка» против парламента и за твердую власть. Запоминается Наполеон Юровского. Фуше-Яковлев, по моему, исторически не выдержан. У Яковлева Фуше только властен, подчеркнуто властен. Скучный спектакль.

 

13 декабря.

[«Китаянка» В. С. Моэм]. Экзотика. Дези – дочь смешанного брака белого и китаянки. Она тянется к белым всем существом. Однако связи, веления крови, быт оказались сильнее – Дези уходит к китайцу, «он был первым ее обладателем».

Яркая Амаа у Гавайской. Бунчук не совсем удался гримм.

 

24 декабря.    

Сочельник. Вечер. Елка. Дед Мороз с мешком, полным игрушек все для одной счастливицы – внучки профессора Тамм. Я за Деда Мороза. Одевают меня в доспехи Деда три милых женщины. Дочери профессора.

Семья, которая дала мне за истекший год много. Ян Денисович Тамм – директор Ревельской консерватории. Когда-то работал в Петрограде вместе с А. К. Глазуновым. Его супруга Екатерина Флоровна – хорошая русская женщина. Молодежь. Ольга – студентка Юрьевского университета, блондинка с голубыми глазами, несколько хищным носом. Лидия Яновна – молодая женщина, жена морского офицера, мать Иры, ради которой пришел Дедка Мороз. Наконец Зина – жена русского эмигранта-казака, хориста из хора Жарова. К ней меня тянет. Высокая, стройная, блондинка. Простая, русская семья, где славно дышится.

Зиночка стоит внимания. В ней странно сочетались доброта, какая-то хищность, любовь к приключениям и женщина в ее специфической особенности.

 

31 декабря.

Залитый светом зал «Глории Дансинг». Женские туалеты. Мужские фраки и смокинги. Запах духов. Музыка. Тосты. Смех. Танцы. Флирт. Обстановка, в которой встречаю Новый год. Компания небольшая: Лидия Яновна с мужем, Зина и я. Но как тихо и хорошо на душе! Сказал Зине, что она в моей жизни произвела переворот. Смеется...  

 

1932 год.

 

1 января. Пятница.

Что он сулит, 1932 год? Разум говорит: «Ничего особенного». А так хочется этого особенного.

 

5 сентября. Понедельник.

Не тянуло к тетрадке. А за восемь месяцев, что прошли, записать было что. Бог с ними.

Опять гастроли рижан. Большая радость. В прошлом году лентяйничал – их апрельская гастроль не отмечена. Делаю это задним числом.

6-16 апреля 1931 года.

«Женщина, о которой говорят» Д. Никодеми. Шпенгель можно любоваться всегда.

«Добрая фея» Ф. Мольнара. Крыжановская в светских ролях слабее, нежели в русских бытовых. В них она запоминается.

«Три сестры» А. П. Чехова. «В Москву, в Москву...» – ваше желание и мечта. Оно и нынче эмигрантское.

«Балерина короля» Пресбера и Штейна. Как молода и хороша Ведринская! Завидная у нее способность быть молодой. Бесподобна, не налюбуешься.

«Лес» А. Н. Островского. Несчастливцев и Счастливцев остаются в памяти надолго. Уходил со спектакля нехотя. В Ревеле любят Островского. Ой, любят.

Досадно, что часть программ, видимо, затерялась. Вероятно, куда-нибудь засунул. Лодырь...

Вчера – первая гастроль рижан. На сцене «Таланты и поклонники».

Негина – бедная, не талантливая артистка, красавица, бьется, не желая идти в наложницы. Она отвергла притязания князя. Тот мстит мелко и жестоко. Бьет ее по карману, срывая бенефис. Положение спасает Великатов.

Какой хороший спектакль! Радость сидеть в зале. Ведринская и Мельникова чаруют. Нароков увлекает. У Юровского удивительно простой и теплый, задушевный тон. Громилов крепко засел в памяти. Слаб Великатов.

Зашел после спектакля за кулисы. Говорю, что рады приезду рижан. Это де наш праздник. Благодарю за «Таланты и поклонники». Яковлев: «В Ревеле Островского любят. В Риге – так себе». Барабанов – милый, предупредительный, видимо, с большим тактом человек. Целую ручку Мельниковой за Домну Пантелеевну. […]

[«Отелло» В. Шекспира]. В центре внимания – Отелло (Папазян). Высокий, мужественный, черный, страстный, жуткий – такой Отелло у артиста. Папазян для нас новичок. Армянин по национальности, он вырос не то в Италии, не то во Франции. По-русски говорит с сильным акцентом, часто неправильно. Талант беспорен. Хорошая мимика, продуманный жест. Большой темперамент. Дездемона очень слаба. Роль не для Чаадаевой. Слаб Яго. У него не чувствуется ни яда, ни чувства мести, которым он горит.

  — •• —

Мария Андреевна Ведринская – советская гражданка, родилась в Харькове 7 августа 1888 года.

 

7 сентября. Среда.

[«Страх» А. Афиногенова]. Восемьдесят процентов советского населения живет страхом. Слава профессора Бородина. Тут основной смысл пьесы. Столкнулись политика и наука.

Поставлена хорошо. Но остается досадное чувство за шумливость и крикливость. Это я отметил и в разговоре после спектакля с Ю. Яковлевым, Ченгери и Юровским. Пьесу несколько срезали. Почему Кимбаев должен быть полуидиотом – не пойму.

Хороша Наталка у Александровой. Какая смесь политграмоты и детскости!

Народу так много, что яблоку упасть негде.

 

8 сентября. Четверг.

[«Казнь» Г. Ге]. Кэт у Бунчук ярка. Папазян дал другого Годду, не ходульно благородного, а глубоко человечного.

 

11 сентября.

[«Трижды Маргарита» Ф. Швиферт]. Три холостяка живут в одной квартире: артист, коммерсант и женский врач. Дружно живут. У них слуга Жан. Все трое попали в сети одной – Мары, Риты-Маргариты. Отсюда некоторые смешные положения. Потом оказывается, она – Эмми. Убогая пьеса. Оригинален лишь первый акт – приятели у себя дома за чаем. Хорош Жан у Астарова.

 

Воскресенье. 11 сентября. Вечер.

[«Скользкий путь» О. Дымова]. Убогая пьеса. Тема взята от холостячки. Натянутый конец. Можно было и не показывать. В довершение всего – Берлин и еврейская семья.

Пьеса для Бунчук. Ее Клара – женщина в опасном возрасте, очень яркая. Врезается в память.

Отмечу Александрову. Молодая артистка дала два разных образа. Наташки в «Страхе» и тут – Тею. Оба хороши.

 

13 сентября. Вторник.

[«Женитьба Белугина» А. Н. Островского и Н. Я. Соловьева]. Юровский-Андрей и Штенгель-Елена – какая чудная пара! Прибавьте сюда красочное «обрамление» – старики Белугины, Сыромятовы и др. – получится одно большое художественное наслаждение. За такой спектакль рижанам большое спасибо. Дивный.

 

9 декабря.

Нежданно и негаданно появилась представительница молодежи – Зинаида Алексеевна Шаховская (по мужу – Малевская-Малевич). До 14-го пробыла в Ревеле. Прочла здесь доклад о «молодой русской литературе». Евразийка, подвижная в действии и, видимо, мыслях. Есть что-то в лице семитское. Цель поездки неясна. В общем, внесла некоторый сумбур в мой уклад. Помог ей в ее мелких надобностях. Грешный человек – все бродила мысль: не самозванка ли?